Тем не менее воздух в особняке звенит от напряжения.
И когда Настасья Александровна вдруг появилась в обеденном зале и прямо в дверях зажгла на руке Огонь, я был первым, кто захлопал в ладоши. Искренне.
— Солнышко ты моё! — бросился к ней тайный советник, — Миловал Господь!
— Кгхм-м, — негромко прокашлялся я, вовсе не согласный на столь громкое титулование.
Мой намёк был правильно понят. Удостоился уважительного кивка в свою сторону. Хороший знак.
Будем считать, что главная задача в Тамбове мной выполнена, остались мелкие дела: деньги получить, дать понять Шуваловым, что они не правы, да кое-что полезное закупить.
Кстати, первый вопрос вроде уже начал решаться. Кондоиди вытащил чековую книжку и чего-то там пишет.
Дописал, протянул мне. Чек на пятнадцать тысяч рублей!
Господи, каких трудов мне стоило так выверить свой поклон, чтобы он и выглядел достойно, и дал понять тайному советнику ту степень моего уважения, которое он вызвал справедливой оценкой моего таланта. Удалось.
Круто, что могу сказать. Получил больше, чем мог ожидать в самых смелых мечтах.
Как я понимаю, прямо завтра меня из особняка на выход не попросят, но и терпеть долго не станут. «Мавр сделал своё дело, мавр может уходить» — невольно вспомнилось.
Благодарность? Она была выражена деньгами и книгами. За оскорбление такое отношение трудно принять. Решил чуть провентилировать ситуацию.
— Могу я графине подарить артефакт? Лечебный. — Спросил я у Главы Клана Кондоиди.
Так-то, да. Понемногу всё возвращается на круги своя. Оказанная и щедро оплаченная услуга снова расставила всё по местам — богатого аристократа и подпоручика нельзя поставить на одну социальную ступень.
— Зачем? — вложил Кондоиди в свой вопрос сразу несколько смыслов.
— Я понимаю, что вы в состоянии найти ей уникальную вещь, но пока её нет, пусть у неё будет мой артефакт. Если бы он был на ней в тот злополучный вечер, то и проклятье вряд ли бы прижилось.
— Я с удовольствием приму ваш подарок! — опередила внучка призадумавшегося деда, в ответ на что получила пристальный взгляд Кондоиди.
— Упс-с, — отметил я про себя, уловив этот взгляд, — Теперь мне точно не стоит задерживаться в Тамбове.
— Прошу, Ваше Сиятельство, но сразу хочу предупредить о побочном эффекте, который я обнаружил случайно — мой артефакт не только лечит, он ещё делает женщин красивей и моложе. Хотя, в вашем случае этого эффекта не случится. Вы и так прелестны и очаровательно молоды, — подал я девушке плоский пенал, обшитый сафьяном.
— Это было кгхм-м… трогательно, — прикусил губу тайный советник, чуть поморщившись.
— Ваше Превосходительство, — обратился я уже к хозяину особняка, — Раз все наши дела ко всеобщей радости завершены, то надеюсь, вы не станете возражать, если я сегодня от вас съеду. Как вы понимаете, за время обучения в училище у меня появились знакомые в Тамбове, и они мне не простят, если узнают, что я был в городе, а их не навестил.
— Прекрасно вас понимаю, Владимир Васильевич, — не смог скрыть своей радости Кондоиди, — Я и сам вас не пойму, если в свой следующий визит в Тамбов вы нас не навестите, — сказал он, и как мне показалось, вполне искренне.
Вещами я особо обременён не был, оттого и съехал уже через час.
Кучер, узнав куда меня надо отвезти, лишь понятливо усмехнулся. Есть в Тамбове с дюжину заведений, которые весьма популярны у курсантов моего бывшего училища. Там не только можно вкусно поесть, но и переночевать в комнатах второго этажа с одной белошвеек, которых по вечерам вдосталь на улицах соседнего квартала. Полтинник за комнатку. Полтинник на пару часов или рубль за ночь — барышне. За всю историю училища такса квартала белошвеек для курсантов ни разу не менялась. Оно и понятно — Дар частенько по наследству передаётся. А Одарённый ребёнок — это билет в безбедную жизнь.
Для тех курсантов, у кого на белошвеек денег не хватало, были ремонтные бараки железной дороги. Район хоть и насквозь криминальный, но молодого мяса всегда можно вдосталь найти на любой вкус, возраст и размер, а к вечеру там на двух улицах не только плоскогрудые малолетки снуют в поисках клиента, но и после работы вполне фигуристые девахи появляются. Правда, и стоят они уже не гривенник, а два, но уже за пару часов, а не как малолетки — непонять на сколько, обычно, пока не сомлеют. И в этом нет ничего удивительного. Здоровая девка за десятичасовой рабочий день получает десять, редко двенадцать копеек, ворочая камни и таская шпалы. Мужики — раза в полтора больше.
Сейчас мне как-то глубоко фиолетово, что обо мне подумают, узнав, где я остановился. О какой такой репутации должен заботится молодой подпоручик, да ещё и вчерашний курсант?
Чек я отнёс в банк, где мне его учли, открыв счёт и выдав уже мою личную чековую книжку.
Вещи поместил в снятый номер, защитив их артефактом, а сам пошёл вниз по улице в кофейню, куда должна была прибыть парочка пацанов, нанятых мной два дня назад.
