я уж о мирах Известных Звезд.
Потому, как только Харра Иви эн ли Эде возлагала на себя священный шлем и вступала в контакт с вечным компьютером Эде, а все присутствующие на церемонии проделывали то же самое, миллиарды Архитекторов в своих квартирах надевали такие же шлемы и получали свое кибернетическое причастие.
Данло навсегда запомнился тот первый раз, когда он присоединился к ним в их кибернетическом пространстве. Он сидел, подогнув ноги, на молитвенном коврике и держал в руках холодный шлем, глядя на свое отражение в его зеркальной поверхности. Его беспокоила дикость собственного взгляда – как будто его ничуть не пугала возможность гибели или сумасшествия, к которым могли привести его запрограммированные мечты о Боге. Голова у Данло была крупная, с гривой густых волос, и шлем, когда он надел его, оказался тесноват и надавил ему на виски. В следующий момент Данло воспроизвелся в причастном пространстве. Это выглядело так, словно он провалился сквозь пол и очутился вдруг в контактном зале великого Храма. Перед ним и позади него стояли, преклонив колени на своих ковриках, тысячи Архитекторов в таких же, как у него, священных шлемах. В центре зала у массивного сверкающего алтаря, стояла рядом с вечным компьютером Эде Святая Иви в широком кимоно из белоснежного перлона и белой, расшитой золотом добре на голове.
Данло нашел компьютерную модель святого места очень удачной, хотя и несовершенной. Реальные краски и формы были переданы хорошо– и сверкающая бронза статуй ЭдеЧеловека, и голубые розы в вазах, и кофейные озера глаз Святой Иви – но дыхание молящихся казалось каким-то отрывистым и приглушенным. Запахи тоже отсутствовали – вернее, дурные запахи наподобие аминопластмасс, кетонов и нездоровых тел, которые Данло на Таннахилле встречал почти повсеместно. Вместо этого здесь пахло сиренью, медом, ветром, водопадами и чисто вымытыми женскими волосами.
Данло чувствовал, что в этой церемонии вместе с ним участвуют миллиарды Архитекторов по всей планете. Он сознавал присутствие множества людей (или их изображений), а они сознавали его присутствие. Их глаза расширялись от изумления и возмущения при виде намана, вторгшегося в их святая святых; Они, видимо, полагали, что Харра либо дала ему особое разрешение воспроизвестись здесь, либо очистила его от негативных программ и предложила ему прочесть символ веры, как подобало всем новообращенным Архитекторам. Поэтому они не возражали против его появления и только смотрели во все глаза на его высокую фигуру иерное пилотское кольцо и дикие синие глаза.
Затем Харра, которая тоже смотрела на Данло, сняла священный шлем с алтаря и возложила на голову, точно сама себя коронующая королева.
– От нашего Отца мы пришли, – начала она, обращаясь ко всем Достойным Архитекторам в Храме и на всем Таннахилле, – и к Нему же вернемся, как дождевые капли возвращаются в океан.
В этот момент пятьдесят миллиардов человек, присутствующих в Храме физически или сидящие в своих квартирах за десять тысяч миль от него, вошли в единое пространство, единое сознание, единое восприятие Бога Эде и всего созданного Им. Для Данло этот священный миг выглядел так, словно ему в мозг уронили каплю жидкого кобальта. Густой цвет, распространяясь, как в стакане воды, окрасил его сознание в нежнейший и красивейший из всех оттенков синевы, какие Данло доводилось видеть. А затем настал момент кибернетического самадхи. Блаженство было так велико, что Данло перестал чувствовать свое тело, свою память и свое сердце. Он был чужим в этом океане света, а потом сам сделался светом, ясным, сияющим и безупречным.
Он так никогда и не понял, сколько длился этот момент.
Целую вечность спустя шлем у него на голове стал генерировать другое поле. Появились образы, звуки, запахи, и жаркая красная струя любви обожгла горло. Данло вместе со всеми Архитекторами вошел в святилище, где хранились все книги Священного Алгоритма Эде. Это, конечно, были не те бумажные, переплетенные в кожу книги, которые Данло хранил у себя в сундучке; скорее они представляли собой сюрреальности, истории в картинках. Некоторые говорили, что Алгоритм сам по себе есть пространство – что он, как нерукотворное видение Бога, находится вне всех компьютерных пространств.
Об истинной природе Алгоритма Данло не знал ничего, и ни метафизика, ни теология в данный момент его не интересовали. Слова, льющиеся в его сознание, как музыка, нельзя было оставить без внимания, и образы Эде манили его к себе. В то утро Харра привела свою паству к финалу “Заключения” Алгоритма, и в Данло звучали хорошо знакомые слова: “Он пройдет среди звезд и заполнит собой вселенную”.
На этом месте Данло снова почувствовал, что падает. Он летел, как метеор в космосе или птица, пикирующая в ночи на берег тропического океана. Такого мира, который открылся перед ним, он никогда еще не видел: берег, на который он опустился, не имел ни пределов, ни горизонта. Вместе с ним там стоял целый миллиард Архитекторов – а может быть, миллиард миллиардов. Люди в белых одеждах справа и слева от него смотрели в небо и ждали. Данло тоже обратил свой взор к небесам.
