Снова съездили теперь уже в "мою усадьбу" и на кладбище.
– Какая ты взрослая стала, Таня, – сказала мама, глядя на меня.
Как-то покупала у себя рядом с домом в фермер-центе сливки, рассчитывалась на кассе, а меня кто-то тронул за плечо.
– Таня?
Обернулась, а это Наталья Валерьевна.
– Ты как тут очутилась?
Дождалась её на выходе, взяла пакет, пошла провожать. Оказалось, что мы теперь живём по соседству, в одном доме, только в разных подъездах. Наталья Валерьевна пригласила меня на чай. Чистенькая уютненькая квартирка, точь-в-точь, как моя.
– Я в ней всю жизнь так одна и прожила, – сказала Наталья Валерьевна.
У неё на комоде стояло много фотографий и почти на каждой Сергей Игоревич.
– Я теперь тоже одна, – сказала я, ставя на место фотографию, где улыбающийся Сергей Игоревич был сфотографирован с красивой молодой женщиной и мальчиком в матросском костюмчике – видимо, с женой Полиной и сыном Юрой.
– А где твоя Вера? Всё у неё хорошо?
– Хорошо, – сказала я. – Переехала. Работу себе нашла по специальности хорошую.
– Сестра у тебя умная. Не пропадёт. Только, трудно им, умным.
Это она, наверное, про Алевтину Игоревну подумала.
Ваня окончил училище, получил лейтенанта и убыл на службу в Забайкалье. В Кяхту, шутил он, когда я его провожала.
– Через год вернусь, – сказал. – Ты только жди! Обещала.
Служил он в Иркутске, не в Кяхте. Она у них, как я поняла, синоним "чёртовых куличек" или чего-то ещё хуже.
Дважды я была в Алексеевском замке в гостях – на день рождения главы семейства Алексея Романовича и по поводу окончания Ваней училища. Тогда Ваня весь вечер щеголял в военной форме с лейтенантскими погонами. Мама его, Вера Михайловна, сорокапятилетняя крашенная блондинка со слегка избыточным весом, относилась ко мне не без ревности за своего Ванечку (она его так называла), но в целом хорошо. Она с гордостью рассказывала, что он очень самостоятельный, так как с пятого класса учился в кадетском корпусе, а это не дома жить, где тебя всё время балуют.
– Алёша такой строгий отец, – вздыхала Вера Михайловна, глядя на мужа преданным взглядом. – Другие мальчики, Ванечкины ровесники, росли в гораздо более тепличных условиях, а Алёша всегда говорил, что воспитает из сына настоящего офицера.
"Вот выработаю у себя такой же преданный взгляд, и она меня полюбит", – решила я.
Как отнеслась ко мне Ванина сестрёнка Маринка, был не понятно. Оказывается, я ничего не знаю о приоритетах современных девочек-подростков. Никаких попыток как-то с Маринкой подружиться я не предпринимала, и вела себя с ней ничем не лучше её самой. Может поэтому никакой линии поведения по отношению ко мне у неё и не сформировалось – ни дружеской, ни враждебной. Меня это вполне устраивало, а там будет видно.
После обмывания офицерских погон я в первый раз осталась ночевать в замке.
С Хомяниным мы встречались приблизительно раз в месяц. Он всё так же предварительно звонил и у меня была лишь одна забота, как в конце рабочего дня выставить из серверной Сомова. После женитьбы Сомов несколько сократил вечерние и внерабочие бдения в своей келье, но не принципиально. Как бы там ни было, я справлялась. Хомянин располагался в моём кресле, я приносила из-за ширмы кофе и коньяк, усаживалась на стул напротив, и рассказывала новости, на мой взгляд, представлявшие для него какой-нибудь интерес.
Часто он спрашивал про Веру, про то время, когда мы жили вместе. Что её особенно интересовало? Как она реагировала на те или иные события? Что рассказывала о своём прошлом, которое было в будущем? Какие отношения у неё были с Тороповым? Как они познакомились?
На последний вопрос я сказала, что в подробностях не знаю, а познакомились они, когда у Вериной машины спустило колесо, и она приехала на шиномонтаж Торопова.
Иногда Хомянин выпивал рюмку коньяка, иногда не пил, а я всегда отказывалась составить ему компанию, ссылаясь на то, что за рулём.
– Вера сильно изменилась после того, как стала работать в Тампе? – как-то спросил Хомянин.
– В смысле, изменилась? – в свою очередь спросила я. – В чём?
– Ну, не знаю, может, жаловалась на что? Или говорила, что хотела бы что-то поменять.
– Да нет, наоборот, даже выказывала удовлетворение, что всё так обернулось и стало больше определённости и порядка. Она же себя всегда не в своей тарелке ощущала. Сами посудите.
– Ну да, понимаю, – кивнул Хомянин. – Часто видитесь?
– А то вы не знаете, – усмехнулась я.
– Да не слежу я за тобой!
– А за ней?
– За ней слежу, да. Не имею права не следить. Охраняем её.
– Сделайте ей разрешение на ношение оружия и выдайте пистолет. Она будет счастлива. Скажите, что она может использовать его лишь для своей защиты. Наверняка, вы теперь досконально знаете, как она владеет оружием. Вот и скажите себе честно, много ли стоят ваши охранники по сравнению с ней?
– Ну, они тоже профессионалы и не пальцем деланы. Но реакция у неё почти втрое выше, чем даже у них, да. Счастлива, говоришь?
