Начинает лить дождь, и Мелли сосредоточенно морщится, пытаясь сквозь шум понять, о чем говорит Джош.
Через несколько секунд она кратко резюмирует:
– Он хочет тебя увидеть.
Четыре слова, смысл которых не вызывает удивления после маминых признаний, но тем не менее они для меня как нож в сердце.
Мне немедленно хочется кое-что высказать, но я сдерживаюсь.
Мама не права. Я не настолько импульсивна. И не такая, как он.
– Думаю, я просто ему коротко напишу, – сдержанно говорю я, передаю Мелли зонт и забираю у нее мобильник.
Спокойно сохраняю номер Джоша и отправляю ему учтивое сообщение: «Спасибо, нет».
Глава 6Чтение полезно для сердца. Или?
Кому: Хилдьярд, Клио
От: Сперлинг, Брин
Тема: КОНЦЕНТРИРОВАННАЯ РОМАНТИКА
Итак, Клио, готова? В приложении ты найдешь сцену, и она убедит тебя в том, что ты меня недооценила. Я представляю, как ты читаешь ее и при этом краснеешь. Потому что она довольно сладкая и при этом сильнее всех романтических сюжетов, с которыми ты сталкивалась в жизни. Заявляю это со всей скромностью.
И на этой ноте…
С большой любовью, ☺
Брин
Настоящая любовь. doc
Сосредоточиться на чем-то другом, не открыв вложение, у меня явно не выйдет. Хотя на самом деле я не очень довольна, что Брин Я-не-стану-слушать-своего-редактора Сперлинг вызывает у меня такой острый интерес. Ну что ж, можно ведь не сразу ему ответить, и тогда он об этом не узнает…
Итак, мы наедине.
Нередко меня радовали или даже обнадеживали ее слова, но сейчас это было не так. Потому что в ее голосе явно слышалось разочарование.
Прийти сюда после работы хотели все; мы договаривались на семь часов. Но сейчас здесь оказались… только мы вдвоем.
Она, которая чувствовала себя комфортно только тогда, когда вокруг нее было как можно больше жизни. Летний ребенок с солнечным смехом. И я, который предпочел бы купаться в этом ее смехе, а не в озере, которое мерцало перед нами в свете теплого вечера.
– Может, лучше вернемся сюда на следующей неделе? – спросил я, имея в виду другое: «Тебя не беспокоит, что здесь только мы вдвоем?»
Но на самом деле мне было намного легче не знать, что она думает обо мне. Или о «нас», которых, вероятно, никогда не будет.
– Ты что, спятил? – И она выдала порцию этого своего солнечного смеха, вытаскивая одеяло для пикника из сумки.
– Это будет наш вечер!
Она направилась к одному из последних свободных мест в тени недалеко от берега, а я пошел за ней. И шаги у меня будто повторяли ритм этих двух слов: НАШ – ВЕ – ЧЕР – НАШ – ВЕ – ЧЕР.
На мгновение я представил себе, каково это – рискнуть всем. Как бы она отреагировала, если бы я сказал ей, что чувствую? Или даже просто слегка коснулся бы ее руки, явно не случайно?
– Перед купанием мне хочется немного разогреться и еще послушать стрекотание кузнечика, – заявила она.
Для нее было обычным говорить что-то подобное, почти поэтичное. Мне нравилась эта ее манера выражать конкретные желания: например, сейчас можно было просто сказать: «Сначала мы здесь отдохнем».
Она расстелила одеяло, которое, как ни странно, показалось мне гораздо меньше на земле перед нами, чем когда находилось у нее под мышкой.
– Может, я пойду и проверю, не холодная ли вода? – промямлил я.
– Не сейчас! – Она упала на спину, с таким размахом, что я на ее месте точно что-нибудь сломал бы, и постучала ладонью рядом с собой: – Ложись.
Я сглотнул. В принципе ничего страшного в этом не было, но для меня… Я никогда не был так близок к ней, ни на одной из общих встреч. Всегда присутствовали остальные, и они были как буфер между нами, и хотя бы сейчас я должен признаться, что отводил им эту роль сознательно.
Все в ней я воспринимал слишком ярко – потому что уже давно мои чувства к ней были такими пронзительными, как ни к одному другому человеку в мире.
Радуясь, что ей не пришла в голову идея снять шорты и футболку, под которыми наверняка темно-красный купальник, я уселся рядом с ней.
Ее рука коснулась моей икры, один раз, потом второй, словно мысль, которая не может выйти из головы.
– Ложись! – снова потребовала она.
– Тогда я засну.
Что было чистой ложью. Ее присутствие невероятно и необратимо прогоняло от меня всякий сон и покой. Но я сделал то, что она велела, и не позволил ей заметить мои колебания. Скрестив руки за головой, я посмотрел вверх, на могучую крону дерева над нашими головами.
– Скажи-и, пожа-алуйста-а… – Это звучало почти так, как если бы она эти слова пела. Они звучали торжественно и как-то… волнующе.
– Ты собираешься когда-нибудь мне признаться? Или хотя бы самому себе? Знаешь, мне уже давно это интересно.
