Мы позвали официантку и сделали заказ. Когда принесли вино и коньяк, Дмитрий всем налил и мы выпили за успех предприятия.
– А у тебя что нового? – спросила Вера.
– А что у меня может быть нового, – риторически воскликнул Дмитрий. – Всё по-прежнему. Работа, холостяцкая жизнь. Знаешь, я теперь и с женщинами не могу, как с тобой тогда. Не физически, а психологически.
– Давайте, при мне не будем на эту тему, – сказала я. – Я с вами третьей не спала и свечку над кроватью тоже не держала.
– А идея хорошая, между прочим, – усмехнулся Дмитрий.
– Ничего хорошего, – сказала я. – Складывается такое впечатление, Дима, что ты только себя за человека считаешь, а Веру и меня неизвестно за кого. А мы женщины, между прочим. Мы любим, когда нас любят.
– Я свою жену люблю, – сказал Дмитрий, доливая себе в бокал коньяку.
– И что теперь нам сделать? Съездить к ней и попросить её к тебе вернуться?
– Ладно, Тань, замяли… – он выпил. – Вера, извини.
Мы некоторое время ели молча. Вера в тарелке, стоящей перед ней, время от времени чистила палочками очередную креветку и перекладывала мне.
– Я знаю, что вы знаете, что это я о схроне сообщил, – вдруг сказал Дмитрий, словно молчать уже больше не мог. – Вернее, не о схроне, конечно, а о том, что со мной произошло. О тебе, Вера.
– Ну, наконец-то выговорил, – заметила я.
– Ну и хорошо, что знаешь, – сказала Вера, тронув его за руку.
– Просто, это очень большая ответственность и я больше не мог. Ты это понимаешь, Таня?
На этот раз я промолчала.
– Она понимает, – сказала Вера. – Мы это обсудили и понимаем твои мотивы. Налей нам вина и давайте выпьем. Всё обошлось хорошо. Так даже лучше – будет польза и контроль.
Она его, как могла, пыталась успокоить.
– Мне предложили место главного архитектора в одном городе. В небольшом. Давно хотел самостоятельно поработать.
– Что за город? – спросила я.
– Белореченск в Краснодарском крае, – Дмитрий поднял свой бокал.
– Поедешь? – спросила Вера.
– Наверное, поеду. Пожелайте мне…
Я даже чокаться не стала – выпила, как на поминках, залпом. Мы снова замолчали. Сидеть так было невыносимо.
– Дима, послушай! – вдруг решилась я. – Ты же подписку о неразглашении давал, да? Значит, жене ничего сказать не можешь. Да и не поверит она тебе сроду, даже если скажешь, не дура же она в киборгов верить. А если и поверит, то ещё хуже – ты ей с киборгом изменял. Лучше бы просто обыкновенная баба была. У тебя их, небось, целый табун по университету копытами стучит и гривами машет.
– Ты что, специально хочешь меня вывести? – зло спросил Судницкий.
– Нет, не хочу, – я подалась вперёд. – Я сегодня Вере обещание дала! Пообещала ей, что мы никому не позволим причинить тебе вред! Даже если это будешь ты сам! Нахрена тебе этот Белореченск? Ты там что потерял? У тебя здесь жена, дочь, работа, кафедра, твои студенты, связи, знакомые, друзья, коллеги, мы с Верой, дом, который ты сам построил, а там ты что будешь делать? Вывески с рекламными щитами согласовывать за долю малую и бухать? Ты жене покайся! Наваждение, скажи, было, бес попутал! Только тебя люблю! Дочку люблю! А про эту шаболду не знаю ничего! Не было её! Морок! Прости! Буду ждать сколько смогу, пока не сдохну, позвони лишь! И дочку не бросай, общайся с ней, и так, и по телефону и по и-нету. И жена позвонит. Обязательно. Беда, скажет, какая-то или совет нужен. Если любит, то позвонит. Деньги отправляй каждый месяц и два слова каждый раз – люблю, жду, люблю, жду, люблю, жду. Даже камень ответит. – я отклонилась назад. – Я не знаю, кто там твой куратор и с кем ты общаешься – мне знать не положено. Только ты там Д'Артаньяна из себя не корчи. Наоборот, убеди его, что быть здесь тебе лучше. Всем лучше. Ты наш спонсор, учредитель нашей фирмы, мы тебе даже благодарны, что всё так вышло. Вера знает, что ты ей фактически жизнь спас, а это так и есть, и ты прекрасно понимаешь, как важно, чтобы ничего не случилось непредвиденного, и готов всячески этому содействовать, и держать их в курсе всего, чему свидетелем и участником ты можешь оказаться. И так на самом и деле и делай. Это понятно?
Он смотрел на меня, как на… Не знаю, как на кого… А Вера смотрела на него. И он перевёл взгляд на неё, словно увидел первый раз, а потом опять на меня и сказал:
– Спасибо, Тань, не ожидал. Я же вроде как предал вас.
– Никого ты не предал, – сказала я. – Мы не марсианские шпионы. Мы сами собирались куда надо пойти, только ты нас опередил, – улыбнулась я. – Все будет нормально, так что давай устраиваться как следует и всё налаживать, а не фигнёй заниматься. Наливай! А то у меня креветки остыли.
– А давай попросим их подогреть, – предложила Вера. – Я тоже горяченьких хочу.
После ресторана Дмитрия мы не отпустили среди ночи ехать в такую даль на такси в свой Строитель.
– Мы же у тебя ночевали, а теперь ты переночуешь у нас, – сказала я, когда мы вышли и взяли его с Верой под руки с обеих сторон. – Мы тебе на диване в гостиной постелем, а утром примешь душ, мы тебя напоим кофе с драниками и сушками, и поедешь на работу как огурчик, – смеялась я.
