— Года два как, — вставил Волков, криво улыбаясь, — Коля, что ты от меня хочешь?
— Я также заметил, что ты несколько неверно общаешься с нашим молодым пополнением, — невозмутимо продолжил свою линию Иванов. — Я стал невольным свидетелем твоей беседы с Таей. Похвально желание помочь и успокоить раненную душу нашей сестры, но, как мне кажется, ты мог бы для этого использовать цитаты из Книги, примеры из жития святых.
— Наверное, — пожал плечами Волков.
— Мне кажется, что ты не сделал это по причине того, что сам уже не веришь и не следуешь нашим догматам.
Голос Иванова звучал все также ровно и монотонно, но в конце фразы в нем проявилась сталь.
Волков шумно вздохнул, выдохнул носом, сжав зубы. Но ответил в тон собеседнику, спокойно и сдержано:
— Я в порядке, Коля. Спасибо за заботу. Зачем позвал?
И удостоился взгляда холодных, бесцветных глаз Иванова. Изучающих. Просчитывающих. Судящих.
— Рад, что у тебя все в порядке, — тонкие, сухие пальцы исполняющего обязанности пробежали по лацкану пиджака, привычно отвлекая внимание собеседника. — Просто, как старший товарищ, я обязан следить за тем, чтобы скорби и искушения светской жизни ни коим образом не влияли на моих братьев по оружию.
Он сделал паузу, после которой сказал, сменив тему:
— У меня небольшое, но важное дело для тебя, Егор. Как тебе известно, в городе сейчас ведется активная работа по пересмотру позиций некоторых конфессий по отношению друг к другу. Вынужденное сосуществование ведет к вынужденным союзам, не всегда понятным и приятным нам, религерам на местах. Но мы видим лишь верхушку айсберга, нам неведомы помыслы и стратегия Старших. Именно их решения приведут нас к победе, поэтому мы не должны сомневаться в них, как не может сомневаться в Истине, единственно верной, открывающей нам глаза, ибо зрячи мы.
— Зрячи, — эхом повторил Егор, не понимая к чему клонит Николай.
Тем временем Иванов запустил руку в один из ящиков письменного стола и достал небольшой конверт из плотной бумаги светло коричневого цвета. Положил перед собой на стол, автоматически выравнивая уголки по отношению к краю столешницы.
— Старшим потребовалось, чтобы мы доставили этот конверт в резиденцию бланцев. Я хочу, чтобы конверт доставил лично ты.
— Я похож на посыльного?
— Егор, это письмо слишком важно, чтобы доверять его технике или почтальону.
— Ты знаешь что там?
— Знаю.
— И что?
— Кое-какие взаимные соглашения. Остальное — это информация не твоего уровня, Егор. Тебе доверено лишь отнести письмо бланцам.
Одноглазый покачал головой:
— Отправь Влада, он с ними на короткой ноге. У меня с их бойцами старые счеты, можем сцепиться.
— Я не желаю обсуждать с тобой свои решения, — отрезал Иванов. — Письмо нужно доставить не позднее завтрашнего дня.
Он замолчал, показывая, что вопрос закрыт.
«Специально гнобит или проверяет? — подумал Волков, задумчиво переводя взгляд то с Николая на конверт, то обратно, — Мда, как не задалось у нас с тобой сразу, так и сейчас мало что изменилось. Хрен с тобой, посмотрим кто кого».
Одним движением Егор встал, в два шага оказался у стола и легко подхватил конверт. Демонстративно осмотрел.
Плотный, внутри — несколько сложенных листов. Без оттисков, печатей и подписей.
— Это все? — спросил Волков.
— Да, все, — ответил Иванов, не поднимая головы. — До свидания. Береги себя. Будь зрячим.
— Будь зрячим, — кинул через плечо одноглазый, выходя из кабинета.
Настроение у него испортилось окончательно.
Глава 6
«— Любая религия должна быть с кулаками.
— Вы пытаетесь сказать, что веру иной раз надо подтверждать силой?
— Нет, я говорю о том, что иной раз одной лишь веры бывает недостаточно».
Старенький трамвай загрохотал, преодолевая поворот, лязгнул колодками, затрясся. Выровнялся, пошел ровнее, набирая скорость.
Железная гусеница, натужно тянущая слабо светящееся тело по ночным окраинам.
В пустом вагоне с тусклым, мигающим на перекрестках освещением, чуть заметно пахло горелой проводкой и пылью. Время от времени по ржавым ступеням поднимались тихие люди, садились на холодный пластик сидений, ехали до своих остановок. Потом также тихо уходили, растворяясь в темноте.
Последний на сегодня трамвай шел в депо. Недалеко от депо жил Волков.
Егор сегодня не стал вызывать такси. Не стал ловить попутку, не поехал на маршрутке. В последнее время ему становилось все тоскливее и тоскливее возвращаться в пустую квартиру, поэтому нужен был самый долгий маршрут.
Наверное, это все осень.
Волков привалился лбом к холодному стеклу и, сквозь собственное призрачное отражение, провожал взглядом проплывающий мимо город.
Город вырывался из темноты бледными слайдами освещенных остановок, город превратился в декорации нищего театра.