Тогда там, среди слабых огней вселенной, вспыхнула история онтогенеза Эде из человека в Бога. Знакомое лицо Эде с чувственными губами и черными горящими глазами мистика взошло на небе, как луна. Данло смотрел, как он трансформируется в нечто новое. Зрелище разворачивалось, как музейная голограмма, но было несравненно масштабнее и глубже. В миллионе миль над Данло, на фоне черной стены ночи, кофейная кожа Зде наполнилась золотым светом. Вскоре он весь превратился в сияющую сферу и стал из ЭдеЧеловека Эде-Богом. Потом свет внезапно исчез, как звезда в черной дыре, и небо какой-то миг оставалось темным. Это, как Данло узнал после, было символом Темной Ночи Души, того отчаянного момента, когда Он вложил свое “я” в свой вечный компьютер, – и напоминало, что за мраком следует момент торжества.
В небе высоко над океаном появился крошечный кубик, который Данло поначалу принял за старинный спутник связи.
Но затем куб засверкал тысячами огней, и Данло узнал в нем вечный компьютер Эде. Все его шесть граней быстро росли, как кристалл в перенасыщенном соляном растворе.
Вскоре куб заполнил собой все небо, поглощая черный космос и вмещая его в себя. По мере того как эта сцена из “Заключения” близилась к своему вселенскому финалу, тропическая ночь вокруг Данло наполнялась космическим холодом. Данло увидел, что пляж, на котором он стоит, вместе со всей планетой движется в космосе, следуя за Эде в его великом странствии по вселенной.
Вокруг появились звезды, а потом и целые туманности.
Многие, наподобие Двойной Радуги, Данло узнавал. Он завороженно следил, как растет вечный компьютер Эде, заполняя туманность за туманностью, и как тысячи его огней затмевают свет звезд. Потом эти огни в самом деле стали звездами, их число увеличилось от десяти тысяч до десяти миллионов, а там и до миллиардов, и Бог Эде поглотил все звезды в спиральных рукавах галактики, известной как Млечный Путь.
Логика судьбы Эде была непреложной и всеобъемлющей.
Данло видел, как священное кибернетическое тело Бога заполнило сорок миллионов космических световых лет, поглотив Андромеду, Дракона и другие галактики ближнего скопления. Затем настала очередь Девы, Гончих Псов и так далее, и так далее. Звездные скопления представляли собой сферы диаметром полмиллиарда световых лет, и казалось, что во вселенной им несть числа. Но в конце концов Эде, преодолев черные пустоши пространства и времени, поглотил каждую звезду, каждую частицу материи и каждый бит информации во вселенной. Эде и вселенная, по слову Алгоритма, стали единым целым.
И Данло наряду с миллиардами Архитекторов, стоя на своем виртуальном берегу вне пространства и времени, стал свидетелем этого завершающего чуда. Вся Вселенная на его глазах приняла форму сверкающего черного куба, воистину вечного космического компьютера, который был Богом Эде и ничем более. Данло знал, что это так, ибо вслед за этим свершилось последнее преображение. Куб, почти бесконечный, начал светиться изнутри. Свет разгорался все ярче и завершился страшной, ослепившей глаза вспышкой. Прозрев снова, Данло увидел, что вечный компьютер, который был Богом Эде, исчез – или, скорее, трансформировался в знакомый сияющий лик Николоса Дару Эде, заполнивший собой всю вселенную. Он, этот лик, и был вселенной. Ибо сказано в Алгоритме: “И Эде сопрягся со вселенной, и преобразился, и узрел, что лик Бога есть Его лик”.
Контактная церемония подошла к концу. Харра провела Архитекторов по другим страницам Алгоритма, но уже не столь глубоко. Данло вернулся в контактный зал Храма, где он (виртуальный он) стоял на коленях среди Архитекторов в белоснежных кимоно. Харра своим сильным голосом перечислила восемь обязанностей Архитектора: вера, послушание, медитация, проповедь, паломничество, очищение, контакт и преображение. Она напомнила о Четырех Великих Истинах, открытых Эде: истине зла и страданий, истине возникновения зла из негативных программ, входящих в природу вселенной, истине побеждения этого зла путем написания новых программ и последней истине, гласящей, что написание таких программ возможно лишь через выполнение Восьми Обязанностей, то есть через самого Эде.
Церемония завершилась повторением обета послушания и символа веры. Этих слов Данло не произносил, но присоединился к остальным, когда Харра призвала всех помолиться о мире и совершить безмолвную медитацию. Проделав это, он снова оказался на молитвенном коврике у себя в комнате, снял шлем и подивился страшной силе религии, известной как эдеизм.
На следующий день после контактной церемонии Харра пригласила Данло позавтракать с ней в ее утренней комнате.
Двое служителей с добрыми лицами – тоже, видимо, Харрины внуки – проводили его в эту красивую комнату, полную цветов и солнца. Харра, все еще в парадном кимоно, встретила его приветливой улыбкой. Они обменялись низкими поклонами, и она провела его к восточному окну, где был накрыт пластмассовый столик. Харра отпустила служителей, сказав, что желает остаться с Данло наедине. Они посмотрели на Данло как на опасного зверя вроде тигра, однако удалились. Данло выдвинул для Харры стул и сел сам.