Спустя двадцать пять лет метафора, очевидно, уже нуждается в пояснении — автор «Социалистической индустрии» намекает, что брежневские буквы уже исчезли, а брежневский дух в бывшем городе Брежневе пока остался и нуждается в выкорчевывании. Вот еще одна красивая цитата: «Из своей поездки я привез несколько фотопленок, запечатлевших спрятанные от посторонних глаз особняки, виллы, дачи, где резвилась и жирела, развратничала и развращала других, делала карьеру, вершила прочие дела так называемая привилегированная прослойка местного масштаба. Когда мы попали туда, поразила воображение не рокфеллеровская роскошь увиденного. Запомнились более всего люди, до недавнего времени услужавшие (так в тексте. — О.К.) кругу избранных. Поразила печать добровольной рабской преданности бывшим хозяевам, запечатленная на иных лицах».
Времена тогда были голодные, но оптимистические, очерк о бывшем городе Брежневе заканчивался, конечно, хэппи-эндом — собственно, это видно и по прошедшему времени глаголов «резвилась», «жирела» и «развратничала». Плохих парней из номенклатуры выгнали, хорошие пришли, перестройка необратима, ура.
Спустя двадцать пять лет я читаю интервью нынешнего мэра моего родного города Калиниграда, которое он дал лояльной ему газете. Вот прямая ссылка на этот текст; как-то особенно зубоскалить по его поводу мне совершенно не хочется, интервью взято моим первым в жизни главным редактором, и я меньше всего хочу, чтобы на меня кто-нибудь обижался; в данном случае это было бы, как говорится, кармически плохо.
Но просто оцените саму конструкцию — «в гостях у семьи мэра Калининграда в Каннах», и дальше просто, как само собой, подробный рассказ о том, как семье мэра живется на Лазурном берегу. Как-то по умолчанию подразумевается, что этот сюжет не вызовет никакого политического скандала и никакого возмущения в подведомственном мэру городе. «Да, мы такие, и что?» Карикатурный, анекдотический сюжет, так вообще не бывает — сочетание должности (мэр, начальник города, всякое там ЖКХ, общественный транспорт, отопительный сезон, ямочный ремонт и какие еще бывают ассоциации со словом «мэр») и места (Лазурный берег — малиновый пиджак на теле Европы, «а я иду такая вся в Дольче Габбана»). Скандал, зашквар, провал на любых выборах, конец политической карьеры — но не в нашей реальности, потому что в нашей-то все нормально. «В гостях у семьи мэра Калининграда в Каннах», на этой картинке всё так.
И чего я боюсь — что на этой картинке и в самом деле все так. Если что-то никому не кажется возмутительным, значит, оно возмутительным и не является, просто — вот такая новая норма. Наверное, за тринадцать лет что-то важное сломалось в сознании русского общества, и есть подозрение, что эта поломка необратима. Просто вопрос: что должно произойти, чтобы русские вдруг поняли, что семья мэра в Каннах — это скандал? Есть версия, что ничего произойти уже не может; я склонен придерживаться этой версии.
И, наверное, поэтому я и начал сегодня с очерка о бывшем городе Брежневе в газете «Социалистическая индустрия» двадцатипятилетней давности. Хочется сейчас завернуться в эту «Социалистическую индустрию» и улететь в ней в 1988 год. Тогда было хорошо, а больше хорошо никогда не будет. Ни-ко-гда.
88 процентов
Говорят, нарышкинская Госдума снова приняла скандальный закон, легализующий то ли людоедство, то ли что-то еще в этом роде. Все, конечно, взволнованы — как же так, что же теперь будет, что все это значит?
Правильные ответы: никак, ничего не будет, ничего не значит. Может быть, единственное огорчительное, что есть в новостях из Госдумы — это количество хороших, в общем, людей, готовых всерьез спорить с тем, что они там еще наштамповали.
Послушайте. Эти же или примерно эти же люди еще три года назад говорили нам про модернизацию и про Сколково. Они же или примерно они же говорили о национальных проектах, об удвоении ВВП и Бог знает, о чем еще, о чем и мы, и они много лет как благополучно забыли. Время от времени меняются лица. Вчера был Железняк, сегодня Мизулина, завтра будет эта ставропольская телеведущая с огромными губами, имени которой мы пока не запомнили, но скоро обязательно запомним и станем горячо доказывать друг другу, что она неправа. Как будто люди, которые говорят по написанному кем-то за них, могут быть правы или неправы.
Мы сосуществуем с этими людьми много лет, мы должны были уже выучить, что слова этих людей ничего не значат, и что эти люди говорят ровно то, что велит им администрация президента. Недавно я написал, что легко представляю, как сын депутата Мизулиной станет депутатом и легализует в России гей-браки. Меня поправил кто-то из читателей — мол, не сын, а сама Мизулина и легализует. Да, так точнее — именно сама, ей даже проще, она ведь уже депутат.
