Ребенок и компьютер — страница 1 из 31

И. Я. Медведева, Т. Л. ШишоваРебенок и компьютер(Сборник материалов)

Издается по благословению

благочинного Клинского округа

Московской епархии

протоиерея Бориса Балашова


От составителей

Нам, детским психологам, приходится постоянно общаться с родителями наших пациентов. Это самые разные люди: служащие, рабочие, священники, ученые, музыканты и бизнесмены; бедные, среднего достатка и богатые, молодые и не очень; верующие и далекие от церковной жизни. И практически все хотя бы краем уха слышали о том, что компьютерные игры — вещь, для детей и подростков вредная. Во всяком случае, беседуя на эту тему, редко встречаешь сопротивление. Как правило, мамы и папы (особенно мамы) согласно кивают головой и дают понять, что факт отрицательного влияния компьютерных игр на их ребенка им давно известен. Но тут же заявляют о невозможности изменить ситуацию. Дескать, ничего не поделаешь, привычка. Попробуй, отними — такое будет вытворять! Да и куда спрятать компьютер? Вещь, в наше время необходимая, без нее не обойтись. Не говоря уж о том, что в школе есть такой предмет — информатика. От нее-то уж никак не отвертеться, обязательный предмет! Когда говоришь, что на уроке информатики компьютер используется в качестве рабочего инструмента, а вовсе не для игр, родители немедленно возражают: этот «инструмент», поскольку он нужен для информатики, хочешь — не хочешь, приходится держать дома. А разве можно проследить, что ребенок делает, сидя у экрана, — готовится к уроку или играет?

Больше всего в этих дискуссиях поражает то, с какой легкостью (чуть ли не с удовольствием!) взрослые расписываются в полной беспомощности по отношению к собственным детям. Мало ли что еще приходится держать дома? — Лекарства, уксусную эссенцию, 90-процентный спирт для компрессов и т. п. И тут вопрос охраны детей как-то не дискутируется. Не дискутируется скорее всего потому, что не вызывает ни сомнений, ни затруднений. По-видимому, это взаимосвязано — сомнения и затруднения. Когда родители не сомневаются в том, что та или иная опасность смертельна для их ребенка, они, как правило, находят возможность его от этой опасности уберечь. А в случаях, когда им опасность такой уж серьезной не представляется, сразу возникает разговор о больших трудностях ее устранения.

Именно поэтому нам показалось необходимым собрать книгу, в которой прозвучат мнения разных и очень компетентных людей, что даст возможность читателю ознакомиться с истинным положением дел в вопросах влияния компьютерных игр на психологию, психику, физическое здоровье и духовную сферу ребенка. Надеемся, родители, прочитав составленный нами сборник, уже не будут спрашивать, как оградить детей от компьютерных игр и уж тем более утверждать, что это сделать невозможно.

Тема «ребенок и компьютер» была нами впервые затронута около десяти лет назад в книге «Дети нашего времени». Конечно, что-то с тех пор изменилось к лучшему, и самое благоприятное изменение состоит в том, что существующая на сегодняшний день верховная власть не разрушает государство, а, напротив, восстанавливает его и укрепляет. Но, к сожалению, многие печальные тенденции эпохи разрушения пока что сохраняют свою актуальность. Ведь общественное поведение довольно инертно, во всяком случае, куда инертнее, чем политические курсы.

Поэтому нам показалось возможным опубликовать главу из книги «Дети нашего времени» практически без всяких поправок, предупредив лишь о времени ее написания, и открыть ею сборник. Ею, потому что это, пожалуй, самое мягкое из всего, что здесь сказано.

И. Медведева, Т. Шишова

Государство — это я

И. Я. Медведева, Т. А. Шишова

…Фон, на котором растут и развиваются наши дети, прямо скажем, неблагоприятный. Да что «неблагоприятный»! Катастрофический. И по своей катастрофичности в русской истории беспрецедентный. Ведь сокрушенное государство не только не заменено реально новым, нет даже фантомного образа этого нового. Как сказал поэт, «образа мира, в слове явленном».

Зато образы власти ярки и персонажны настолько, что могут конкурировать со злодеями из волшебных сказок — Кощеями, лешими, водяными. И главное определяющее свойство представителей власти тоже восходит к мифологии. Это злокозненность. Что сейчас слышит ребенок уже в раннем детстве? Что они обманывают, надувают, грабят, издеваются, не дают жить, отключают электричество, не платят зарплату, закупают за границей вредную еду, бомбят мирные города, убивают ни в чем неповинных жителей, плодят бомжей и беспризорников, обрекают всех, в том числе и детей, на голодную смерть и вообще хотят всех уморить (последний мотив становится все более популярен). То есть в самом что ни на есть буквальном смысле слова это враги народа.

Причем если взрослые принимают сегодняшнюю ситуацию как нарушение нормы, поскольку в их детстве и власть была несколько другой, и достижения гласности были не столь велики, то наши дети иного и не знают. Враждебная человеку власть для них импринтинг, первообраз, прочно впечатавшийся в память. В памяти этих детей уже нет картинок типа «воин с ребенком на руках», «главы государства на трибуне Мавзолея, обнимающие девочку с букетом», «дядя Степа — милиционер». Нет государства как института отцовства, нет Отечества.

