– Я всего этого не знал! – сказал Женя.
– Конечно, откуда же тебе знать, если ты был в изоляции. Паша, – парень протянул ему руку.
– Женя, – и он протянул ему руку в ответ, – так что ты там про сестричек-то говорил?
– Тут закон такой. Девушек, которые, по сути, работают тут медсёстрами, трогать нельзя. У них работа тоже тяжёлая. Но они дают эмоциональную разрядку и утешение. Но не физическое. Так принято. Они очень обижаются, когда кто-то пытается перейти эту грань, потому что некоторым вдруг начинает казаться, что их к нам приставляют для другого. Но ты их тоже пойми. Они за нами ухаживают, видят как нас постоянно калечат, как мы страдаем. Это большая эмоциональная нагрузка. Они нас очень жалеют, но не надо это путать с физическим влечением. Жаль, что тебе этого никто не объяснил. Испортить отношения со своей сестричкой, это худшее, что можно придумать. Сколько тебе ещё осталось? – спросил Паша.
– Почти год, – ответил Женя.
– Вообще дело дрянь! Мой тебе совет, падай в ноги, проси прощения, говори, что не знал про правила, что не так понял её расположение к тебе, что она так прекрасна, что ты не мог устоять, но что такого больше не повторится. Потому что сестричек тут не меняют. А быть в плохих отношениях с тем, кто тебя выхаживает раз за разом, врагу не пожелаешь. Так что либидо своё, на ближайший год, завяжи в узелок. Потом наверстаешь, – сказал Паша.
– Да уж, – Женя почесал затылок, – влип, так влип.
– Повинись искренне, может, простит. Если не сразу, то со временем, – сказал Паша.
– Слушай, а есть что-то, что ещё мне надо знать, чтобы глупостей не наделать? – спросил Женя.
– Даже не знаю… – задумался Паша, – я бы и про сестричек тебе не додумался рассказать, если бы не стал случайным свидетелем вашего инцидента.
– А о чём обычно говорят неизолированные? – спросил Женя, – какая самая частая тема для обсуждения?
– О, это элементарно! Все разговоры сводятся к одному. К вечной жизни, которая скоро будет доступна человечеству, – сказал Паша.
– Вечная жизнь? Я в этом ракурсе никогда не думал, – сказал Женя.
– Да, вечная жизнь, – кивнул Паша, – ведь регенератор, – он постучал себя по груди, не только восстанавливает утраченные органы, он же вообще восстанавливает организм. Тебе вот сколько лет?
– Двадцать четыре, – ответил Женя.
– А мне шестьдесят, – усмехнулся Паша, – я, походу, выиграл больше чем ты. Ты наверняка конечность какую-нибудь, а я ещё и лет тридцать – тридцать пять жизни, примерно.
– Ну, так потом-то это все будет доступно, – сказал Женя.
– Да? Ты в этом уверен? Думаешь, что человечеству разрешат жить вечно, даже если будет такая возможность? Нет, часть, конечно, будет, но мы с тобой вряд ли, – сказал Паша.
– Но ведь когда накопится критическая масса, технологии невозможно будет сдерживать, – сказал Женя.
– Да, это всем нам говорили. Возможно, что они и сами в это верят. Дело не в них. У тебя есть яхта? – спросил вдруг Паша.
– Нет, – слегка растерялся Женя.
– А ведь их очень давно умеют делать. Технологии существуют, но никак не наберут критическую массу, чтобы яхты были у всех, – сказал Паша.
– Мне кажется, что это очень некорректный пример, – с сомнением сказал Женя.
– Возможно, – неожиданно легко согласился Паша, – придумай получше. Может технологии и станут общедоступными, но не при нашей жизни. Смирись и радуйся, что в результате этого контракта получишь то, что другим и не снилось. Ладно, пойду я, меня, наверное, ребята потеряли. А ты не держись особняком. Знакомься с людьми, общайся, узнаешь много интересного. Возможно, вас именно для этого в изоляции держат, чтобы вы переживали всё самостоятельно, а потом вдруг попадали в общество. Психологи за нами следят день и ночь. Только тсссс! – он приложил палец к губам и подмигнул Жене. После чего, засунул руки в карманы и, насвистывая, исчез в темноте.
Женя постоял в одиночестве, осознавая то, что последние несколько минут сильно изменили его восприятие происходящих событий. Начиная от внезапного конфликта с Яной, заканчивая разговором с другим регенератом.
Постояв так пару минут, он вздохнул и пошёл искать Яну, чтобы перед ней извиниться.
Яна приняла извинения, но довольно прохладно и он чувствовал, что отношения между ними всё равно уже не будут прежними. Со временем, возможно, история затрётся, но как раньше уже не будет. Да он после этого вечера и сам как-то охладел к ней. Как будто попал под холодный душ. Он себе что-то нафантазировал, а это всё оказалось исключительно в его голове. Да и хватать её за попу было грубо. Не был соблюдён ритуал. В обычной жизни был велик шанс нарваться на такую же реакцию. И что это на него нашло?
Теперь его больше занимали другие мысли. То, что сказал Паша о вечной жизни. Это всё звучало очень разумно. И исходя из того, что это был результат работы коллективного разума, наверное, были разжёваны разные варианты. Много волн регенератов обсуждали эту тему. Если они пришли к такому консенсусу, значит, в этом есть смысл.
