121. Так думаешь ли ты, Аристид, что эта справедливость и свобода слова проявлены были развращенной душей? Или столь доблестного и благородного гражданина, отдавшего предпочтете помощи отечеству перед лестью властителю, назовешь ты погибелью? Тогда признают, что ты не чужд горячности в споре.
К Анаксентию (orat. LV F)
К Анаксентию (orat. LV F).
1. Видя, что ты, дражайший, смущен письмом отца и вместе с тем замечая, что то же смущение вызывают и некоторые из здешних, я считаю нужным изложить то, что внушить тебе более благоразумное суждение. Будет от того, может быть, некоторая выгода и советчику, но тому, кто дослушает уговора, гораздо больше, чем уговорившему.
2. Итак то, что происходило, по сообщению, вокруг твоего отца и на деле, и на словах, то и другое, причинявшее печаль тому, кто тому подвергался, и меня, естественно, могло огорчить. Не думай, чтобы я тебя приучал пренебрегать родителем. Нет, я знаю, что гласят законы, и, сверх этих, людьми установленных, отлично знаю закон природы и то, что после богов чтим он и что величайшим является наш долг перед ним, не меньшим, чем перед отечеством, и что хуже зверей тот, кто грешит против этой обязанности. Ведь всякая обида меньше этой, и при нашествии врагов, защищая родителей, надлежит с радостью принимать и удар, умерши от коего, будешь предметом восхищения, и, что касается славы, будешь вечно жить и существовать. С изменником же отцу и недобросовестным в такой отплате пусть никогда не разделяю я ни кровли, ни трапезы, ни добровольно, ни поневоле.
3. И увещание к тому никому больше не пристало, чем мне. Ведь из двух публичных речей, речи об отце и речи о матери, одной меня лишила смерть его, другую же я считаю недурно сочиненною, так что явились и подражатели мне, к чему их повела слава, доставшаяся мне.
4. И теперь, если, возвратившись, ты положишь конец недобросовестной деятельности злокозненных людей, и, устранив неприятности, восстановишь отцу ровную и безмятежную жизнь, спеши, не медли, отправляйся, и, думаю, Гермес не откажет твоему поступку в похвале. Если же нынешнего врага ничто не заставит перемениться и он не будет признателен за то, к чему сам вынудил, а что [1] ты сделал поневоле, то же, чего не желая, ты явился, он усилит, какая выгода к нынешним неприятностям прибавить потерю в занятиях красноречием? Ведь то, что ты явился, по твоим словам, для лучшей цели, ты сам признал при своем прибытии. Именно ты прибыл не для того, чтобы посмотреть город, но причиною было красноречие. Но невозможно в одно и то же время быть у других и принимать участие в здешних занятиях.
{1 Надо читать ουδέ, т. Forster, s. t.}
5. Но никто не может поручиться, что тот враждебный, сердитый и злой человек изгонит из души ненависть, примирится с тем, кто причинил ему неприятность, и, вместо того, чтобы причинять зло, станет в ряды людей, готовых помогать в случае чьего либо нападения. Но он будет огорчать твоего отца тем же, чем теперь, или даже большими неприятностями, да присоединить и тебя к отцу, полагая, что оба вы ответственны перед ним, ты, что возжелал моего преподавания, а он, что дал свое дозволение.
6. Между тем, не думай, что человек, опытный в делах, твой отец, подвергается гонению и страдает, а ты мог бы избежать силы противника, которой он обладает от того, что один захватил город. Итак, если, выставив на тебя доносчика с ложным обвинением, он тебя или совсем устранит, [2] или заключит в тюрьму,—а мы знаем, что многим делали подобные угождения правители, — прекратишь ли ты беды для своею отца, или станешь ему сообщником в них? Но я то знаю, что заключение приносило некоторым, по злому умыслу, смерть, чему да не подвергнешься ты и во сне.
7. Ты скажешь ему, клянусь Зевсом, что будешь к нему искренен и справедлив и ничего подобного более делать не будешь. Но какая клятва признана будет им достаточно грозной, чтобы она восторжествовала над его недоверием? Ведь он сочтет клятву за отсрочку намерения и что, в удобный момент, ты снова примешься за прежние занятия и речи. Итак, в этих соображениях он будет ненавидеть и встретит ненависть и со стороны тебя, ненавидимого им.
8. Но при таких отношениях друг к другу пасти одно стадо и радоваться беде друг друга, а при удачах прикидываться довольным, если для него и не будет нестерпимым, то твое — конечно, как человеку самому добросовестному, справедливому и по истине свободному. Ведь придется жить с чувством неудовлетворенности и вследствие догадки об антипатии к себе, и вследствие осуждения своего поступка при невозможности поступить иначе.
9. Но ваше общение не ограничится помещениями для занятий речами, банями, мастерскими и путями правителей при их отъездах в другое место и возвращениях. На он приглашает и на трапезу, и много представляется случаев к тому и, помимо таких случаев, нередко то вызывает и нрав: многим приятнее угощать, чем некоторым получать угощения. Как же поступишь тогда? Не внять приглашение было бы делом неучтивым, а внять -поступком бесчувственного человека, которому — дела нет до действительных фактов и которого иной мог бы даже обвинить, ссылаясь на отца и поступки, какие после каких оскорблений первому видит со стороны сына.
