— В смысле с мужчинами такое случается? — тихо уточнила я, ещё пребывая в состоянии диссонанса. — Вик, почему так?
Я же помнила как у нас все было иначе.
Я же помнила как мы начинали встречаться.
Я тогда школу заканчивала, одиннадцатый класс, а он пришел к своему другу, который учился в моей параллели на последний звонок, на выпуск, и увидел меня.
И весь вечер пробыл со мной, а потом мы подали заявление в ЗАГС. Нам не нужно было много времени для того, чтобы решить, что мы друг с другом. Вик был на три года старше, уже учился и снимал комнату в общаге…
Вспоминая всё это и сопоставляя с тем, что сейчас творилось, я не могла понять всю ситуацию.
— С мужчинами такое случается, по причине того, что иногда они разделяют любовь и секс, — чеканя каждое слово произнёс Виктор и меня затрясло.
— Как ты смеешь такое говорить?
— А что ты хочешь от меня услышать? — уточнил муж и закрыл чемодан, прошуршал молнией, словно змея хвостом. Я зажала уши ладонями. — Ты что хочешь услышать от меня, что это всё не я, меня околдовали, опоили, оговорили?
Он даже сквозь зажатые уши умудрился достучаться до меня…
— Вик, лучше пусть будет так…
— Знаешь, что Зоя, я конечно не самый хороший человек в этом мире, но трусом я не был никогда. Если ты уж обо всём узнала, у меня достаточно мужества, чтобы сказать тебе в лицо: да я тебе изменял. А вот играть, рассказывать о том, что меня подставили, нет уж, увольте, я мужик и я могу взять ответственность за свои поступки…
— Ответственность за свою семью ты на кого скинул? — тихо переспросила я, не понимая почему Виктор так поступил, чего ему не хватало браке со мной, все было у нас, была такая жизнь, которая мало кому достается…
— Если бы я хотел ответственность за свою семью на кого-то скинуть, то мы бы сейчас с тобой не разговаривали, — обрубил Виктор и потянулся за моим чемоданом, поднял уроненное мной платье, рассмотрел он на свет, цыкнул языком и заметил между делом. — Это не возьмём, оно слишком вульгарное…
Как он мог вообще сейчас стоять и думать о нашем отпуске, когда здесь такое…
— Ты можешь хотя бы прекратить складывать вещи? — тихо спросила я и покачнулась, бросила взгляд на кресло, которое стояла возле тумбочки. Я сделала шаг и упала в него.
— Почему я должен прекратить складывать вещи, ты сама просила собраться заранее, я собираюсь, — словно бы ничего не произошло заметил Виктор.
— Ты реально сейчас ничего не понимаешь? О каком отпуске может быть речь, когда у тебя такое… — я взмахнула рукой, имея в виду, что увидела у него в телефоне…
— Зоя, я тебе повторяю, если бы я хотел скинуть с себя ответственность за свою семью, мы бы с тобой не разговаривали, но если мы с тобой разговариваем значит никакой ответственности я не скидывал, соответственно скидывать я её не планировал никогда, поэтому я считаю тебе не стоит обращать внимания ни на какие сообщения. Мы с тобой планировали Мальдивы мы с тобой летим на Мальдивы…
Цинично так, что у меня сердце зашлось бешеным ритмом.
— То есть ты считаешь, что мне не надо ни на что обращать внимания, закрыть глаза, зажать уши… — я не договорила. В этот момент Виктор развернулся ко мне, сложил руки на груди и продолжил:
— И начать собираться в отпуск, Зоя… — закончил жёстко, а я прижала ладони к щекам.
— И продолжать быть наивной влюблённой дурой, которая двадцать пять лет сильнее чем в бога верила в тебя, так? А ты в это время будешь непонятно с кем, со своей вот этой, которая даже у тебя никак не записана в телефоне, между одеялком и простыней развлекаться, так? — мне кажется у меня вся речь была построена чисто на автомате, потому что я не понимала до сих пор в какой ситуации оказалась.
— А что ты мне предлагаешь, собрать вещи и уйти? — усмехнулся Виктор, заставляя меня всю похолодеть. — Или как, на колени встать, вымаливать прощение, бить кулаком в грудь, что меня опорочили…
Я покачала головой отказываясь воспринимать все слова Виктора за чистую монету.
В нём говорила злость, в нём говорило раздражение, что я узнала, что женам знать не дано было. Я разрушила его слаженный быт, у него же мухи отдельно, котлеты отдельно, семья это семья, а любовница это…
— Тебе не надо собирать вещи, они уже собраны, — тихо заметила я, прижимая ладонь между ребер, потому что казалось будто бы сердце стало перемещаться внутри от бессилия, от разрывающей агонии…
Викторов вскинул бровь, провел пальцем по щетине и глубокомысленно заметил:
— Я что-то сейчас не понял, на что это ты намекаешь?
— А я не намекаю, я прямым текстом говорю, что вещи у тебя собраны…
— А я тебе ещё раз повторяю, что я ответственность за свою семью ни на кого перекладывать никогда не собирался и что с мужчинами такое случается, что они делят любовь и секс. И ничего в этом страшного быть не может, а оправдываться ни за что я не собираюсь. Мне не пятнадцать лет, это раз. И два, если уж я ни на кого не переложил ответственность за свою семью, то ты должна понимать что развода не будет, ты же не собираешься на пятом десятке стать разведенкой?