То же самое, между прочим, относится и к социологическим опросам. Как раз Мизулина называет цифру — 88 процентов россиян, оказывается, поддерживают очередной архаизаторский закон. И все, конечно, ахают — 88 процентов, как это ужасно, Германия тридцатых, ужасный народ и так далее. Стоит, я полагаю, поискать опросы 2007 или 2009 года и посмотреть, каков был процент одобряющих модернизацию или приоритетные национальные проекты — можно предположить, что на вопросы прошлых лет положительно отвечали буквально те же люди, которые сегодня одобряют антигейский закон, и которые завтра (вот уж в чем невозможно сомневаться) так же единодушно поддержат легализацию гей-браков. Можно даже сказать, что чем выше процент граждан, не глядя поддерживающих любую инициативу властей, тем спокойнее общество примет любую революцию; сильное пассивное большинство — самая надежная гарантия будущих перемен. Именно эти вечно лояльные люди скажут свое веское «да» любому, кто придет на смену Путину. Это 88 процентов надежды. Чем больше в стране людей, которые всегда и по любому поводу говорят «да», тем меньше нужно людей на площади.
Главное, на чем сегодня держится власть со всеми своими людоедскими законами и скандальными инициативами — это как раз та пионерская готовность оппонентов реагировать на каждый пункт галлюциногенной повестки Кремля, готовность становиться массовкой для передачи «Вести недели» и искренне расстраиваться, что им не повезло с народом.
А с народом как раз повезло. 88 процентов — это очень, очень много!
Закон Паука-Джигурды
Прошлой осенью, перед химкинскими выборами, твиттер одной моей знакомой ветеранши прокремлевских молодежных движений превратился вдруг в вестник химкинских дел — ну, бывает так, когда человек вдруг начинает писать о магазине «Утконос», и ты понимаешь, что ему за это платят. И моя знакомая тоже вдруг стала назойливо писать о Химках, в основном о том, как отвратительна оппозиционерка Чирикова, которая тогда выдвигалась в мэры этого города, и как выигрышно смотрится на фоне Чириковой крепкий хозяйственник Шахов, кремлевский кандидат.
Однажды кто-то в том же твиттере спросил меня про эту знакомую — где, мол, она сейчас работает, — и я, не задумываясь, ответил, что известно где — у Шахова на химкинских выборах, и когда она писала мне в ответ, что нет, не работает она у Шахова, я ей, конечно, не верил, и думал, что она меня бессовестно обманывает.
На самом деле ошибся я. В штабе Шахова она не работала. Работала она в штабе Паука, трэш-музыканта Троицкого, которого, в свою очередь, наняли кремлевские технологи, чтобы он, изображая кандидата в мэры Химок, создавал у обывателя ощущение, что все, кто идет тягаться на тех выборах с Шаховым, такие же трэш-деятели, как Паук. И когда я сегодня читаю в новостях, что Паук собирается теперь на выборы мэра Москвы, я думаю о той своей знакомой — вот и еще раз она поработает на выборах, не умрет, стало быть, от голода, хорошо.
Где-то около Паука в российской общественной иерархии стоит артист Джигурда, про которого сегодня тоже пишут в новостях — Джигурда, видите ли, поддержал активиста Максима Каца в борьбе против реконструкции Ленинского проспекта. «Расширять Ленинский проспект — то же самое, что расширять вагину», — говорит Джигурда, и слова Джигурды расползаются по социальным сетям, потому что в социальных сетях любят слово «вагина». Московского пиарщика, придумавшего скрестить Джигурду с Кацем, я тоже знаю лично, и тоже, в общем, рад за него — напишет потом в резюме, что сумел остановить общественную кампанию против реконструкции Ленинского, и его возьмут за это на какую-нибудь серьезную работу.
Но есть при этом маленькая хитрость. Ленинский проспект будет реконструирован не потому, что в кампанию против его реконструкции вмешался Джигурда, а потому, что у департамента, ответственного за реконструкцию, сегодня больше аппаратных возможностей и денег, чем у департамента, который против и которому лоялен Кац. Шахов избрался мэром Химок не потому, что в выборах участвовал Паук, а потому, что Шахову и до выборов подчинялось в Химках буквально все, в том числе и избирательные комиссии. Думаю, единственный бесспорный результат участия Паука в выборах и Джигурды — в дискуссии о Ленинском состоит в том, что, судя по всему, Паук и Джигурда заработали на этом какие-то деньги, ну и мои знакомые, которые в этом участвовали, тоже заработали. Никакого другого результата нет, и быть не может.
Потому что пиар в России — это не тот пиар, о котором написано в переведенных с английского учебниках, и даже не тот, который воспевал когда-то писатель Пелевин. Пиар в России — это сентиментальная формальность, просто так положено, что надо на него тратиться. Мы убьем одного кандидата, подкупим второго, арестуем третьего и еще наймем Джигурду и выиграем выборы — вау, мы крутые пиарщики. Рамзан Кадыров, судя по его инстаграму, тратит на свой пиар какие-то ощутимые деньги — как будто без этого инстаграма и без пресс-туров из Москвы ему бы угрожало поражение на выборах или, не дай Аллах, падение рейтинга.
И когда кто-нибудь сядет писать учебник по пиару для российских специалистов, пусть он, можно даже без ссылки на меня, впишет в этот учебник главный закон русского пиара, который должен звучать примерно так: пиар в России — как правило, дорогостоящее и всегда бессмысленное приложение или к административному ресурсу, или к вбросам на выборах, или к полицейскому террору, или еще к чему-нибудь из этого ряда. Возможность повлиять на что угодно с помощью воздействия на общественное мнение в России не доказана и вряд ли существует.