Оба моих тайных соглядатая уже бродили по улочке, бросая нетерпеливые взгляды на стёкла кофейни. Я негромко свистнул, привлекая их внимание, и пошёл в сторону ближайшего скверика на две лавки. Когда-то его украшал небольшой фонтан, но сейчас скверик выглядит не лучшим образом. Фонтан не работает, а лепнина на его краях частично обвалилась.
— Рассказывайте, — покрутил я в пальцах серебряный рубль, стимулируя их на старательное изложение информации.
— Как только темнеть начинает, конюшни запирают на два здоровенных замка, и ещё на один запирают ворота ограды, что вокруг устроена. Потом выпускают туда четырёх псов. Лохматых и вот такущих, — мазнул себя паренёк рукой почти по грудь. — А как в окнах усадьбы свет погаснет, то и во двор собак выпускают тоже. Но там не видно сколько и каких. Забор мешает, да и темно уже, — доложил тот, что постарше.
— И что, никто из дворни девок на сеновал в конюшни не таскает? — уточнил я на всякий случай.
Убийство людей в мои планы пока не входит.
— Разве только к коровнику. Там вроде собак нет. Курятник же рядом. Собаки всех курей передавят, — неуверенно предположил мой разведчик, — Но угнать лошадей не выйдет, не дадутся, да и клеймённые они, — с хитринкой глянул он на меня.
Угу, понятно, что парни обо мне подумали… Но обещанные деньги пацаны честно отработали, оттого я щелчком пальца подбросил вверх рубль, который парнишка ловко поймал ещё в воздухе ещё на взлёте.
— Вы меня не видели, и я вас не видел.
— Могила, — солидно заверил пацан, цыкнув зубом.
Остаток светового дня я провёл с пользой. Купил себе американский пантограф — копир и пару ружей «уточниц», с сотней пулевых патронов на каждую. Две с половиной тысячи рублей, как с куста. Но с хороших дел — могу себе позволить такие расходы.
Потом была поездка на вокзал, где я полностью выкупил купе первого класса на завтрашний поезд. Исключительно ради пантографа на вторую полку раскошелился. Дорогой аппарат очень тонкой работы. Не дай Бог что-то в нём поломать. Скупой платит дважды.
И наконец, я посетил телеграф.
Надо же было известить Янковских, что я к ним на пять дней в гости собрался. Заодно они и экипаж пришлют, чтобы меня с багажом на вокзале встретить.
Свою снятую комнатёнку я покинул через окно.
Имение Шуваловых находится относительно недалеко от города, порядка пяти вёрст.
Примерно полчаса неторопливого бега по подсохшим полевым дорогам.
Тамбовский Род Шуваловых не особо богат. Полторы — две тысячи десятин их земель довольно удачно протянулись вдоль реки Цна. Есть несколько заливных лугов, благоприятных для покосов сена и выпасов скота. Но семейство, после отмены крепостного права, специализируется на разведении породистых коней. Дончаков. Недаром их имение носит название — Донское.
Я со времён училища помню, с каким гордым видом утырок Шуваловых старался вещать на всю столовку, каких дорогих коней — производителей подкупил его отец в этом году.
Спасибо ему. Узнал слабое место. Бить буду по больному. По их кошельку и основной статье дохода.
И пусть о покойных плохо не говорят, но наследник местных Шувалов, который мне ни к месту вдруг вспомнился, был конченой мразью.
Я ещё на втором курсе услышал его рассказ, уточняемый парой его прихлебал, где они, не стесняясь, рожи корчили, изображая свои походы за рубль, на улицы ремонтных бараков.
Велика ли слава, дав гривенник уличным пигалицам, заставить их привести из барака побольше младшеньких, а потом поставив тех лицом друг к другу, обходить их по кругу, вслух комментируя, кто из них как глаза таращит, голосит, или язык вываливает, ощутив в себе их молодецкую удаль, склонную к беспардонным экспериментам со сменой дырок. Как по мне — мерзко, но кое-кто из курсантов их слушал с видимым вожделением, чуть слюну не пуская, впитывая опыт этой порочной троицы.
Боюсь, их последователи потом не раз повторят их «подвиги», легко разыскав себе подходящий объект для развлечений. Недаром про ремонтные бараки ходит слава, что шлюхами девки там становятся с рождения, а их «взрослая жизнь» внутри бараков начинается чрезвычайно рано.
Как правило, за конфетку. И стоит раз оступиться, как «конфеток» будет много. Но кто такое девчонке объяснит. Не мамка-алкоголичка же, которую прямо на убогом столе мужики за стакан самогона втроём дерут у неё на глазах.
Наверняка вскоре найдётся среди них и тот «добрый дядя с конфеткой», который всему дочку шлюхи обучит.
Собственно, кого нынче интересует жизнь людей в ремонтных бараках? Они были построены, как времянки, на время строительства железной дороги, и треть из бараков уже сгнила, разрушившись, но почти тысяча людей в остальных, чуть более капитальных, до сих пор живут. Фактически друг на друге. По человеку, на одной квадратной сажени, если не меньше.
Люмпены. Те, кто не смог остаться на земле, и не нашёл себе место в новом буржуазном мире. У них нет строгих моральных принципов. Да и откуда бы им взяться, если в бараках все вповалку спят, зачастую, по очереди. Одна смена выспалась — вторая пришла на их лежанки. Вот такие они — ремонтные бараки. Тут всё довольно сурово. Все спят со всеми, а вместо стен и комнат, в лучшем случае рваная простыня, накинутая на верёвку.