Слова ударили так больно, что я не нашлась что ответить в первый момент и почему-то из всего пришедшего на ум я смогла только уточнить:
— Чем она лучше, почему, Вик, почему ты мне изменил?
Я спросила это и ответ боялась услышать.
Я боялась, что он сейчас мне выкатит какой-то нереальный мифический список, но главным недостатком будет тот факт, что у нас всего лишь одна дочь…
Воспоминания острыми вспышками всплыли в голове. Я чтобы не зареветь, чтобы не показать своих слез, сдала руки в кулаки.
Три года назад Виктор так уговаривал родить ещё одного ребёнка, он просил меня, шептал:
— Зоя, это будет наш ребёнок, продолжение меня и тебя. Розе мы уже не так нужны, а младшей будет с нами, неужели ты не хочешь?
Я сильно хотела второго ребёнка.
Когда мне было двадцать пять я так сильно хотела второго ребёнка, что чуть не сошла с ума от того, что мы не могли его завести. Я безумно хотела родить Виктору сына, но дочь мне обошлась безумно дорого. Настолько дорого, что пьяный акушер в государственной больнице чуть не отправил и меня и дочь на тот свет, когда началась кровотечение. А у него руки тряслись, потому что в ночную смену я попал и тогда у нас не было невозможности рожать в частном порядке. Да и частных клиник тогда толком не было.
Мне вычистили все что могли. Лёжа на операционном столе я ещё думала о том, что скорее всего больше родить не смогу, мне вероятнее всего удалят матку, но реанимационная медсестра смогла выправить ситуацию и одному богу ведомо, что она сделала, чтобы вытащить меня и Розу с того света.
А в двадцать пять я вдруг поняла, что не могу забеременеть. В тридцать я начала лечиться как чокнутая, как умалишенная, но всё равно ничего не происходило: беременность не наступала. К сорока мне кажется я пришла к тому, что готова была даже ребёнка из детского дома взять, ведь два эко были неудачными…
Буквально три года назад Виктор уже отчаявшись просто просил меня согласиться на второго ребёнка, даже не догадываясь, что половину этого ада прошла я одна, а он присоединился только когда встал вопрос об искусственном оплодотворении.
И я боялась, что он сейчас скажет, что у него любовница, потому что ему нужен второй ребёнок. Но Виктор ударил меня похлеще чем кулаком, произнеся всего несколько слов, которые разорвали моё сердце на куски.
— Такое с людьми случается, что они просто ничего не чувствуют…
Я вся сжалась, обняла себя руками, зажмурила глаза, чтобы не видеть и не слышать ничего.
— И поэтому ты изменил, потому что больше ничего не чувствуешь?
Виктор склонил голову к плечу, выдохнул и заметил:
— Но это не означает,что любить свою семью я перестал, поэтому выброси глупости из головы, тебя эта часть моей жизни не касалась и касаться не будет, у нас с тобой годовщина свадьбы…
— Виктор, — дрожащим голосом воспротивилась я. — У нас с тобой не годовщина и отпуск, у нас с тобой начинается развод…
— Нет… — между делом бросил муж и наклонившись вытащил мои балетки из коробки, развернул их ко мне и уточнил: — Вот эти берём?
Глава 2
— Знаешь что, Вик, — тихо прошептала я, поднимая взгляд на мужа, — балетки мои положи на место, а в отпуск с собой бери свою любовницу.
Произнеся это, я подвела какую-то моральную черту, все-таки признавая тот факт, что мой муж предатель, изменник и чудовище, к тому же отъявленный циник и моральный импотент.
Виктор склонил голову к плечу и вскинул бровь.
— Зоя, что это сейчас за похоронное настроение?
— А мне что тебе, цыганочку с выходом станцевать?
На языке проступил металлический привкус, как будто бы я сама себя укусила и теперь ощущала во рту кровь.
— Я считаю, что тебе нужно сохранить хотя бы лицо передо мной, по той простой причине, что ничего дерьмового не случилось, Зои… — Виктор отбросил в сторону мои балетки, и я прикрыла глаза, вспоминая, что покупала их специально под белое платье, летний сарафан, просто с вышивкой из японского бисера по низу подола. А на балетках был похожий рисунок, и обувь загремев по полу, так задребезжала этим бисером, что мне хотелось зажать ладонями уши.
Я готовилась к этому отпуску как будто бы к свадебному путешествию, словно бы мы должны были обвенчаться на побережье под шум моря. А сейчас, вместо того, чтобы планировать все это я с ужасом осознала, что ничего не будет, абсолютно ничего, о каком отпуске может идти речь, о каких Мальдивах может идти речь, ему любовница написывает.
— То есть, по-твоему, женщина, которая пишет сообщение мужу это «ничего не случилось». То есть, по-твоему, признание в том, что у тебя есть другая это «ничего не случилось». То есть ты считаешь, что твоё безапелляционное заявление о том, что развода никакого не будет из-за твоей измены это «ничего не случилось».
По мере того, как я задавала вопросы, мне казалось, у меня внутри поднималась какая-то буря из негодования, злости, обиды, непонимания.