А какие чувства порождает безотцовщина? Чувство отверженности, неполноценности, беззащитности. Отсюда множественные страхи и — как обратная сторона медали — агрессия. Недаром психологи и психиатры сейчас приходят в ужас от бурного роста детских фобий и подростковой агрессивности.

Крах государственного патернализма в любом случае создает избыточные психические нагрузки для отдельной личности. У нас же это особенно опасно. Не будем забывать о глубинной тяге русских к общинности, с одной стороны, и о глубинном анархизме, — с другой. Когда государство стабильно, общинность играет доминирующую роль, а анархизм существует в скрытом, подавленном виде. Как принято выражаться в генетике, это рецессивный ген. Общинность же — главенствующий, доминантный. Ну, а в периоды смуты анархизм, наоборот, может занять — и занимает! — основную позицию. Но самое опасное, когда «вольница» становится коллективной. То есть ослабленное нестабильностью общинное чувство заражается вирусом анархии. Вот она, гремучая смесь, приводящая одних в банды, а других на баррикады! Нынешние дети напитываются этой гремучей смесью с самого рождения.

А если учесть, что современная масс-культура несет в себе мощнейший заряд агрессии, то получается, что подпитка происходит и изнутри, и извне. Посмотрите мультфильмы, которые показывают сегодня малышам: и сюжет, и изобразительная манера, и интонации героев, и даже частота кадров — все провоцирует агрессию. Ее буквально закачивают в ребенка. К совершеннолетию современные дети успевают увидеть по телевизору десятки тысяч (!) убийств. Причем красочных, с выдумкой — на любой вкус.

А компьютерные игры? Цель в них — убийство, основное действие — убийство. Чего стоят одни только восклицания дошкольника, сидящего за пультом домашнего компьютера! У матерей, воспитывавшихся не на таких кровожадных забавах, стынет сердце, когда из соседней комнаты доносится тоненький голосок: «Меня убили! Я убит!»

Вообще компьютерные игры заслуживают и серьезного исследования, и серьезного разговора. Здесь мы скажем лишь о том, что они подспудно формируют у современных детей психологию сверхчеловека. А что еще может получиться из ребенка, который уничтожает отдельных людей или даже целые города и государства простым нажатием кнопок? Он сидит перед экраном, а там — много маленьких движущихся человечков, изображенных вполне реалистично. Этакие ожившие лилипуты, и ребенок-Гулливер ими владеет. Он может в любое мгновение эту жизнь остановить, прервать.

Нам возразят: дескать, раньше дети играли в войну, в солдатики. Разве там не убивали? Даже в шахматах и шашках, где «едят» фигуры противника, тоже совершается условное убийство.

Все это так, но в компьютерных играх граница условности недопустимо сдвинута в сторону реализма. И сдвигается все больше и больше. Недаром сейчас принято говорить о виртуальной реальности.

И вот какое мы сделали наблюдение: степень увлеченности компьютерными играми прямо пропорциональна психологическому дискомфорту. Иными словами, чем больше у ребенка — обычно у мальчика — психологических трудностей в жизненной реальности, тем глубже он погружается в виртуальную. Конечно, уход от реальности в мир фантазий, грез и игры всегда был присущ людям с тонкой, ранимой психикой. Но чтение книг и тем более творчество требуют немалых усилий. (Сверхчеловеком, творцом себя можно почувствовать только путем преодоления. А тут все по дешевке, почти задаром! Научился быстро нажимать на кнопки — и ты король.

Когда вы слышите, что ребенок ничем, кроме компьютерных игр, не интересуется, не обманывайтесь словом «интерес». Не может у интеллектуально полноценного ребенка вызывать устойчивый интерес то, что так однообразно и легко достижимо. Интерес в другом. Он лежит за пределами игры и называется жаждой власти.

Но это не власть какого-то сверхразума, сверхволи — в общем, всего того, чем бредили в конце XIX — начале XX века поклонники Ницше. Сегодня сверхчеловек — это герой криминальной субкультуры. Если можно так выразиться, субчеловек, сниженный, примитивный и, что самое существенное, агрессивно насаждающий эту примитивность как наивысшее жизненное благо. Этакая суперрептилия, которая желает, чтобы все покорно ползали под ее толстым брюхом.

Стихия редукционизма — а попросту говоря, примитивности — захлестывает земной шар. И на Западе дети мало читают и до опупения смотрят телевизор или играют в компьютерные игры. И там у умных взрослых это вызывает тревогу. (В Германии, например, многие культурные родители не держат дома ни видео, ни компьютер, ни игровую приставку, чтобы у детей не было соблазна.) Но там реализации «сверхчеловеческих» претензий мешают крепкое государство, исполняющиеся законы, дееспособные полицейские службы. У нас же разгулу своеволия сейчас ничто не препятствует.