Речи — страница 48 из 235

[471]; но для меня дело решенное: если мое мнение о вас окажется ошибочным, я буду преследовать не только главных виновников подкупа суда, но и людей, запятнанных соучастием в этом подкупе. Итак, если есть люди, которым угодно в деле этого подсудимого проявить свое могущество или дерзость, или свое искусство в подкупе суда, то пусть они будут готовы — когда дело будет разбирать римский народ, — иметь дело со мной; и если они нашли меня достаточно упорным, достаточно настойчивым, достаточно бдительным в деле этого подсудимого, чьим противником сицилийцы поручили мне быть, то пусть они поймут, что по отношению к тем людям, вражду которых я навлеку на себя, служа благополучию римского народа, я буду гораздо более настойчив и более крут.

(LXXII, 184) Теперь я умоляю и призываю тебя, Юпитер Всеблагой Величайший! Принесенный тебе царский дар, достойный твоего великолепного храма, достойный Капитолия — этого оплота всех народов, достойный подарок царя, изготовленный для тебя царями, тебе предназначенный и обещанный, Веррес, совершив нечестивое святотатство, вырвал из рук царя[472]; твою священнейшую и великолепнейшую статую он похитил из Сиракуз; умоляю и призываю тебя, царица Юнона, чьи два священнейших и древнейших храма, находящихся на двух островах наших союзников — на Мелите и на Самосе, тот же Веррес лишил всех даров и украшений; и тебя, Минерва, которую он ограбил также в двух прославленных и глубоко почитаемых храмах: в Афинах, где он похитил огромное количество золота, и в Сиракузах, где он не оставил в целости ничего, кроме кровли и стен; (185) и вас, Латона, Аполлон и Диана, вас, чье святилище на Делосе, нет, даже не святилище, а, как гласит предание, древнюю обитель и божественное жилище этот разбойник ограбил, ворвавшись в него ночью; также и тебя, Аполлон, чье изображение он похитил на Хиосе, и снова и снова, Диана, тебя, ограбленную им в Перге, тебя, чью глубоко чтимую в Сегесте статую, вдвойне священную для сегестинцев — и как предмет религиозного почитания и как победный дар Публия Африканского — он велел снять и увезти; и тебя, Меркурий, чью статую Веррес поставил в доме и на палестре частного лица, а Публий Африканский хотел видеть в городе наших союзников, на гимнасии в Тиндариде, стражем и покровителем юношества; (186) и тебя Геркулес, чью статую в Агригенте Веррес в глухую ночь, набрав шайку вооруженных рабов, пытался сдвинуть с подножия и увезти; и тебя, священнейшая Матерь Идейская[473], которую он в великолепном и глубоко почитаемом храме в Энгии обобрал и оставил в таком виде, что теперь сохранились только имя Публия Африканского и следы святотатства, а памятников победы и храмовых украшений до нас не дошло; и вас, посредники и свидетели всех судебных дел, важнейших совещаний, законодательства и судопроизводства, находящиеся на самой многолюдной площади римского народа, — вас, Кастор и Поллукс[474], чей храм он превратил в источник барыша и бесчестнейшей наживы; и вас, все боги, посещающие — когда вас привозят на тенсах — ежегодные празднества во время игр[475]; ведь это его заботами ваша дорога была устроена и вымощена в соответствии с его выгодой, а не торжественностью обрядов; (187) и вас, Церера и Либера, чьи обряды, по мнению и по верованиям людей, основаны на важнейших и заветнейших священнодействиях, вас, давших и распределивших между людьми и их общинами начала животворной пищи, обычаев и законов, кротости и человечности; вас, чьи обряды римский народ, заимствовав и переняв их у греков, хранит и в своей общественной и в своей частной жизни с таким благоговением, что они уже кажутся перешедшими не от греков к нам, а от нас к другим народам[476], на священнодействия эти один только Веррес посягнул и тяжко оскорбил их, велев снять с цоколя и увезти из святилища в Катине статую Цереры, к которой ни один мужчина не смел прикасаться; нет, даже увидеть ее было нарушением божественного закона; другую статую Цереры он забрал из ее обители в Энне, а это была такая статуя, что люди, видевшие ее, думали, что видят самое Цереру или же изображение Цереры, не созданное человеческими руками, а спустившееся с неба; (188) снова и снова умоляю и призываю вас, глубоко почитаемые богини, обитающие у озер и в рощах Энны, покровительницы всей Сицилии, порученной моей защите; ведь вы дали всему миру обретенные вами хлебные злаки, и все племена и народы благоговейно чтят вашу волю; равным образом умоляю и заклинаю всех других богов и богинь, с чьими храмами и обрядами Веррес, обуянный каким-то нечестивым бешенством и преступной дерзостью, непрерывно вел кощунственную и святотатственную войну: если по отношению к этому обвиняемому и в этом судебном деле все мои помыслы были направлены на благо союзников, на величие римского народа, на мою верность своим обязательствам, если все мои заботы, бессонные ночи и мысли были посвящены только исполнению мной своего долга и служению добру, то пусть те же намерения, какие у меня были, когда я брался за это дело, и та же честность, с какой я его вел, руководят вами при вынесении вами приговора; (189) пусть Гая Верреса за его поистине неслыханные и исключительные деяния, порожденные преступностью, наглостью, вероломством, похотью, алчностью и жестокостью, в силу вашего приговора постигнет конец, достойный такого образа жизни и такого поведения, а наше государство и моя совесть пусть удовольствуются одним этим обвинением, чтобы впредь мне можно было защищать честных людей, а не обвинять преступных.