– Оружие для неё, это всё. Ну, почти всё.
– Ладно, посмотрим. Мы и так к ней со всем почтением, – заметил Хомянин.
– Не сомневаюсь, что она это ценит, – сказала я.
Нравился мне Хомянин. Если он видел, что выбиваемые мной хотелки могут и им быть использованы в своих целях, то ничего сразу не отвергал. С ним приятно было иметь дело – с одной стороны, он не корчил из себя Макиавелли, а с другой, и тебя за дурочку не держал. Действительно, полагаться друг на друга, блюдя, конечно, меру, было продуктивнее, чем друг друга боятся, запугивать или во всём обманывать.
– А тебе самой пистолет не нужен? – с улыбкой спросил Хомянин.
– Мне-то зачем? – хихикнула я. – Университет закончу, в прокуратуру устроюсь, там выдадут.
– В прокуратуру думаешь пойти?
– Надо определяться со специализацией, – сказала я. – Четвёртый курс, пора.
– Так в прокуроры?
– Да.
Ну и теперь можно не отвлекаясь на фон, рассказывать дальше про Веру.
В сопровождении Хомянина съездили мы в Москву и там действительно были самые натуральные смотрины и ничего больше. Зря я опасалась, что Веру загонят в какое-нибудь закрытое заведение, где начнут изучать, просвечивать, щупать и мерить, и я её больше никогда не увижу. Нет, к ней никто и пальцем не прикоснулся. Хомянин дважды свозил нас на доклады или совещания, где мы не присутствовали, но куда нас вызывали. Хомянин нас представлял, с нами знакомились, пожимая руки, смотрели на нас, переводя взгляд с одной на другую и явно сравнивая между собой, и, ничего выдающегося не разглядев, с миром отпускали. Что они хотели разглядеть в Вере, я не знаю. Хром, никель и пластик, наверное.
Один раз мы были в тире, где стреляли из пистолета и автомата. Вера ещё стреляла из незнакомого мне оружия, как я поняла, из того, которое было при ней, когда она попала из Тампа в Строитель. На мою стрельбу внимания, разумеется, никто не обращал – мне пострелять дали из вежливости, чтобы я совсем уж как дура без дела не стояла. Но всё равно не зря Вера весь прошлый год возила меня в тир и учила стрелять.
В остальные дни мы гуляли и катались с Хомяниным в качестве гида по Москве. Я, как и Вера, до этого в Москве не бывала, так что нам было интересно.
После поездки в Москву Вера переселилась в Кольцово. Конечно, это рядом, всего-то 15 километров от нашей квартиры, но всё равно каждый день не наездишься, особенно если, как Вера, работать по 12-16 часов в сутки. Сначала она приезжала ночевать на Коптюга, но потом, когда по легенде уехала в "Южную Корею", то приезжать, разумеется, перестала.
В Кольцово она жила в коттедже на два хозяина, стоящем в сосновом лесу и огороженном не очень высоким решетчатым забором. Кто жил по соседству, я не знаю. Может, охрана, может... Не знаю.
Я там была несколько раз у Веры в гостях, а вот туда, где она работала, меня никто не приглашал. Я её спрашивала пару раз, что она там делает и что делают с ней, но она сказала:
– Тань, по условиям контракта мне нельзя об этом говорить. Не заставляй меня, ладно? Если будет что-то такое, что тебе надо знать, я обязательно скажу, обещаю. Никакие контракты и подписки меня не удержат.
– Ну, над чем хоть ты работаешь? Ты же не учёный, ты солдат, что ты там делаешь на этих синхрофазотронах?
– Даже и не знаю, как сказать, – улыбнулась Вера. – Я занимаюсь чудесами. Сейчас даже не пытаюсь шутить. Именно ими я и занимаюсь. На АШе, кстати, можешь почитать. Так и называется постик "Чудо".
– А тебя-то они изучают? Неужели оставили в покое? Сроду не поверю.
– Ещё как изучают. Если бы не Зива, я бы из лаборатории по моему изучению не вылезла, круглосуточно обвешанная и облепленная датчиками и присосками во всех доступных местах. Бегала бы по дорожкам, крутила педали, прыгала бы на батуте, смотрела в разные окуляры, ложилась под всевозможные приборы и сдавала множество жидкостей, мазков и соскобов.
– Бедненькая моя, – я погладила её по плечу. – А здесь тебе удобно?
Я прохаживалась по коттеджу, заглядывая во все щели.
– Вполне. Я сама выбирала жильё из нескольких предложенных вариантов и выбрала этот коттедж, потому что сюда тебе будет приятней приезжать, чем в многоэтажку или спецказарму. Здесь даже, вон, камин есть. Помнишь, как ты после поездки к Диме жалела, что в нашей квартире нет камина? В твоей новой квартире тоже камина нет.
– Там прежде всего тебя нет, а без камина я как-нибудь обойдусь. Я так скучаю.
– Чаю попьём? Я специально для тебя твоё любимое печенье "К кофе" купила и солёное масло.
– А я каждый раз по привычке лайм покупаю. Стала класть в кофе, чтобы не пропадал. Тоже вкусно, между прочим. Как у тебя с Зивой? Вы часто общаетесь?
– Я в основном только с ней и общаюсь. Она хорошо ко мне относится. Только я ещё не всегда понимаю, когда она шутит.
– Ой, Вера! Мне кажется, что шутит она редко, а скорее, не шутит вообще.