– В чем признаться? – коротко спросил я, следя взглядом за траекторией полета стрекозы над нами.
– Что происходит у тебя внутри, когда я рядом с тобой.
У меня замерло не только все тело, но и мысли, и все мое существо.
– Как часто ты спрашиваешь себя, получится ли у нас что-то и когда? Хочется ли тебе узнать, каково это – целовать меня – и делать со мной другие вещи?
На мгновение мне показалось, что я сейчас задохнусь, но, к счастью, мне все же хватило воздуха, чтобы спросить как можно более небрежно (что на самом деле было совсем не небрежным):
– Что это ты вдруг?
Она тихо засмеялась:
– Вдруг? А по-моему, мы уже давно кружим друг вокруг друга. У нас вдруг больше не осталось мест и времени, где мы функционируем по отдельности.
– Ты вокруг меня никогда не кружила.
– Я занимаюсь этим уже целую вечность.
Мне было непонятно, как этот разговор вообще мог начаться. Почему она позволила этому случиться так неожиданно и непринужденно, как будто уже не осталось никаких открытых вопросов. Хотя между нами были одни вопросительные знаки.
– Я не заметил, – произнес я.
И тут вдруг она оказалась надо мной – внезапно, хотя пару секунд назад утверждала, что между нами не может быть никакой внезапности. Всего одно плавное движение из положения лежа в положение с упором на руки перевернуло привычную перспективу с ног на голову. Я никогда раньше не видел ее лица под таким углом.
И все же оно было таким знакомым, так хорошо знакомым. Она была такой красивой. Не только из-за этих глаз, горевших обещанием, или божественной улыбки. Прекрасным было все ее существо. Желание узнать его ближе, намного ближе и соединить его с собой причиняло мне почти физическую боль.
– Мы позволим себе дойти до этого? – спросила она, и в то же время уже все для себя решила.
Я поднял голову, и наши губы соприкоснулись на короткие, но кажущиеся бесконечными секунды, и в это время я почувствовал, что это правильно.
Потом она вскочила на ноги и побежала к воде, и в моих ушах зазвучал ее неудержимый смех.
Я вскочил и пошатнулся, и это было не только из-за нарушения кровообращения.
С этого момента мне было суждено оставаться в ожидании и сомнениях.
– Будь так любезна, перестань барабанить по столу. Я пытаюсь сделать деревянный перевод чуть более живым хотя бы в диалогах.
Я тут же прекращаю соло пальцами, причем до этого момента я даже не подозревала, что это делаю, и извиняюще улыбаюсь Шеннон.
– С тобой все в порядке? – интересуется она.
– Почему ты спрашиваешь? Только, пожалуйста, не говори мне, что я покраснела.
– Может, немного порозовела… Но на самом деле я просто имела в виду, что ты выглядишь взволнованной.
Взволнованной? Ну замечательно.
– Я бы так не сказала. Я только что кое-что прочитала. Честно говоря, это оставило меня совершенно равнодушной.
– Угу, – бормочет Шеннон, и я понимаю, что она опять погрузилась в свой текст.
Итак, мне срочно нужно услышать еще чье-то мнение. Минуту спустя я вынимаю распечатку этой сцены из принтера и несу ее этажом ниже. К счастью, Лорн у себя в кабинете, и при этом один.
– Можно тебя коротко побеспокоить?
– Всегда пожалуйста.
– У меня здесь набросок сцены, и ты должен сказать мне, как она читается.
– Э-э… Разве ты сама не сможешь это оценить? Ты же редактор.
– О, я редактор? Наверное, надо не мешкая написать это на табличке под дверным звонком. А если серьезно, Сперлинг обещал прислать мне романтическую сцену, и вот результат. Я пока не знаю, что на это сказать.
Свободной рукой я сдвигаю в сторону несколько разноцветных конфет, которые Лорн наверняка использовал для придания атмосферы какому-нибудь фото, а теперь постепенно поедает. На освободившемся месте я актерским жестом раскладываю листы распечатки.
Интересно, какое у него будет впечатление? Как и обещала, я держала его в курсе происходящего и рассказала об извинениях Брина. Этот ход поразил Лорна не меньше, чем меня.
– Ты уже показывала их Мелодее? – осведомляется Лорн, склоняясь над первой страницей.
Почему-то он всегда называет Мелли ее полным именем, причем каким-то осторожно-бережным тоном. Эти двое редко заходят в одну комнату вместе, и на редкость часто один из них отказывается от какого-то запланированного мероприятия, если узнает, что будет присутствовать другой.
Мне кажется, что между ними что-то происходит, но они не хотят этого замечать. Конечно, я уже пыталась обсудить это с Мелли, но она решительно закрыла тему. Я знаю, что это значит. Что этот вопрос для нее болезненный – и мне надо сдерживаться, пока она сама мне не откроется, как бы тяжело мне это ни было.
– Нет, у Мелодеи наверняка есть дела поважнее, – говорю я, стараясь передразнить Лорнову манеру выражаться.
– А у меня нет, что ли?