Мы думаемъ, что такое спеціальное знакомство съ богослужебнымъ обрядомъ не вызывается никакою необходимостью; оно приличествуетъ воспитаннику духовной семинаріи, приготовляющемуся къ отправленію этихъ обрядовъ, но вовсе не простому крестьянину, и ужъ особенно не ребенку 12, 13 лѣтъ, которому впору усвоить себѣ сколько нибудь ясно общій внутренній смыслъ таинствъ и обрядовъ, не затемняя себя массою техническихъ церковныхъ подробностей на чуждомъ греческомъ языкѣ, съ слишкомъ условнымъ и отвлеченнымъ значеніемъ.
Въ этомъ отношеніи прежнія програмы закона Божія, вообще уступающія програмѣ учительскаго съѣзда основательностью педагогической разработки предмета, заслуживаютъ преимущества предъ нею практическою умѣренностью своихъ требованій въ объясненіи богослуженія.
Точно также нужно сожалѣть, что большинство нашихъ програмъ даетъ слишкомъ мало мѣста знакомству дѣтей съ подлиннымъ текстомъ евангелія.
Такъ, по програмѣ московскаго учительскаго съѣзда 1874 года, ученики послѣдняго школьнаго года, когда они съ наименьшею плодотворностью могли бы поучаться живымъ евангельскимъ словомъ, вовсе лишены случаевъ къ систематическому чтенію евангелія, такъ какъ програма рекомендуетъ его только при изученіи священной исторіи во 2-мъ классѣ, и то между прочимъ, не настаивая на его необходимости.
А между тѣмъ, изъ всего сказаннаго выше, кажется ясно, что именно евангеліе, т. е. прямое ученіе Христа, а вовсе не церковно-служебная византійская символистика, должно стать основнымъ камнемъ религіознаго образованія народа.
Если-бы все школьное обученіе закону Божію привело крестьянскаго юношу только къ тому, чтобы онъ прочелъ со «смысломъ» и почувствовалъ своимъ сердцемъ одну эту божественную книгу, чтобы съ этихъ поръ она стала его прибѣжищемъ и утѣшеніемъ во всѣхъ тяжелыхъ или сомнительныхъ случаяхъ его трудовой жизни, — то результаты эти вполнѣ оправдали бы религіозно: нравственныя стремленія народной школы и были бы несравненно дороже тонкаго знакомства нашихъ крестьянъ съ разными ирмосами и каѳизмами.
Нужно совершенно упустить изъ виду коренной, историческій грѣхъ религіознаго направленія нашего народа, его языческія пристрастія къ числу просфоръ и перстовъ, двукратнымъ и троекратнымъ аллилуія, осьми-конечнымъ и четырехъ-конечнымъ крестамъ, хожденіемъ «посолонь» и противу солнца, чтобы съ такою ревностью возбуждать въ немъ съ дѣтства преувеличенное почитаніе обрядности и такъ скупо утолять его и безъ того скудную нравственную жажду внутренней правды изъ незамѣнимаго живаго источника этой правды.
Нельзя не вспомнить при этомъ разумнаго взгляда на значеніе евангелія извѣстнаго англійскаго професора Джона Стюарта Блекки, высказаннаго имъ въ его книгѣ «о самовоспитаніи».
«Сколько тысячъ и даже десятковъ тысячъ книгъ о христіанской религіи было написано и выпущено въ свѣтъ со времени повѣданія человѣчеству евангелія! говоритъ Блекки;- а между тѣмъ въ нихъ несодержится ничего инаго, ничего лучшаго, чѣмъ въ самомъ евангеліи, и если-бы онѣ завтра же всѣ исчезли съ лица земли, то христіанство отъ этого ни мало бы не потеряло».
Научить крестьянское юношество читать евангеліе, любить евангеліе, нуждаться въ евангеліи, вотъ самая здравая и самая христіанская програма закона Божія для нашихъ народныхъ школъ.