10. Ведь если бы даже ты умер вперед его, ты умирал бы с чувством скорби о том, что не достиг предмета своих желаний, а если бы ты унаследовал по смерти его, ты снедаем бы был тоской по том, что получить он тебе помешал [3].
{3 Т.е. обучение у Либания. }
11. «Отец обижен тем, кто тобою признан ненадежным в деле обучения». А сколько других отцов по той же причине, когда разгневанные учителя заявляли, что их оскорбили, и, не будучи в состоянии взяться за уехавших, приставали к тем, кто оставались на лицо? Разве не были влачимы на площадь матери, если не было в живых отцов, непривычные к делу, и не были они предаваемы буре [4] и рукам воинов? А у кого ни тех, ни других, ни отцов, ни матерей, напускались на их рабов и поместья и их управителей, душа, давя, вынуждая оговаривать господ, находившихся в отъезде.
{4 Фигурально, κλνδων. Срв. т. I, стр. 461,1.}
12. Видал я некоторых, кто для занятий речами прибегали к побегу, поступая так без ведома родителей, но не приносило пользы родителям что они узнавали и не избавляло их, не смотря на то, от притеснений им со стороны софистов, но те учились, а эти подвергались нападкам. И никого ничто из этого не заставляло возвращаться раньше, чем нужно. Ни отцы не делали таких вызовов, ни из юношей никто не причинял себе такого лишения, но одни, в своем тяжелом положении, доставляли сыновьям средства приобретать искусство слова, а другие не делали дурного выбора, бросая то, в поисках за чем они явились.
13. Докучают сейчас твоему отцу? Это не новость. Оставаясь, ты сам будешь верен занятиям. И это одна из обычных вещей. Или укажи мне сыновей, исторгнутых среди ученья, затем явившихся домой, помогавших родителям, доставлявших эту помощь одним бесчестием. Что, в самом деле, они прибавляли? Но ни Рим не видывал этого, ни город автохтонов, ни Берит, природное свойство коего доставлять наслаждения, ни тот, начало коему дал Александр, сын Филиппа или, если угодно, сын Зевса.
14. Итак то, чего и здесь, по такому предлогу, не бывало, некоторые делали в виду сиротства, вернее же так поступали те, кто пользовались сиротством для лености. Ведь те, у кого есть любовь к образованию, состояние оставляли на попечение опекунам и законам, а сами пили тот напиток, какой доставляют источники Муз. У тебя же — отец, если он и связался с человеком неприятным, однако жив, обладает голосом, молчать не станет и не менее выслушивает какую либо неприятность, чем отвечает на нее. Пожалуй, и в случае ударов ему, он поступил бы подобно тем борцам, которые своей способностью сносить удары заставляли утомляться бивших. И если вы — богаты, способны были бы противостоять в силу этого, если у вас состояния мало, от нападок у вас большой потери быть не может.
15. Моей матери когда то требовались заступники, но никто не помогал. Сам я был в отъезде, но слышал о том. где был. Но все же ни меня не вызывали, ни без зова я не уезжал. Ни ей, ни мне это не представлялось подобающим. Но состояние ускользало и перешло в руки продавцов поместий, большего количества земли, обрабатываемой многими. Все же я оставался там, где был, полагая, что позорно не только покидать свой пост в строю во время битвы, но свой пост учащегося, отцом ли кто определен на него или сам себя определил, Итак, получая известия, я потуплял взоры в землю и не расхаживал в поисках за снадобьем от печали, но у меня близко, под рукою, были самые книги и мне казалась ценнее и важнее ускользавших полей то, что можно было, взамен того, получить из этих книг.
16. Но и Демосфен из Пфания, в период неправды, воровства и хищений опекунов, не плакался, стоя подле матери, но, хотя недуги мешали его трудам [5] в красноречии, все же пребывал за работой, которой ему предстояло, достигши возмужалости, показать Афобу и прочим, что они роскошествовали не без риску для себя.
{5 Ιδρώτες, «поты», фигурально, срв. т. I, стр. XIX, 1.}
17. Сколько вестей доходило до слуха Ореста, в то время как он рос в Фокиде, о преступлении, на какое дерзнул в Микенах Эгисф, который после столь бесстыдного брака своего не давал вздохнуть свободно даже дочерям того, кто после Трои погиб за трапезою, но все же он выжидал благоприятной поры. А если бы поспешил преждевременно, он проявил бы свою готовность к возмездию, но нимало не выиграл бы в своем деле.
18. Вспомни и о том, кто прибыл за трупом Гектора с выкупом. Итак, Приам, склоняя Ахилла к милосердию напоминанием о Пелее и положив своей речи это начало, сказал, что и тот (Целей) испытывает крайнюю жестокость со стороны соседей. И Ахилл не противоречил, внимая этой части его слова, как бы зная, что это так. Но из за того он, оставив войну и военные действия, не спустил кораблей в море и не явился во Фтию, чтобы облегчить жизнь Пелею, но их (соседей) ненавидел, но не отказывался от того дела.