Лосев и Милов смотрели, улыбаясь. Евдокия Петровна подняла на них глаза.
— Чего вы сидите? — проснулся «генерал». — Их как-то надо обустроить. Кроватки. Да и Гезель. Давайте, марш, марш!
Лосев и Вася выскочили вон.
— Игнатич, ты прости, что я… — начал, было, Вася.
— Вась! — Лосев его прервал. — Спасибо тебе. Я-то, видишь, никак не мог решиться. А так — хорошо получилось. И Евдокиюшка теперь успокоится.
…Обустройство детей и кормилицы прошло в кратчайшие сроки! Все были довольны. После пары дней суматохи, Евдокия Петровна вновь вернула дом в русло нормальной размеренной и спокойной жизни. Но уже с двумя детьми. Все, конечно, обсуждали это событие. Поздравляли Лосевых, радовались за них. И Васю отмечали!
Вася впервые за все время своих злоключений чувствовал себя абсолютно счастливым человеком. Ходил весь день с сияющей физиономией. Каждую свободную минуту навещал детей, возился с ними, словно и сам был ребенком. Именно в такую минуту и стал свидетелем последнего препятствия на пути Лосевых к полноценному семейному счастью.
Пришел мулла из ближайшего аула. Остановился у порога. Позвал хозяев. Вышел Лосев. Вася, почувствовавший неладное, к огорчению детей прекратил с ними играться, вышел также.
Мулла не стал ходить вокруг да около. Посчитал, что лучше сразу атаковать. Бросился с места в карьер. Суть его речи сводилась к тому, что супруги задумали немыслимое и невозможное. Нельзя вот так забрать детей-мусульман. Что они дети Аллаха, а не русского Бога! Что их нужно немедленно отдать мулле с тем, чтобы он нашел им достойные мусульманские семьи!
Напор его был таким, что и Лосев, и Вася растерялись. Мулла это воспринял уже как победу. Потребовал вывести детей из дома. Лосев и Вася пока переводили дыхание, думая, как начать разговор. Не потребовалось. На порог вышла Евдокия Петровна. Маленький Вася был у неё на руках. Дадо крепко обхватив её ногу, с испугом смотрел на чеченца.
— А теперь послушай меня, мулла! Васю завтра мы окрестим в нашей православной вере!
Мулла начал шипеть, но Евдокия не обратила на это внимания.
— Дадо пока не стану. Вырастет, сам решит, кому поклоняться. Захочет Аллаху, так тому и быть. Вопрос про Господа и Аллаха решили.
Мулла попытался вставить слово, но Евдокия была непреклонна.
— Теперь, что касается отдать тебе детей. Это — мои дети! Так и скажи всем своим в ауле. Мои. Никому я их не отдам. А любого, кто посмеет за ними прийти, прогоню. А, если не поймут, то и грех на душу возьму! Все! Разговор закончен!
Евдокия развернулась и ушла с детьми в дом.
Мулла пытался набрать воздуха. Лосев и Вася смотрели на него с некоторым сочувствием. Потом Лосев развел руками. Мулла что-то зло проговорил, развернулся и быстрым шагом удалился.
Ноги у Лосева и Васи подкосились. Присели на порог.
— И, ведь, убьёт! — покачал головой Лосев. — Я-то её знаю!
— Ну, лучше не доводить до этого.
— И как?
— Может, сходим в аул к этому мулле. Поговорим по душам. Чтобы, действительно, до греха не довели. Тоже люди. Может, поймут. Успокоятся. Согласятся. Я бы, вообще, к генералу на поклон пошел. Чтобы он к себе старейшин вызвал и поговорил.
— Дело! — согласился Лосев. — Надо попробовать. Даже если генерал откажет, сами сходим.
— Ну, да. Попытка — не пытка!
— Вась! — Лосев тут замялся. — Я про крестины хотел поговорить.
— Игнатич! — Вася улыбнулся. — Конечно, меня нельзя делать крестным отцом. Что ж я, не понимаю? С моей-то службой! Нет! Не хочу, чтобы Дадо и Васька без крестного остались. Кого выбрали?
— Иваныча!
Лосев назвал отставного вояку, у которого было своих пятеро детей.
— Это правильно! Иваныч — хорошим крестным будет.
— Спасибо, что понимаешь, Вася.
— А что тут понимать, Игнатич⁈ Лишь бы дети счастливы были!
Что ж, коли с детьми-пацанами все так счастливо устроилось, пришла Васе пора подумать о любви и о юных девах.
Коста. Тифлис, октябрь 1839 года.
Я, конечно, помнил о своем обещании Тамаре никогда не хвалиться. Но тут все же не удержался:
— Отель «Пушкинъ», господа, принадлежит моей семье. Думаю, для моих боевых товарищей я что-нибудь придумаю с номерами!
Хорошо, что наверняка не пообещал! Спасибо Томе. Приучила не выпендриваться. Так бы по кавказскому обыкновению заявил бы, мол, гостиница моя, устрою без проблем! Или, что похлеще! А так, все-таки, сказал нейтральное «думаю». Нет гарантированного обязательства. Конечно, если бы не получилось устроить, все одно — конфуз. Но не такой, как если бы прихвастнул.
Когда вошли в гостиницу, я, ровно так же, как и Торнау и Милютин, сразу остановились на пороге, образно говоря, раскрыв рты! Сам же тоже не видел, как за это время Мика развернулся! Поэтому и остолбенел.
«Да и в моем времени это выглядело бы вполне достойно!» — подумал я.
