К слову, сами ордалиане не считали тифонитов своими главными соперниками, несмотря на смелые заявления последних. «Черные Стрельцы», как называли тифонитов в газетах, слишком мелко плавали, чтобы представлять серьезную опасность.
Мистириане, к которым относился Волков, также причислялись ко «вторым силам». Относительно молодая религия лишь набиралась сил, но довольно уверенно и твердо заявила о себе перед всеми остальными.
Вагон наполнился громким хохотом молодежи. Егор вновь перевел взгляд на их отражение, подмечая детали.
Раздухарились. Все чаще и чаще смотрят в его сторону, перебрасываясь остротами и шутками. Интересно, чьих будут? Ага, у одного из парней мелькнул крупный серебряный символ на шее — скрещенные кулаки, сжимающие лук. Значит, представитель боевого крыла конфессии свартов, мелкой языческой секты, популярной своими массовыми гуляниями с кострами и купанием голышом. Нынче пошла мода на седую древность и национальный колорит.
Также, у другого из парней одноглазый заметил на тыльной стороне ладони три шрама, словно оставленные когтями дикого животного. Еще одно новомодное веяние — ритуальное шрамирование. Это знак кого? Матери-рыси? Отца-медведя? Кто их разберет.
Сварты и еще множество других мелких сект-конфессий относились к «третьим силам». Каждую неделю приходили сводки о появившихся новых амбициозных течениях, но их догоняли известия о том, сколько таких исчезло за прошедший срок. Вспыхивали ярко, зачастую тут же и сгорали, иногда не насчитывали и двух десятков последователей. В основном являлись ублюдками от более сильных религий, иной раз отличаясь от них какой-нибудь принципиальной мелочью. Их обзывали ересью, сектами, но зачастую брали под крыло, лелеяли. Всегда лучше иметь контролируемого противника, чем неконтролируемого союзника.
Основателями подобных течений часто становились Искры, возомнившие себя новыми Мессиями. Иной раз, очень дерзкими и амбициозными. С такими разговор был короткий — их попросту давили непрекращающимися Поединками и другими санкциями, к примеру, запрещающими проповедовать в определенных районах Города. Потому те из сект, кто поумнее, предпочитали не орать о себе на всех углах сразу после образования, а ждали пока хотя бы двое-трое из прихожан не приобретут Дар. И вот тогда уже можно было искать себе место под солнцем. Тихо и не привлекая лишнего внимания.
А учитывая, что поток желающих организовать собственную веру и выдумать своего бога не иссякал, эти самые «третьи силы» становились разменной монетой в войне более крупных хищников.
Рядовые карты большой колоды, которые не считали за хорошую масть, но без них не сыграть удачной партии.
Как бы там ни было, яд религиозной войны давно выплеснулся на обычных людей. Прошли времена, когда горожане делились лишь на верующих и атеистов. Запутавшиеся в хитросплетениях обрядов и молитв, воспитанные телевизионными священниками, спорящие на досуге о преимуществах одной веры над другой, заваленные рекламными брошюрами и буклетами, обыватели уже не мыслили свою жизнь без подобной духовной жвачки, заполонившей все пространство словно нескончаемый популярный «мыльный» сериал.
В итоге, молодежь стала сколачиваться в банды по вере. Они по своему различали правду от лжи, кулаками решали вопросы богословия. Как когда-то ходили драться двор на двор, квартал на квартал, так теперь молодые ордалиане дрались с неверными исилитами, школьники-амонарии гоняли по двору мальчика-тифонита, а дети последователей бланца били стекла в квартирах сверстников-бантийцев.
Яростные, пылкие, не знающие сомнений и пощады. Ни разу не читавшие свои священные книги, путающиеся в деяниях святых и божественных заповедях.
Свое невежество они замазывали чужой кровью.
Представителей конфессий, несмотря на повсеместно декларируемое порицание подобных поступков, такое положение дел устраивало — подрастала достойная смена.
От группы подростков отделились двое. Держась за поручень раскачивающего вагона, они направились в сторону одноглазого.
Егор еще раз вздохнул, поднял воротник куртки и как бы невзначай сунул руки в карманы. Нащупал прохладные рукояти сложенных ножей.
Пахнуло дешевым пивом, когда двое парней остановились рядом. Один высокий, широкоплечий. Со сбитыми кулаками. Второй — жилистый, с узким лицом и брезгливо поднятой верхней губой. У обоих во взгляде неприкрытый вызов.
Пальцы с желтыми от никотина ногтями бестактно ткнули Волкова в плечо и он решил больше не притворятся безучастным.
— Вам чего, мальчики? — оскалился он, поворачиваясь к парням.
— Мальчики? — взвился жилистый, но его перебил голос крепкого.
— Ты в какого бога веруешь, дядя?
За стеклом водительской двери мелькнуло и отпрянуло испуганное лицо спрятавшейся кондукторши.
— Я, мальчики, в Азбуку верю.
— В кого? — вновь встрял жилистый, выглядывая из-за плеча товарища.
Оставшаяся в стороне группка замерла, развлекаясь представлением.
— В Азбуку, Теорию Эволюции и животворящую оглоблю, — Егор снизу вверх посмотрел в глаза парня. — Тебя Селезень не учил быть уважительным к старшим?
