«и, кроме того, в любые местности, по своему усмотрению». Почему бы им в таком случае не вывести колонии на Яникул и не посадить свой гарнизон нам на шею как ярмо? Ты, значит, не укажешь нам с точностью, сколько колоний, в какие местности ты хочешь вывести и какова будет численность колонов? И ты займешь любое место, какое только признаешь подходящим для насильственных действий, заселишь его, укрепишь по своему усмотрению, чтобы за счет доходов римского народа и всех его средств связать, задавить сам римский народ и отдать его на произвол и во власть децемвирам?
(XXVIII, 75) Что Рулл действительно рассчитывает занять всю Италию и захватить ее своими гарнизонами, в этом, квириты, прошу вас убедиться: он предоставляет децемвирам право выводить во все муниципии и колонии всей Италии колонов, каких они захотят вывести, и велит давать этим колонам землю. Разве не ясно, что создаются силы и гарнизоны, присутствие которых несовместимо с вашей свободой? Разве не ясно, что устанавливается царская власть, что гибнет ваша свобода? Ибо, когда эти же лица, благодаря своей огромной власти, заберут себе все деньги, привлекут к себе толпы людей… [Лакуна.], то есть всю Италию, когда они зажмут в тиски вашу свободу своими гарнизонами и колониями, какая возможность возвратить себе свободу останется у вас?
(76) Но, скажут мне, на основании этого закона распределят земли в Кампании, самые прекрасные во всем мире, и выведут колонию в Капую, прославленный и великолепный город. Что можем мы ответить на это? Сначала я буду говорить о ваших интересах, квириты! Затем возвращусь к вопросу о вашем почетном положении и достоинстве, чтобы те люди, которые, быть может, прельщаются красотой этой области или города, ни на что не рассчитывали, а те, которые негодуют на недопустимость этих действий, воспротивились этой притворной щедрости. Прежде всего я буду говорить об этом городе — на случай, если кто-нибудь склонен восхищаться Капуей больше, чем Римом. Закон велит назначить в Капую пять тысяч колонов; из этого числа каждый децемвир берет в свое ведение по пятисот человек. (77) Пожалуйста, не обманывайтесь; оцените положение трезво и внимательно. Неужели вы думаете, что среди них найдется место для вас или вам подобных людей, неподкупных, стоящих за спокойствие и мир? Если оно найдется для всех вас или же для большей части из вас, — хотя почет, оказанный мне вами, и велит мне бодрствовать дни и ночи и смотреть на все государственные дела, пристально устремив на них глаза, — то я все же, если это в ваших интересах, на короткое время глаза закрою. Но если для этих пяти тысяч людей, выбранных для насильственных действий, для преступления и резни, ищут место или, вернее, город, который даст им возможность начать войну и вести ее, то неужели вы все-таки потерпите, чтобы вашим именем против вас накопляли силы, вооружали гарнизоны, подготовляли себе опору в городах, в областях и в войсках? (78) Ибо именно тех самых земель в Кампании, которые они сулят вам, они пожелали для себя; они выведут туда своих сторонников, чтобы, прикрываясь их именем, самим владеть землей и получать доход; кроме того, они будут скупать землю; эти участки по десяти югеров они объединят в сплошные владения. Если же они скажут, что законом это не дозволено, то это не дозволено даже Корнелиевым законом[760]; но мы видим, — чтобы далеко не ходить за примерами, — что землями в Пренесте владеет лишь несколько человек[761]. И децемвирам при их денежных средствах, как я вижу, недостает только тех угодий, на доходы с которых они могли бы содержать многочисленную челядь и нести расходы по своим имениям в Кумах и Путеолах[762]. Но если Рулл имеет в виду вашу пользу, пусть он придет и открыто обсудит со мной вопрос о разделе земель в Кампании.