Так всё и было.
Когда утром мы с Верой стояли у кухонного окошка и смотрели, как Дмитрий садится в вызванное такси, Вера обняла меня сзади за плечи и прошептала в ухо:
– Ты такая молодец.
– Што? – по-старушечьи прошамкала я и приставила к уху ладонь. – Ты мене, дочка, в другое ухо говори. Тутока у мене разъём для зарядки. Я ничего им не слышу.
3
После Нового года Вера исчезла. Я даже не знаю, как это толком описать. Наверное, как-то отдельными ступенечками, сначала одну, потом другую и так шажками. А единым целым сказать у меня слов нет. Я и поэтапно-то не знаю, с чего начать и что за чем упомянуть.
Начну с работы. Вопросы, а где Вера, на третий день уже иссякли. Фирма маленькая, новости доходят быстро и потому я не стала делать никакого официального объявления на утренней планёрке – всё же Вера ни на какой должности в фирме не числилась. Просто, зайдя "на кухню" (так у нас называется комната, оборудованная для приёма пищи – там холодильник, микроволновка, кулер, вода, кофе-машина, мойка, шкафчики для посуды и пара столиков), когда там было несколько человек, тоже налила себе кофе и как бы мимоходом заметила:
– Кстати, всем кто не в курсе, хочу сказать – Веры Владимировны больше в офисе не будет, она переехала в другое место. Куда, это она вам сама расскажет. Работать с нами она продолжит удалённо. Все контакты, которые у кого-то с ней есть по работе, продолжатся. Она скоро с каждым свяжется и уже персонально договоритесь, что, когда и как, чтобы всем было удобно. Так что, всё остаётся, как было, за исключением того, что Вера Владимировна больше не будет появляться в офисе лично.
Таким образом, в плане перехода Веры "на удалёнку" никаких проблем не возникло.
С Дмитрием тоже проблем не возникло. Может он и не знал конкретного адреса, где она теперь проживает, но связь с ней имел и в любое время мог позвонить и пообщаться или договориться о встрече, если вдруг таковая понадобится. Ни в какой Белореченск он не уехал, а однажды летом поделился радостным событием – к нему вернулись жена и дочь и все они снова стали жить в Строителе. Я искренне порадовалась за Дмитрия и поздравила.
А вот что и как Вера сказала Торопову, перед своим исчезновением, я не знаю. Но у меня Торопов ни разу не спросил, ни где она, ни почему уехала, ни собирается ли вернуться. Лишь однажды спросил, общаемся ли мы. Я сказала, что периодически звоним друг другу и на этом всё. Моё с Тороповым общение свелось к минимуму, в основном по нашим спонсорско-учредительским делам, а по вопросам с самурайкой я стала обращаться к Сомову – отдавала ему ключи и просила сгонять её куда-нибудь на СТО, на мойку или в шиномонтаж. Сомов, как всегда безотказно, всё делал, лишь ворчал:
– И как я в неё опять сяду? Там такая теснотища и она такая низкая, что из-за этой нижины хрен встанешь. Надо мной слесари смеются.
Сомов весной женился на своей бывшей однокласснице. Взял её с ребёнком, а когда у них родилась дочка, я стала у неё крестной матерью.
А дом без Веры стал не дом. Мы всегда были вместе. На кухне всегда стоял её стакан, а в холодильнике лежали её лимоны и лаймы. В ванной висели её полотенце и халат, а в гостиной стояло её кресло. В её спальне всегда была чистота, порядок и заправленная кровать. Мне одной было так пусто в этой, вдруг ставшей огромной, квартире. Даже в прихожей без её ботинок и куртки стало голо.
Я решила съехать. В общежитие, конечно, меня теперь и калачом не заманить. Да и не оформляла я себе общежитие после первого курса – зачем оно мне. Я решила снять квартиру где-нибудь за Домом учёных, на Золотодолинской или на Академической. Там всегда тишина, зелено и красиво. Маленькие разноцветненькие черырехэтажки среди сосен. Цветы у подъездов, птички, белки. Сниму маленькую квартирку, буду ходить на пруд, смотреть на цветущие яблони, на уток и гулять в Ботаническом саду.
Так я и сделала.
В феврале на долгосрочной основе сняла на улице Учёных двушку на втором этаже, наняла женщину-отделочницу и они с сыном за несколько дней сделали мне косметический ремонт – заменили обои, покрасили потолки. Заказала жалюзи на окна, поменяла ванну на душевую кабину, перевезла с Коптюга часть мебели и прочего скарба. В старой квартире захлопнула входную дверь, бросила ключ в мусоропровод и навсегда об этом забыла. Пусть сами разбираются, кто там должен за что платить.
Сомов в новой квартире всё настроил и подключил – и стиралку, и посудомойку, и холодильник, и вытяжку, и интернет. Телевизор мне не нужен – он остался в квартире на Коптюга. Сигнализацию я попросила убрать – воровать у меня нечего.
По окончании очередного курса съездила к родителям в Рубцовск. Про Веру сказала, что она из-за работы приехать не смогла, с бизнесом нашим всё хорошо, а живём мы теперь раздельно. От мамы узнала, что Вовка где-то в Архангельской области женился. У его жены двое детей, живут они в деревне, а супруга занимается шитьём, вышивкой и изготовлением изделий из кожи. Пишет детские книжки, а Вовка их иллюстрирует и пишет картины, которые они продают в Питере – у них там художественный магазинчик. Вот так вот, жизнь не стоит на месте.