— Кто?
— Вы, мальчики, давно в свартах? Что ж, не знаете своего Старшего? Ай-ай, позабыли лицо Отца!
Волков деланно сокрушился. В его голове, как в картотеке, нашлась и раскрылась вся информация по неоязычникам Сварта-Солнце — кто руководить, основные каноны и характерные черты.
Работа обязывала знать подобные вещи.
— Ты чего такой борзый, м? — неуверенно выкрикнул из-за плеча здоровяка менее крепкий юноша. — За такие слова знаешь что бывает?
— Любите Отца своего, потому как свет он вам, — продекламировал Егор, поднимаясь с места. Кажется, даже вагон стал грохотать тише, внемля словам одноглазого. — И друзей любите, и будьте мирными между родами.
— Так ты чего, дядя, свой что ли? — опешил крепыш.
Буквально секунду Волков думал, разглядывая шайку свартов. Уважить ребят или не стоит?
К чему сантименты? Не оставлять же молодежь без ожидаемой драки!
— Нет, мальчики, — наконец ответил Егор. — Я все же за эволюцию. И, чего уж там, Отец ваш, этот Селезень, придурок тот еще.
— Сука! — взвизгнул жилистый.
Его друг резко, без замаха ударил одноглазого в лицо.
Точнее, попытался это сделать.
Не успел кулак крепыша проделать и половину пути, как растопыренная пятерня Егора уже врезалась ему в пах. Волков всем телом толкнул сгибающегося парня в сторону его товарища. Вдогонку пнул ногой.
На помощь неудачливым друзьям бросилась остальная мужская часть компании. Подбадриваемые хриплыми голосами девушек, они вступили в неравную схватку.
В узком проходе вагона разъяренной молодежи было негде развернуться, им никак не удавалось взять в клещи занявшего выгодную позицию Егора. А Волков короткими, точными, но не слишком сильными ударами, разил больно и обидно.
Мимо пролетела пивная банка, ударилась о стекло, из нее вырвался фонтан брызг и пены.
Волкова забавляла потасовка. После страшных Поединков вся эта возня казалась детской забавой, легким спаррингом. Он мог бы давно закончить эту возню, но азарт взял верх.
Удар, уход назад. Один из парней бросился прямо через сиденья, помогая себе руками. Егор ухватил его занесенную ногу, протянул на себя, отчего несчастный застрял среди двух пластиковых спинок. Второй, с кастетом, рубанул сверху кулаком. Отлично! Волков поймал руку, прокрутил по инерции дальше. Парень сам себя ударил железякой по колену. Неаккуратный.
Визжат и матерятся девушки, орут и матерятся юноши. Двое уже выбыли из строя, охают между сиденьями. Один трясет головой, уткнувшись спиной в двери. На полу валяются нож, шило и кастет.
Обезоружил, проучил. Развлекся.
Трамвай резко затормозил, отчего Егора бросило на последних двух парней. Пропустив удачный, но не сильный удар в подбородок, Волков дважды пнул одного в голень, второму отвесил звонкую пощечину, от которой у противника хлынули слезы. Чуть подсел, толкнул плечом, зацепил ногу. Потерявшие равновесие юные язычники пошатнулись, сбились, в панике ретировались в дальний конец вагона, к открывшейся двери.
В которую уже поднимались угрюмые мужчины в серой полицейской форме. Их встретила испуганная контролерша.
— Уважаемые, — пробасил один из блюстителей порядка, хватая ближайшего парня. — Хулиганим? Придется проехать в отделение.
— Я религер, — отозвался Волков, одергивая куртку. — Давайте я вам визитку покажу…
— Давайте без давайте, — пресек его жестом второй полицейский, устало постукивая дубинкой по ладони. — Проедемте с нами, а там Доминион разберется кто вы и откуда. А то много вас развелось таких.
Егор кинул взгляд на припаркованный у дверей трамвая полицейский внедорожник, досадливо чертыхнулся. Но послушно пошел на выход.
Со светской властью религерам конфликтовать запрещалось.
Глава 7
«— Богу больно смотреть на то, как вы заменяете свою жизнь иллюзией»
Служителей Доминиона, в просторечье Законников, было двое. Один постарше, небрежно одетый мужчина за пятьдесят. Полы старого, мятого пиджака раздвигало внушительное пивное брюшко, на нем же лежал, оттеняя синевой несвежую рубашку, галстук. Законник поблескивал большими очками, венчик седых волос над ушами светился в свете настенной лампы.
Второй помладше, в растянутом пуловере сиреневого цвета и пыльных туфлях. Усталое лицо, морщинистый лоб и высокие залысины. Выражение его лица транслировало миру вселенскую душевную скорбь.
— Здравствуй, Егор, — остановился он напротив Волкова. — Опять начудил?
— Здравствуй, Леша, — одноглазый поднялся со скамейки, стоящей у стенки коридора полицейского участка. — Чего такой смурной?
Законник лишь отмахнулся.
Подошел его напарник, без интереса оглядел Волкова. Покрутил в толстых пальцах визитку, выжидающе поднял глаза. Егор вытащил за цепочку висящий на шее знак веры.