Я оглядел ногу. Тупые зубы черепахи не прокусили сапог, но изрядно испохабили его внешний вид. Слюна внутрь не затекла-и на том спасибо, вдруг еще окажется ядовитой. Еще раз подошел к черепахе и поддел ее ногой под бок. Она перевернулась кверху брюхом, но признаков жизни не подала. Результатом этого было только осознание факта, что передо мной самец черепахи. Придется теперь глядеть под ноги, в подозрительные камни палкой тыкать. И, возможно, дождаться падения чего-то на голову. Хоть той же черепахи, которую на какого-то древнего мудреца уронил орел, решивший, что лысина мудреца - это камень, об который удобно разбить ее панцирь. Так замкнется круговращение черепахи в природе, и она, как известный великий змей, ухватит себя за хвост. Хвост у черепах есть, хотя и скромных размеров, но у меня нет и такого, о чем я совершенно не жалею.
Сломанная палка нашлась неподалеку от места смерти странной черепахи, потому было чем переворачивать камни, но второй такой не встретилось. Таки надо будет написать книгу про путешествие по Граничному хребту, ибо есть, что отразить по географии, и есть что по монстрологии. Беда только в том, что я никогда не любил писать даже письма, а тут целая книга с картами и описаниями. А то напишу нечто вроде сочинения моего одноклассника Пети Синицына о том, как он провел лето. Петя писательского таланта, как и я, не имел, оттого уложился в одну фразу: 'лето прошло, как обычное лето, не о чем вспомнить'. Вот так тоже могу написать: 'Ходил по Граничному хребту долго, ничего здесь хорошего там нет, потому не советую нормальным людям ступать по моим следам. Если же кому-то делать нечего-приходите и получите, что заслужили'.
Если же мой труд будет в школе служить учебником, то школьники меня прославят-только выдающийся лентяй не сможет заучить его наизусть и отвечать на уроках одной фразой. И никакой дотошный учитель не заставит выучить больше-за неимением того, что больше. А черепаху надо как-то назвать. Допустим, 'черепаха кусучая камуфляжная'. Или лучше заногукусачая, а не просто кусачая? Надо подумать. А можно и не спешить с этим. Еще не вернулся, книжку писать не собрался и не написал. Можно и оттянуть до того момента, когда эльфы позеленеют, как говорят в городе Дареме, когда хотят сказать о чем-то, что никогда не наступит. Правда, утверждают, что, когда ее произносят при эльфах, те сильно обижаются, ибо сравнение их с зеленокожими орками им хуже пули в живот.
Проход с черепахами закончился, начался спуск в распадок, густо заросший колючими кустарниками. Шиповник, ежевика, еще что-то наподобие, но не менее колючее. Шиповника я набрал с собой, а вот над ежевикой постоял, терзаемый противоположными чувствами, потом решился и попробовал. Вкус был как у недозревшей ежевики в лесу, но, возможно, она тут лучше и не бывает. Поэтому я запихнул в себя пару горстей ягод, очистил руку соком совсем незрелых плодов и пошел дальше, размышляя на низменную тему-пронесет или нет. Увы, в походе о том и думаешь, а не о возвышенном. Жратие определяет бытие. Нет чего съесть-думаешь о еде, нашлось что-то вроде как съедобное- размышляешь о том, не отравишься ли только что съеденным, особенно в незнакомых местах, к плодам которых еще не привык. В них обычная проза жизни может превратиться в кошмар, особенно, если имеющийся лечебный амулет не справится с отравою. Но ежевика пока не стремилась покинуть меня с ужасом и громом, оттого я смог оторваться от размышлений о возможном и больше внимания уделил настоящему, а именно покойнику близ дороги. На сей раз это был не давно покойный змей, а относительно свежее человеческое тело. И чем больше я на него смотрел, тем меньше мне это зрелище нравилось. Я как следопыт-очень среднего уровня, а как полицейский следователь еще хуже, но выглядело все так, как если бы покойного не то могучим ураганом, не то не менее мощным колдовством где-то далеко приподняло, протащило, а здесь с силой шлепнуло оземь, да так, что мало что из костей осталось целым. Не помогло бедняге то, что он попал на песчаный участок, а не на каменную глыбу. Кости во многих местах прорвали кожу, череп явно лопнул тоже, винтовочное ложе сломано, лопнула часть ремней амуниции. И по песку вокруг видно, что ходила вокруг него только хищная мелочь, пожевавшая его отдельные места и ни сам он не пришел, и никто другой его тоже сюда не принес. Так что, если исключить магию творения, создавшую его на этом месте из муравья или какой-то полевой мыши, появиться он мог только двумя путями-свалиться с небес или из-под земли вылезти. Но я не слышал, чтобы засыпанный землей человек, выбираясь из-под завала, сломал ноги в трех, нет, в четырех местах. а с. Треснувшим черепом он и не вылезет. Остается версия полета и падения сверху.