Женя стал часто непроизвольно прикасаться к своей груди, там, где был имплантирован регенератор. Он вдруг остро осознал свою связь с ним. Это небольшое устройство вернуло ему ноги, и потом проявило чудеса восстановления организма за короткий срок. Если оно ещё и стареть не даёт, то это не просто чудо! Это… это… это… у него просто не находилось подходящих слов, чтобы описать насколько это потрясающе!
Раньше он старался не очень сильно думать об устройстве в грудной клетке, но теперь все его мысли вертелись именно вокруг него. Даже ситуация с Яной отошла на второй план. Почему, вместо того чтобы давать испытателям деньги, они просто не оставляют эти устройства. Для них это было бы дешевле, а для людей наоборот, более ценно.
Да, конечно, если подумать, то можно было найти миллион причин, почему этого не стоило делать. Взять хоть шпионаж. Человека могли выкрасть и убить, чтобы завладеть секретной разработкой. А ещё он мог сам её продать, если ему предложат большие деньги. Да мало ли всяких возможностей завладеть этим чудом. Возможно, есть и другие ограничения. Например, это может оказаться просто незаконным, потому что испытания ещё идут. Да и вообще, кому это надо, раздавать передовое изобретение направо и налево.
А владеть им очень хотелось. Женя ни на секунду не усомнился, что Паше шестьдесят лет. Он про этот аспект регенерации раньше особо не думал, но омоложение вытекало довольно естественно из всего остального. Только вот до какого возраста омолаживается организм? Не дойдёт до младенчества? Или до точки максимального развития перед запуском процесса старения? Нужно будет спросить у Паши. Но он и так был уверен в последнем варианте. Ведь Паша не прямо, но говорил именно про это, про вечную жизнь.
Буквально на следующий день у них начались тренировки. Они заключались в том, что им нужно было привыкнуть носить на голове металлический шлем, который прикрывал ещё узким стальным языком верхнюю часть позвоночника. Штука была крайне не удобная. Так же они должны были пройти инструктаж по поведению на поле боя.
Это всё внушало тревожные предчувствия. Никакой речи об оружии не шло. Сами они стрелять, скорее всего, не будут, а вот по ним будут палить наверняка. Под ложечкой начало неприятно посасывать.
Тренировки шли три дня, а потом их повезли в грузовиках на полигон. Оказавшись в окопе, Женя подумал что командировка это полная дрянь, шашлыки того не стоят. Даже стрельба по нему в его же комнате теперь выглядела более привлекательно. Не зря же их сюда привезли. Не ради того чтобы слегка покарябать. Стало очень неспокойно.
Как оказалось не зря. Рассадив их в окопах, их начали расстреливать из артиллерии. Женя знал, что главное не высовываться, попасть снарядом в сам окоп не так-то и просто, хотя при современном развитии вооружения вполне возможно. Когда он был на фронте, ему всего этого испытать не довелось, но теперь он получал по полной программе.
Кругом всё взрывалось и грохотало. Он, как и остальные, сидел в окопе, прижавшись спиной к стенке, и вздрагивал при каждом взрыве.
– Что будет дальше? – крикнул он парню поблизости.
– Не знаю, – прокричал тот. Глаза у него, сквозь узкую полоску бронированного стекла, были испуганные.
То, что их увезут с полигона здоровыми, было маловероятно.
Начало взрываться совсем близко. Женя обратил внимание на заваленный вход в блиндаж. Его разбомбили ещё до них. Брёвна торчали в разные стороны как иголки у ежа. Возникла мысль, что может там найдётся какая-то ниша поукромнее, где можно будет отсидеться.
Женя на четвереньках пополз туда. Снаряды продолжали рваться вокруг. Возле блиндажа подходящих мест не было. Он попытался своротить бревно, чтобы залезть внутрь между торчащими стволами. Ему это удалось на удивление легко. Бревно упало, выворотив ещё одно и образовав углубление в завале. Туда как раз мог сесть человек.
Женя забился туда, сверху осталась торчать только голова в шлеме. Металлическая пластина прикрывавшая позвоночник сильно давила на спину. Но вылезать из-за этого он не собирался. Парень, с которым он разговаривал, увидев, что он нашёл себе небольшое укрытие, на четвереньках пополз к нему, в надежде, что для него тоже место найдётся.
И тут снаряд прилетел прямо в окоп, позади этого парня. Беднягу разорвало пополам. Женя сам терял ноги, но тогда ему было не до эстетики, он почти сразу потерял сознание. А тут он всё это видел близко, отчётливо. В его шлем прилетело даже несколько осколков, то тот выдержал.
Парня разорвало примерно в районе талии. Женя подумал, что это всё, конец. Вот тебе и безопасный эксперимент. Снизу подкатывала тошнота, он прилагал все силы, чтобы сдержать порыв. Нужно было не смотреть туда, где лежал этот парень, но он не мог этого сделать. Глядел, как заворожённый.
– Все эксперименты тщательно планируются, говорили они, если что, то под суд… ага, как же… – пробормотал Женя.
Тут он заметил, что место разрыва не теле парня уже не кровоточит, а побелело. Приглядевшись, он понял, что оно начинает рубцеваться и зарастать. Видимо парень был ещё жив, хотя как такое было возможно, если он потерял больше половины массы тела, наверное.