(XXIX, 79) В январские календы я спросил его, между кем и каким образом собирается он распределять эти земли. Он ответил мне, что начнет с Ромилиевой трибы. Во-первых, что это за высокомерное и оскорбительное решение — выделять часть народа, не обращать внимания на порядок триб и давать землю сельским трибам, уже владеющим землей, раньше, чем городским, которых соблазняют приятной надеждой на получение земли? Если же Рулл отрекается от сказанного им и думает удовлетворить всех вас, пусть он это докажет, пусть разделит землю на наделы по десять югеров каждый и перепишет ваши имена, начиная с Субурской трибы и кончая Арнской[763]. Если вы поймете, что нет возможности, уже не говорю — дать вам по десяти югеров, но даже и разместить на землях Кампании такое множество людей, то неужели вы все же потерпите, чтобы народный трибун и далее потрясал основы государства, пренебрегал величеством римского народа и издевался над вами самими? (80) Даже если бы эти земли могли достаться вам, разве вы все-таки не предпочли бы, чтобы они оставались вашим общим имуществом? Допустите ли вы полное уничтожение самых прекрасных владений римского народа, вашего главного достояния, мирной жизни украшения, опоры на случай войны, основы ваших доходов, житницы для ваших легионов, важнейшего источника вашего снабжения хлебом? Или вы забыли, какие многочисленные войска вы во время Италийской войны[764], после утраты других источников доходов, кормили урожаем, собранным в Кампании? Или вы не знаете, что другие доходы римского народа, как ни велики они, часто зависят от малейших превратностей судьбы, от неблагоприятных обстоятельств? Помогут ли нам сколько-нибудь гавани в Азии, пастбищные сборы, все доходы, получаемые нами из-за моря, при малейшей угрозе появления морских разбойников или врагов? (81) Напротив, эти доходы с земель Кампании особенные: они собираются у нас и защищены гарнизонами всех городов и им, кроме того, не угрожают ни войны, ни неурожай, ни бедствия, связанные с погодой и местностью; поэтому наши предки не только не отказались от части земель, отнятых ими у жителей Кампании, но даже скупили земли, находившиеся в руках у людей, у которых их нельзя было отнять без нарушения закона. По этой причине ни оба Гракха, проявившие такую большую заботу о благе римского плебса, ни Луций Сулла, без каких-либо зазрений совести раздававший все, кому хотел, не осмелились и прикоснуться к землям в Кампании. Нашелся один только Рулл, готовый лишить государство тех владений, из которых его не изгнали ни щедрость Гракхов, ни владычество Суллы. (XXX) Земли, которые вы, проезжая мимо, называете своими и о которых путешествующим чужестранцам говорят, что они принадлежат вам, после раздела… [Лакуна.] не будут называться вашими. Но кто же будет ими владеть? (82) Прежде всего это будут беспокойные люди, склонные к насилию, готовые к мятежу; по первому же знаку децемвиров они возьмутся за оружие против граждан и не остановятся перед резней; затем, вы увидите, как все земли в Кампании будут передавать малому числу людей, известных своей мощью и богатством. Между тем вам, получившим от предков эти завоеванные ими прекрасные области, источник ваших доходов, из владений ваших отцов и дедов не оставят и клочка земли. Неужели же о вас будут заботиться гораздо меньше, чем о частных лицах? Как это возможно? Когда предки наши послали в те самые местности Публия Лентула[765], который был первоприсутствующим в сенате, для покупки на государственный счет земель, вклинивавшихся в государственные земли Кампании, он, говорят, сообщил, что один участок земли ему ни за какие деньги купить не удалось и что человек, отказавшийся его продать, заявил ему, что его ничем не удастся склонить к этой продаже, так как он, имея много владений, только из одного этого никогда никаких дурных известий не получал. (83) Как же так? Значит, для частного человека довод этот был убедителен. А римский народ тот же довод не заставит отказаться от безвозмездной передачи земель в Кампании частным лицам в соответствии с рогацией Рулла? Но римский народ может сказать об этих доходах то же самое, что владелец этот, как говорят, сказал о своем именье. Азия в течение многих лет, во время войны с Митридатом, вам доходов не приносила[766], с обеих Испаний мы, во времена Сертория[767], никаких податей не получали. Городским общинам Сицилии, во время войны с беглыми рабами, Маний Аквилий даже дал хлеб заимообразно. Но из этой обложенной податями и налогами области мы никогда не получали дурных известий. Сбор других доходов нарушается вследствие затруднений, вызываемых войной, а эти доходы даже дают возможность вести войну. (84) Затем, по поводу этого распределения земли нельзя сказать даже того, что говорилось в других случаях — не должно быть земли, брошенной плебсом и не обрабатываемой свободными людьми[768]. (XXXI) Я утверждаю: распределить земли в Кампании, значит, разорить плебс и согнать его с земли, а не поселить и разместить его. Ведь все земли в Кампании обрабатывает и держит в своих руках[769] плебс и притом честнейший и умереннейший плебс. Этих высоконравственных людей, прекрасных земледельцев и солдат, наш народный трибун, благожелатель плебса, разоряет дотла. И несчастным людям, родившимся и выросшим на этой земле, опытным хлебопашцам, вдруг негде будет приклонить голову. А этим вот силачам и наглым приспешникам децемвиров будет передано владение всеми землями в Кампании. И если вы ныне с гордостью говорите о своих предках: «Земли эти мы от наших предков получили», — то ваши потомки будут о вас говорить: «Земли эти наши отцы, получив их от своих отцов, загубили». (85) Я, со своей стороны, полагаю: если дойдут до раздела Марсова поля и каждому из вас будут давать по два фута земли, чтобы у него было где встать, вы все же предпочтете владеть всей землей сообща, а не ее малой частью каждый поодиночке. Итак, даже если бы каждому из вас должна была достаться хотя бы малая часть из тех земель, которые сулят вам, а готовят для других, все же для вас было бы больше чести владеть ими сообща, а не каждому порознь. Но так как в действительности вас совершенно не имеют в виду, земли приобретают для других, а у вас их отнимают, то неужели вы, защищая свою землю, не дадите ожесточенного отпора этому закону, как дали бы его вооруженному врагу?