Дать каждому юношѣ, оканчивающему курсъ народной школы, экземпляръ евангелія, какъ напутствіе въ предстоящей ему жизни, какъ всегдашнее напоминаніе о нравственныхъ цѣляхъ, поставленныхъ ему школою, — вотъ самый полезный подарокъ за школьные труды и одно изъ вѣрныхъ средствъ поддержать привычку чтенія и мысли въ юношахъ — крестьянахъ, покидающихъ скамью училища. Къ сожалѣнію, если эта естественная христіанская програма весьма мало проникла въ предписанія ученыхъ комитетовъ и съѣздовъ, то еще несравненно меньше коснулась она практики нашихъ народныхъ школъ.
Между тѣмъ, она такъ тѣсно связана съ перемѣною всего характера отношеній школы къ дѣлу религіозно-нравственнаго образованія, что оставить ее въ прежнемъ жалкомъ положеніи, значитъ отказаться отъ всякой надежды видѣть въ нашихъ народныхъ школахъ дѣйствительные разсадники религіозной нравственности.
Пока изученіе ирмосовъ будетъ оставаться кульминаціонною точною школьнаго обученія религіи, до тѣхъ поръ сама религія останется только суевѣрнымъ механическимъ обрядомъ, чуждымъ всякаго вліянія на помыслы и поступки людей, какимъ она большею частью представляется теперь въ средѣ нашего простонародія.
Что касается до самаго способа передачи истинъ религіи дѣтямъ народной школы, то нужно признать, что современная педагогія разработала этотъ вопросъ съ полнотою и правильностью, такъ что недостатка въ указаніяхъ быть не можетъ; нужно только желать, чтобы наши законоучители, все равно, духовные или свѣтскіе, дѣйствительно держались въ этомъ отношеній разумныхъ совѣтовъ тѣхъ почтенныхъ духовныхъ педагоговъ нашихъ, которые, подобно извѣстному составителю учебниковъ отцу Д. Соколову, много и искренно поработали надъ дѣломъ пересажденія въ схоластическія пустыни богословскаго ученія плодотворныхъ пріемовъ современной дидактики.
Протоіерей Д. Соколовъ вообще долженъ считаться самымъ выдающимся представителемъ истинно педагогическаго направленія въ религіозномъ преподаваніи; въ его дѣятельности на этомъ полѣ отразилось то общее гуманитарное и вмѣстѣ реальное стремленіе нашей педагогіи 60-хъ годовъ, которая поставила своимъ знаменемъ необходимость доступности, постепенности, соотвѣтствія съ дѣтскимъ возрастомъ въ преподаваніи каждаго предмета, которая готова была пожертвовать точными формами и строгою систематичностью знаній ихъ внутреннему вліянію на разумъ и сердце ребенка. Пронести эту педагогическую реформу въ области религіознаго преподаванія, по исключительности и особенной сложности положенія его въ ряду другихъ предметовъ школы, было особенно трудно и требовало особыхъ условій знанія, такта и таланта.
Поэтому нужно отдать честь первымъ почтеннымъ начинателямъ этого дѣла, во главѣ которыхъ, повторяемъ, по всей справедливости долженъ стоять отецъ Соколовъ. Уже одинъ трудъ 4го, подъ заглавіемъ: «Историческій очеркъ преподаванія закона Божія», помѣщенный въ 2-мъ томѣ весьма полезнаго изданія г. Бесселя: «Руководство къ преподаванію общеобразовательныхъ предметовъ», въ высокой степени заслуживаетъ вниманіе педагоговъ. Но кромѣ этого, онъ въ цѣломъ рядѣ журнальныхъ статей излагалъ въ 60-хъ годахъ свои разумные взгляды на методику закона Божія, положивъ въ основу ихъ ту мысль, что священная исторія, молитвы, догматическія основы вѣры и изъясненіе обрядовъ церкви, должны преподаваться дѣтямъ начальной школы совмѣстно, не раздѣляясь на особые предметы. Учебники его, получившіе потомъ сильное распространеніе, какъ напримѣръ, «Начальное наставленіе въ православной христіанской вѣрѣ», были построены именно на этой мысли.