Мимо проплывали улицы. Также неторопливо проплывали в голове мысли.
Трамвай прогремел мимо ордалианского храма с высокими белоснежными стенами, призванными олицетворять непорочность и духовную чистоту. Стрельчатые готические окна с разноцветными витражами, кованные лики святых на углах. Похожие на широкие острия копий маковки с чуть вытянутой по диагонали буквой Г — символом веры — на вершине.
Символом ордалиан была виселица.
Ордалиане являлись, пожалуй, самой влиятельной и многочисленной конфессией в Городе. Свыше десяти крупных храмов и часовен, величественная резиденция в деловом центре, три Собора. Единственная конфессия, имеющая монастырь в черте города. Тысячи верующих, три десятка религеров.
А также хорошие связи в политике и бизнесе.
Как ни странно, от соблазна тотального доминирования над всеми остальными религиями, ордалиан удерживали они сами. Именно противостояние делало их весомыми в глазах верующих, именно наличие врагов развязывало руки и оправдывало многие политические поступки, уходящие корнями в криминал.
Ордалианские Старшие очень хорошо знали, что все империи разваливались без внешней угрозы. Их попросту раздирали изнутри.
Серьезным противовесом ордалианам выступали исилиты, извечные противники и соперники. Один из их храмов как раз находился ниже по улице, в паре остановок.
В отличие от ордалиан, исилиты не строили высоких зданий. Приземистые, похожие на пузатые бочонки изумрудного цвета, с узкими вертикальными прорезями вместо окон, исилитские храмы отличались от оралианских как тяжелоатлет отличается от баскетболиста. Маковки с венчающим их золотым диском складывались из разноцветных элементов, напоминали лоскутное одеяло.
В Городе исилиты занимали второе место по численности после ордалиан. Несколько тысяч верующих, примерно равное с ордалианами количество религеров. Амбиции на постройку крупнейшего в регионе Собора.
Трамвай тряхнуло, Волков стукнулся лбом о стекло. Поежился, кутаясь в куртку, поправил повязку на глазу. Мельком бросил взгляд на часы. Еще минут пятнадцать ехать.
Помимо ордалиан и исилитов территорию Города делили еще несколько крупных игроков. Не таких крупных, но, тем не менее, довольно успешных. Эти конфессии, представляли «вторые силы», наиболее активно участвовавшие в переделе сфер влияния. Если ордалиан и исилитов, в целом, устраивало собственное положение, то для «вторых» всегда всего было мало. Желание войти в число «первых» служило нескончаемым поводом для противостояний и, как следствие, конфликтов и Поединков.
К числу «вторых» относились бантийцы, религия далекого юга. Исповедующие многобожие, сопряженное со своеобразной барабанной музыкой и курением легких наркотиков, бантийцы нашли свою нишу среди неформальной прослойки Города, в которую, в последнее время, стало скатываться все больше молодежи. Храмов они не строили, для своих нужд использовали обычные частные дома, в которых оборудовали молельные залы и курильни.
Полной противоположностью барабанно-наркотической конфессии бантийцев являлась религия бланцы. Бланцы были вегетарианцами, верили в единую созидательную сущность, в «ткань судеб» и «паутину перерождений». Жрецы в ярких, нарядных одеждах проводили молебны шумно, источая позитив и безудержное веселье. Впрочем, за ширмой радости и праздности скрывалась серьезная организация, которая держала за горло бизнес «домов терпимости».
Трамвай скрипнул тормозными колодками, остановился возле остановки. Громыхая ботинками, в вагон влезло несколько человек старшего студенческого возраста — пять парней и две девушки. Раскрасневшиеся лица, громкий смех, у троих открытые пивные банки в руках. Один, не скрываясь, курит.
Волков наблюдал за ними в отражение стекла. Одного взгляда хватило, чтобы досадливо вздохнуть.
Спокойной поездки не получилось. Может, выйти на следующей остановке?
Или поддаться настроению и положиться на удачу?
Егор профессиональным взглядом оценил незваных попутчиков. Все примерно одного возраста, одного социального положения. Ребята на вид крепкие, девушки — не застенчивые. Смотрят нагловато, ведут себя раскованно, движения широкие, размашистые, за приличиями в разговоре не следят.
Группа молодых недопесков, ворвавшаяся пошалить в курятник.
Хорошо еще, что кроме них и Волкова в вагоне больше никого нет. Не нужно будет думать за других в случае чего.
Егор отвел взгляд, вновь уставился за окно.
Ко «вторым силам» также относились амонарии, не так давно появившиеся в Городе. Поклоняющиеся богам со звериными головами, строящие храмы в виде пирамид, распространяющие дешевое золото с востока. С ними Егор встречался редко, по амонариям в основном работал Сухнов.
Были еще тифониты. Радикальное течение, вышедшее из ордалианской ереси. Очень спорная конфессия, сочетающая в себе поклонения так называемым «силам зла» и тягу к самосовершенствованию личности. Тут находили место и асоциальные типы и утонченные романтические натуры. Своим существованием тифониты стремились во всем быть противоположностью ордалианам — вместо белого цвета храмов у них был черный, вместо виселицы стрела с ярко выраженным наконечником. И очень колоритные религеры.