метода. Но и сам этот «новый метод», оказывается, исходит из исследовательского опыта предшественников, поскольку феноменологический априоризм структуралистов основан на реальных достижениях сравнительно-исторического языкознания и есть всего лишь переформулировка уже известных закономерностей с точки зрения структуры, а не происхождения; такая же переформулировка всё тех же закономерностей происходила во второй половине XX века, когда выяснилась необходимость изучить функцию описанных структур, уже прошедших полный цикл развития категорий и элементов языка и текста.
«Остранение» современной лингвистической теории, ее отстранение от философских проблем привело языковедов (шире – филологов) к остранению весьма странного характера. Это и эклектизм лингвистических работ, проистекающий от равнодушия к обобщающей идее, которая философски могла бы объединить разнородные методы и разрозненные факты в цельность научной теории (каковой теперь нет). Это и эмпиризм исследовательский – основной якорь, за который пытается уцепиться филолог в накоплении конкретных фактов. Конечной целью становится не познание истины, а представление своей личной правды; очень часто результат исследования оценивается как красивый («красивое решение»), так что и в этом отношении всё дело сводится всего лишь к эстетике представления накопленных материалов. Таковы три э!, которые смущают ум рядового лингвиста в его попытках разобраться в сущностных связях и отношениях, которые определяют предмет его профессиональных занятий.
К тому же путаница в терминологии оказывается здесь решающим фактором заблуждений. Термины отражают глубинные процессы в современном гуманитарном знании. Например, вхождение в экзистенциализм, логический позитивизм или феноменологизм, которое происходит подчас незаметно для молодого исследователя путем заимствования основанных на этих философских методах методик работы, сказывается на результатах исследования. Такие результаты кажутся обоснованными и достоверными только для тех, кто работает в контексте того же метода, – и абсолютно неприемлемы для сторонников другого метода. Дело оборачивается таким образом, что параллельно существуют несколько одинаково авторитетных направлений («школ»), разрабатывающих одни и те же факты, но одновременно и понятийный аппарат, и систему доказательств. Сам предмет исследования остается в стороне, и на первый план выходит объект описания в индивидуальной терминологической упаковке.
Так, равняясь на зарубежных коллег, иногда пытаются провести в нашей филологии идеи феноменологической философии. Подменяя предмет изучения (и здесь также) субъектом познания и постоянно смешивая представления о методике, методе и методологии, сводя всю цельность объективно существующего предмета науки к максимально частным абстракциям предельных его характеристик, нас незаметно увлекают от изучения языка как формы мысли в сторону «чистого» сознания. Схоластическая терминология и оперирование панхроническими (надвременными) типологическими признаками, не сведенными в синтетическую конкретность языка, усугубляют общее состояние неуверенности в теоретических основах современного научного языкознания (и филологии в целом).
В результате, в новых условиях филологи оказываются необеспеченными стратегически философской базой; традиции отечественной науки оказываются прерванными, поскольку ориентация на самоновейшие филологические концепции, воспринятые некритически, из вторых рук и без достаточной проверки на национально специфическом материале, отчасти разрушают органическую связь научной теории и практических ее приложений. В спешном порядке создаются свои собственные «теории», приложенные к конкретным наблюдениям, и такая самодеятельность также разрушает единое тело современной филологии как науки.
4. Преобразования
В «Философии русского слова» показано соотношение между различными компонентами семантического треугольника в увязке их с элементами концептуального квадрата. Реальный момент языковой коммуникации есть действительность речи, дискурс, в философском смысле это вещь, противопоставленная онтологической связи элементов логоса в семантическом треугольнике (слово – вещь – идея), которая есть слово и представляет собою не речь, но язык. Концептуальный квадрат есть гносеологическая модель постижения сущности идеи путем развития содержания понятия и объема понятия с доведением энтелехии движения денотата (предметного значения) и десигната (значения) до сущности в бесконечной точке концепта. Последовательность проникновения в концепт и его постижение описаны:
· экзистенциально – как реальность действительного процесса,
· феноменологически – как осознание его в его сущности и
· диалектически – в исторических противоречиях осознания двуединства семантического треугольника и концептуального квадрата.
Объектом анализа становилась
· форма, передающая смысл, – содержательная форма;
· форма, которая создает свой смысл, – идея;
следовательно, анализ начинался с целого идеи.