Однако и такіе здравые педагоги, какъ протоіерей Соколовъ или Рождественскій, не могли вполнѣ отдѣлаться отъ средневѣковыхъ преданій, слишкомъ властно тяготѣвшихъ надъ преподаваніемъ религіи. «Начальное наставленіе», напримѣръ, словно въ опроверженіе разумныхъ убѣжденій и совѣтовъ самого автора книги, начинается именно съ такихъ, недоступныхъ ребенку, высокихъ богословскихъ положеній и опредѣленій, которыя, конечно останутся для него «кимваломъ бряцающимъ», наборомъ торжественныхъ словъ, неспособныхъ проникнутъ въ его душу и остающихся только на кончикѣ языка для безсознательнаго отвѣта на требованіе учителя.
Вотъ, напримѣръ, отрывовъ изъ перваго урока этого руководства. «Самъ Богъ открылъ намъ о Себѣ, что Онъ одинъ по существу и троиченъ въ лицахъ, т. е., что Онъ есть Богъ-Отецъ, Богъ-Сынъ и Богъ-Духъ Святый, что эти три лица имѣютъ равную силу и честь, что въ трехъ лицахъ одинъ Богъ, а не три. Различіе трехъ лицъ Божества состоитъ только въ томъ, что Сынъ Божій рождается отъ Бога-Отца, Духъ Святой исходитъ отъ Бога-Отца, а Богъ-Отецъ не рождается и не исходитъ отъ другаго лица».
Не нужно быть даже педагогомъ, чтобы понять всю невозможность вселить въ слабый дѣтскій умъ подобныя высшія тайны религіозной догматики, которыя черезъ это неблагоразумное упрежденіе возраста могутъ только подвергаться вреднымъ искаженіямъ и профанаціи, не прибавляя ничего къ простодушной ясности дѣтской вѣры въ Бога.
На этомъ мы можемъ закончить свои мысли о религіозномъ образованіи въ нашей народной школѣ.
Общій выводъ ихъ простъ. Начальная школа, по нашему убѣжденію, должна дать дѣтямъ народа живыя религіозно-нравственныя стремленія, а не внѣшнюю церковную обрядность, которой и безъ того научитъ съ излишкомъ многолѣтняя практика церкви.
Хорошо, если-бы надъ воспитаніемъ въ дѣтяхъ этой религіозной нравственности могли поработать одновременно и церковь, въ лицѣ священника, и школа, въ лицѣ учителя, и семья, въ лицѣ родителей.
Но если печальныя обстоятельства дѣйствительности не подаютъ намъ надежды на полезную помощь двухъ изъ этихъ факторовъ, то пусть, по крайней мѣрѣ, священники не мѣшаютъ народнымъ учителямъ обучать дѣтей школы тому, чему они сами не хотятъ или не могутъ обучать ихъ, но условіямъ своего положенія.
Хорошій священникъ, конечно, самый естественный и самый лучшій учитель религіи. Но тамъ, гдѣ его негдѣ взять или гдѣ онъ отворачивается отъ школы, народный учитель, во всякомъ случаѣ, можетъ и долженъ стать наставникомъ дѣтей въ евангельскомъ ученіи, принесенномъ Христомъ на землю не для мудрецовъ и книжниковъ, а для простыхъ сердцемъ и нищихъ духомъ.
Можно окружить приготовленіе народнаго учителя строгими требованіями и напряженнымъ вниманіемъ. Но разъ мы признали его достойнымъ быть наставникомъ народа, мы должны освободить его отъ оскорбительныхъ подозрѣній и довѣрить ему душу дѣтей съ такою же честною искренностью, съ какою мы довѣряемъ ее теперь священнику, ничѣмъ не доказавшему своего преимущества надъ ними.
Е. Марковъ.
1881