Да и одет он не для здешнего климата. Я лично в такой легкой одежде вышел бы в летний день куда-то южнее Саратова, но не на Граничном хребте. В горах днем можно и изжариться, особенно на открытом месте, но ночью будет уже нечто другое, потому ходить без куртки, но в тонкой рубашке и легких ботинках, немножко оригинально. Я попытался найти на нем бумаги, но не преуспел. На рукоятке охотничьего ножа выжжены буквы В и М, хотя нож явно трофейный. Такие делают кузнецы в Болере-довольно популярная вещь среди аборигенского населения. Можно потратиться поболее и купить нож гномской работы, но этот тоже неплох. Аборигены не любят покупать ножи фабричной работы, которой они не доверяют, ибо предпочитают ручную ковку- совсем бедные-то, что выковал кузнец на соседней улице, средний уровень-вот такой болерский нож, у кого лишняя копейка водится-гномский. Ну и не забываем про трофеи. Я лично никогда против фабричных ножей ничего не имел, но вот теперь ношу клинок гномской работы, доставшийся мне от убитого разбойника. И сталь хорошая, и сделан красиво, можно и в людном месте пофорсить. На фляге и прикладе никаких знаков владельца нет. Винтовка маузер, как и у меня, правда, убита окончательно падением вместе с хозяином, на поясе два подсумка с патронами, что в некотором роде дар небес, поскольку мне они пригодятся. Подумав о даре небес, я ощутил двусмысленность этой идеи. Как-то нехорошо выходит, хотя я сам не колдовал и богов не просил, чтобы мне какого-то прохожего сбросили для пополнения патронного запаса. Еще в наличии нож, фляга, сумка через плечо с разной житейской мелочью и скромным запасом еды-банка консервов, пакет галет и две фабричные упаковки чая с сахаром по две порции в каждой. Карманные часы при ударе стали и вряд ли пойдут. Денег-никаких. Итого что получается? Неизвестный мне человек вышел в жарком месте, рассчитывая, что уйдет недалеко, максимум до конца дня, отчего сможет где-то перекусить, и не в лес и не на рыбалку и не на охоту. Скорее всего в соседнюю деревню. Может, даже пешком или на телеге. Но тут на него...
Теперь надо подумать, что с ним делать. Я вырыл могилу, поместил его туда, засыпал, положил в изголовье камень, в выбоину на котором пристроил нож незнакомца. Поскольку я не знал, какой он принадлежит вере, то ограничился только пожеланием покоиться с миром. Себе я оставил патроны, фляжку, еду и мелочи из сумки. Помершему они уже не нужны. Я пошел дальше, угрызаемый двумя вопросами, на которые у меня не было ответа. Второй безответный вопрос звучал так-почему покойник мне подозрительно напоминает своего двойника. Как это ни странно, но факт. Лицо, конечно, от падения пострадало, но цвет глаз такой же серый, как и у меня, рост такой же, очертания фигуры похожие, и на правой кисти татуировка, как и у меня. Он, правда, свою потом сводил, оттого сходство стало неполным. У меня виден ромб с единичкой внутри (память о воинской службе), а у него ромб виден наполовину, а вместо единички рубчик. И у обоих небольшой шрам, пересекающий левую бровь. Волосы у него подлиннее, как бывало и у меня, когда лень было стричься пару месяцев. Душа этой мысли сопротивляется, но что-то в этом есть и отмахнуться от этого невозможно. Хотя легко придумать опровержение, ибо лицо покойника все же травмировано, оттого и явно не будет похоже, а простенькая татуировка и шрам-ну мало ли ребят служили в первом полку и решили так его не забывать, и мало ли кому камнем в бровь прилетало.
Хотя другие думы немногим лучше-откуда он тут взялся, и какая сила его туда забросила. А теперь все что есть о нем-это номер винтовки, и то, если не подарил и не продал кому и не забыл, кому именно. Да, вот так пойдешь в соседнюю деревню за табаком и исчезнешь из мира живых, причем никто не узнает, как это вышло.
Мрачная история получилась и бьющая по нервам. Конечно, за свою жизнь я не раз рисковал ею, а иногда даже ни за понюх табаку. О том, что все могло закончиться плохо, голова тогда осознавала, но как-то отстраненно-да, может быть и плохо, да, может случиться и того-с. Но иногда что-то цепляло и пробирало до глубины души, что и я мог оказаться на месте погибшего быстро и печально. Вот и сейчас так зацепило, как крючком за душу. Хотя с чего-совсем недавно ведь был наш разгромленный лагерь, где никого в живых не осталось и неизвестно даже, как все вышло. И недодраконы, живые и обглоданные, не затронули, и невидимая глазу черепаха-не проняла, а человек из теплых краев, выпавший, как дождь из тучи-задел. Пора вставать, идти и отвлечься от тяжелых размышлений о возможности того, что с тобой может случиться невесть что, а не банальные стрела, пуля, понос и холера с золотухой... Хотя чего об этом рассусоливать-я пошел на хребет от отчаяния, великолепно осознавая, что могу оттуда не вернуться, и даже более того-риск здесь выше, чем в степи, в Озерном крае и хребте, населенном друэгарами. Поэтому чего дергаться-стоит оступиться и ухнуть с высокой скалы, и картина при этом будет аналогичная, только одежда будет чуть отличаться. Но какая разница для разбитого в хлам человека, насколько теплые на нем штаны.
Я брел дальше о тропинке бедствий, пытаясь не думать об увиденном, но не выходило. Тогда я занялся самообманом и стал себя отвлекать на мелкие детали истории упавшего. Например, думало его ботинках или о том, отчего при нем не