Целое идеи, существуя в сущности, в явлении предстает неясными очертаниями не-явного. Согласно коренному значению греческого слова ιδεια есть одновременно и образ, и понятие, и символ, и пока неясна специализация идеи в феноменальной явленности.
Идея амбивалентна, поскольку обозначает вещь и выражается посредством знака:
· отношение идеи к знаку есть значение (равно содержанию понятия; десигнат);
· отношение идеи к вещи есть предметное значение (равно объему понятия; денотат);
· освобожденное от идеи отношение знака к вещи есть смысл знака в контексте вещи.
Таким образом:
Знак – Идея: Значение
Идея – Вещь: Предметное значение
Знак – Вещь: Смысл
Знак со своим значением есть лингвистическая единица – слово; вещь со своим предметным значением есть логическая единица – имя.
· Взгляд с точки зрения вещи ставит идею и знак в отношение равноценности: знак = идее;
· взгляд с точки зрения идеи ставит в отношение равноценности знак и вещь: знак = вещи;
· взгляд с точки зрения знака ставит в отношение равноценности идею и вещь: идея = вещи.
Таковы исторически развивавшиеся точки зрения на соотношение общего и частного (сущности и явления):
· первый есть номинализм,
· второй – концептуализм,
· третий – реализм.
Если теперь связать воедино последовательные моменты феноменологических редукций от коммуникативного акта (вещи) до гносеологической сущности концепта (идеи) с показанным в схеме символическим размещением «углов» семантического треугольника (прежде всего – идеи и вещи), окажется, например, что:
· коммуникативный подход к языку есть целиком идея номиналистическая (она исходит от вещи и пытается увязать понятие со словом в тексте),
· а когнитивный подход к языку есть идея реалистическая (поскольку исходит из слова и ищет зависимость между идеей и вещью),
· в одинаковом их отличии от рационалистически концептуального подхода («слова и вещи»), согласно которому принцип смысла является основным содержанием филологии текста.
Поскольку позиция от знака-слова изучает соотношение между идеей и вещью, это есть процесс со-знавания существующих между идеей и вещью связей и отношений независимо от того, в каком именно виде они явлены (сущность и явление, слово и вещь, идеальное и реальное и пр.). Соотношение идеи и вещи подлежит психологической обработке со-знания. Поскольку позиция от вещи изучает связи и отношения между знаком и идеей, это – позиция по-знавания существующих между знаком и идеей связей независимо от того, каковы они в процессе познания, что и подлежит логической обработке по-знания.
Поскольку позиция от идеи изучает связи и отношения между знаком и вещью, это – позиция у-знавания существующих между знаком и вещью связей; такое соотношение предстает как передача знания.
Таким образом, соотношение трех главенствующих теоретических уровней: теории, истории и метода – может быть представлено в традиционной развертке диалектических триад, в которых, например, антиномия «теория : история» снимается в синтезе «метода», а все они соотносятся с различными символическими обозначениями, искони представленными в традиции; ср.:
| Бог-Отец | Бог-Сын | Бог-Дух |
| знание | (о)сознание | познание |
| теория | история | метод |
| концептуализм | реализм | номинализм и т.п. |
Судя по многим заявлениям представителей различных наук, сегодня теория есть метод, а метод и есть наука. В тех же символических расположениях это значит, что в научной среде победил номинализм (в широком смысле, включая и концептуализм), что создана третья сущность, ничего общего не имеющая с реальностью идеи (с первосущностью), и мир вертится в бессильных оборотах рассудка, который не в состоянии набрать энергии творческого разума. Антиисторизм, борьба с «историцизмом» и пр. – попытки навсегда забыть свое первородство в угоду полезности функции кое-как еще действующих традиционных символов культуры, остановившейся в своем развитии.
5. История
Историческая последовательность смены идеологических «точек зрения» в разных культурах была различной. В России номинализм раннего христианства в начале XV века сменился реализмом неоплатонической окраски (и оказался существенным элементом в формировании русской ментальности), тогда как концептуализм, проникая в XVIII век, так и не смог завоевать решительных позиций, постоянно конкурируя с русским философским («метафизическим») реализмом. Тема настоящего исследования и касается «битвы за Логос» – выступлениям русских реалистов против номинализма разного типа (концептуализм есть «мягкий» номинализм). В истории русского самосознания роль слова как носителя смысла и значения всегда была исключительно важной. Процесс древнерусской