Все блестело такой чистотой, от которой глаз отвык! Это первое. И запах! Нормального свежего воздуха с едва уловимым цветочным ароматом. Это второе. И, наконец, интерьер. Все простенько, но «сердито» Не одесское отельное великолепие, а тот радующий мой глаз минимализм, в котором все достойно и функционально. Эти три пункта поражали просто потому, что во всей Грузии с её постоялыми дворами и гостиницами они напрочь игнорировались хозяевами.
— Теперь понятно, из-за чего такой ажиотаж вокруг твоего «Пушкина»! — улыбнулся Торнау. — Лучше на ближайшие пару тысяч верст не видел, Коста. Ты молодец!
— Да я тут никаким боком. Это все Миша! Наш управляющий!
Он как раз и вышел к нам в этот момент. Тоже немного ошалел. Не знал, как среагировать. Бросился ко мне, уже на ходу обратив внимание на Нику, державшуюся за мою руку. Недоумение в его глазах не исчезло, даже когда мы обнимались.
— Все объясню потом, — шепнул ему на ухо.
Потом представил друзей и сказал о двух номерах. Мика поморщился. Тут же взял себя в руки.
— Господа! Прощу прощения, но два номера я сегодня никак не смогу вам выделить. Если бы знал, был предупрежден! Так что, только один. Но, уверяю, что постараюсь, как можно быстрее выделить и второй. Потерпите день-два?
Вот тут я и и оценил свое «думаю»!
— Мы все понимаем, — успокоил Мишу Милютин. — Признаться, мы и на один-то не рассчитывали!
— Благодарю за понимание! — Мика обернулся. Чуть повысив голос, позвал, — Боцман!
На крик явился шустрый малец, лет 14-ти, один из «побегушек», как я понял.
— 12-й, — сказал ему Мика. — Он вас проводит, господа. И вещи занесет.
— Боцман? — не удержался Торнау.
— Ну, вообще-то, Бесо, — улыбнулся Мика. — Но друзья так прозвали. Он привык.
— Забавно! Ну, что, Коста. Каковы дальнейшие распоряжения?
— Хотел у вас спросить.
— Думаю, мы сегодня не будем тебя беспокоить, — улыбнулся Торнау. — Встреча с семьей. Не стоит нам вмешиваться. А завтра — решим.
— Но прямо сейчас мы должны наведаться в таверну! — вступил Милютин.
— Да! — согласился Торнау.
— Тогда я со спокойным сердцем передаю вас из рук Мики в руки его супруги Микри. Уверен, испытаете такой же восторг!
Торнау и Милютин горячо поблагодарили Мику и меня. Двинулись к номеру. Мика обернулся ко мне. Опять обнялись.
— Спасибо, что выручил! И у меня нет слов! Ты сотворил чудо!
— Спасибо! — Мика ответил быстро, наверное, уже привык к таким восторгам. И был в нетерпении, желая узнать, что за девочка держит меня за руку. — Кто это?
— Знакомься. Вероника. Пока мало что понимает на нашем. Но учится быстро. Ника, это… Мика! — я хохотнул.
— Привет! — Мика присел, что было обязательным при его баскетбольном росте.
— Здравствуй!
— Она сирота. Хочу, чтобы стала нашей воспитанницей. Чтобы мы все вместе заменили ей отца и мать. Как думаешь?
— Я думаю, что девочку нужно поскорее отвести к Микри. Накормить. Она обрадуется. А потом сходим к Мнацакану за одеждой для неё.
— Хочешь есть? — спросил я Нику.
— Да.
— Пойдешь с Микой? Познакомишься с его женой. Они, как и мы, будут заботиться о тебе.
— Хорошо. А Тамара?
— Мы тоже скоро подойдем.
— Хорошо.
Мика протянул руку Нике. Она тут же протянула свою.
— Тамара дома, — сказал он мне. — Я закрою таверну сегодня пораньше. Сядем по-домашнему. Подходите часа через два.
— Есть, господин управляющий!
Но Мика уже не обращал на меня внимания.
…Помчался домой. Ворвался, заставив вскочить с кровати дрыхнувшего по обыкновению Бахадура. Тамара сбежала со второго этажа на шум. Слов было потрачено минимум. И дом я не стал осматривать в подробностях. Только потребовал, чтобы жена показала мне хваленую кровать.
…Через два часа вошли в таверну. Тамару о Нике не предупредил. Так что пока я обнимался с Микри, жена знакомилась со своей копией, которая уже красовалась в новом платьице. Мика давал ей разъяснения. Наконец, расселись. И так как я был голоден и было не до разговоров, говорили остальные.
— Рассказывайте, рассказывайте! — призвал я всех уже с наполненным ртом.
— Все хорошо! — сказала жена. — Ты же видишь.
— Я верил, что хорошо, но не мог представить, чтобы настолько!
— Да, да! — кивнула жена. — Все Мика и Микри!
Даже если бы мы говорили громче, супруги все равно бы не отвлеклись. Ника сидела на коленях Микри, Мика держал её за ручку. Оба что-то ей говорили, не обращая на нас никакого внимания.
— Я люблю тебя! — Тамара наклонилась ко мне, проговорила шепотом.
— И я тебя люблю, солнце! — немного удивился.
— Ты не понял! Сейчас за то, что ты привел в дом Веронику. Умный муж. Посмотри на них! Как же они счастливы!
— Да. Только мне теперь будет в два раза тяжелее!
— Это почему? — испугалась Тамара.
— Потому что Ника такая же зараза и змея, как и ты! — сказав, не удержался и стал валиться на бок от смеха.
Жена поддержала меня, хотя и легонько треснула по голове.
— Значит, теперь ты будешь вдвойне счастлив! — заявила.