5. Речь о предоставлении империя Гнею Помпею (О Манилиевом законе)[На форуме, 66 г. до н. э.]

Первое столкновение между Римом и понтийским царем Митридатом VI Евпатором произошло в 92 г. или 91 г., когда этот царь подчинил себе почти всю Малую Азию. Когда он назначил правителя в Каппадокию, Сулла, бывший тогда пропретором Киликии, вытеснил последнего. В 90 г. римляне послали в Малую Азию легата Мания Аквилия, чтобы он восстановил на вифинском престоле царя Никомеда III, изгнанного Митридатом. Митридат не только оказал сопротивление Никомеду и Аквилию, но и захватил самого Аквилия, а в 88 г., в один день, устроил избиение всех римлян и италиков, находившихся в городах и на островах Малой Азии; их погибло около 80.000 человек. Вслед за этим царь подчинил себе острова Эгейского моря и овладел Европейской Грецией. В 87 г. Сулла высадился с войском в Греции и, продвигаясь от Эпира и почти не встречая сопротивления, дошел до Афин, которые взял в 86 г.; он нанес поражение полководцам Митридата под Херонеей и Орхоменом (в Беотии) и вытеснил его в Азию. Марианцы после своей победы в Риме направили против Митридата свои войска под командованием консула 86 г. Луция Валерия Флакка, который вскоре был убит своим легатом Гаем Флавием Фимбрией. Фимбрия, действовавший в Малой Азии, нанес войскам царя ряд поражений. Митридат был вынужден искать мира с Суллой, который, в свою очередь, хотел развязать себе руки для расправы с Фимбрией и своими политическими противниками в Риме. В 85 г. был заключен мирный договор, по которому царь уплатил Риму 3000 талантов контрибуции, выдал 80 военных кораблей и отказался от своих завоеваний. Так закончилась первая война Рима с Митридатом.

В 83 г. легат Суллы, Луций Лициний Мурена, начал военные действия против царя, но был разбит. Митридат обратился к Сулле, и война прекратилась в 82 г. (вторая война с Митридатом).

В 75 г., после смерти вифинского царя Никомеда III Филопатора, Вифиния, по его завещанию, перешла под власть Рима. Это послужило поводом к вторжению Митридата. Консул Марк Аврелий Котта был им разбит, но другой консул 74 г., Луций Лициний Лукулл, впоследствии проконсул Киликии, нанес царю ряд поражений на суше и на море и вытеснил его из его царства. В 71 г. Митридат бежал в Армению к своему зятю, царю Тиграну. В 69 г. Лукулл вторгся в Армению, разбил Тиграна под Тигранокертой и двинулся на его столицу Артаксату, но ввиду мятежа в войске отступил из Армении в Каппадокию. Одному из его легатов Митридат нанес поражение. Консул 67 г. Маний Ацилий Глабрион не мог действовать против Митридата, располагая ненадежным войском Лукулла. Митридат вторгся в Каппадокию и стал угрожать провинции Азии.

В это время Гней Помпей, облеченный чрезвычайными полномочиями для борьбы с пиратами, находился в Киликии. При этих обстоятельствах в 66 г. народный трибун Гай Манилий предложил закон о предоставлении Помпею верховного командования в провинциях Азии, Вифинии и Киликии с правом заключения договоров и союзов, набора войск и неограниченного получения денег из казны. Этот законопроект встретил лишь слабые возражения со стороны нобилитета: Квинт Лутаций Катул и Квинт Гортенсий указывали на его несовместимость с установлениями республики; но сторонники Помпея обратились за поддержкой к народу, у которого Помпей пользовался популярностью после своих побед над пиратами, чье господство на морях не раз вызывало недостаток хлеба в Италии. Как претор, имевший право созывать народные сходки и обращаться к народу с речью, Цицерон произнес речь в защиту законопроекта Манилия. Закон был принят комициями.


(I, 1) Хотя вид вашего многолюдного собрания, квириты[477], был мне всегда дороже всего прочего, а это место[478]всегда казалось мне самым достойным для беседы с вами о делах государственных и самым почетным для обращения к вам с речью, однако вступить на этот путь славы, всегда открытый каждому честному гражданину, мне до сего времени препятствовало не мое нежелание, а правила жизни, установленные мной для себя еще в молодости. Ибо, пока я, считая возможным приносить сюда лишь плоды уже созревшего дарования и неутомимого трудолюбия, еще не решался приблизиться к этому месту, внушающему мне глубочайшее уважение, я полагал, что должен посвящать все свое время своим друзьям в трудные для них времена. (2) Таким образом, с одной стороны, всегда находились люди, защищавшие ваше дело с этого места, а с другой стороны, также и мой честный и бескорыстный труд на пользу частных лиц при опасных для них обстоятельствах был вами высоко оценен и вознагражден щедро. Ведь когда я, вследствие отсрочки комиций, трижды голосами всех центурий