– Как вы сюда попали? – просипел он.
– В моем королевстве много путей, – послышался голос Мефисто. – А после жизни в этой благословенной тьме зрение наше приобретает необычайную остроту.
– Послушайте! – Смитбек судорожно сглотнул. – Это не значит, что я вам не верю. Я просто…
– Замолчи! – оборвал его Мефисто. – Мы беседовали достаточно долго. Стрелок-Радист, отведи его на поверхность.
– А как же насчет награды? – изумленно спросил Смитбек. – Разве не ради нее вы меня сюда позвали?
– Неужели ты не услышал того, что я тебе сказал? – прошипел Мефисто. – Ваши деньги для меня – ничто. Меня беспокоит лишь безопасность моего народа. Возвратись в свой мир, напиши статью. Расскажи тем, кто на поверхности, все, что тебе рассказал я. Скажи им: то, что убило Памелу Вишер, убивает и моих людей. И убийствам этим следует положить конец. – Бестелесный голос, казалось, уже звучал издалека, отдаваясь глухим эхом от стен подземного коридора. – В противном случае мы найдем иные пути для того, чтобы наши слова были услышаны.
– Но мне надо… – На его локте сомкнулись чьи-то пальцы.
– Мефисто ушел, – услышал он голос Стрелка-Радиста. – Я проведу вас наверх.
Л ейтенант д’Агоста сидел в своем тесном кабинете со стеклянными стенами и, теребя сигару в нагрудном кармане пиджака, просматривал пачку докладов, связанных с находками водолазов в Протоке Гумбольдта. Вместо того чтобы закрыть одно простое дело, он открыл для себя еще два. Даже не открыл, а распахнул настежь. Как всегда, никто ничего не видел и никто ничего не слышал. Дружок Памелы от горя впал в прострацию и как свидетель никуда не годился. Отец давно умер. Мать была холодна и отчужденна, как Снежная Королева. Лейтенант пребывал в самом мрачном расположении духа. Дело Памелы Вишер казалось ему взрывоопасным, как нитроглицерин.
Д’Агоста перевел взгляд с пачки бумаг на столе на надпись
НЕ КУРИТЬ
в коридоре напротив его кабинета и нахмурился еще больше. Эта надпись, так же как и десятки подобных, появилась в стенах департамента неделю назад.
Он вытащил сигару из кармана и снял с нее целлофановую упаковку. Закона, запрещающего жевать сигару, слава Богу, еще не приняли. Он любовно покатал сигару между большим и указательным пальцами, придирчиво изучая верхний лист. Не обнаружив дефектов, д’Агоста сунул сигару в рот.
Некоторое время он сидел неподвижно. Затем выругался, резко выдвинул верхний ящик и рылся в нем до тех пор, пока не нашел большую кухонную спичку. Чиркнув ею о подошву ботинка, он поднес огонек к кончику сигары и со вздохом откинулся на спинку кресла, прислушиваясь к легкому потрескиванию табака при первой затяжке.
Резко зазвонил телефон внутренней связи.
– Да? – ответил д’Агоста. Это не могло быть жалобой. Он едва успел выпустить первую струйку дыма.
– Лейтенант, – услышал он голос секретаря отдела. – Вас хочет видеть сержант Хейворд.
Лейтенант негромко зарычал, выпрямился и переспросил:
– Кто?
– Сержант Хейворд. Говорит, что по вашей просьбе.
– Не знаю я никакого сержанта Хейворда…
В дверном проеме возникла женщина в полицейском мундире.
– Лейтенант д’Агоста?
Д’Агоста недоуменно посмотрел на нее. Как из столь миниатюрного тела может исходить такое глубокое контральто?
– Садитесь. – Он молча наблюдал, как сержант устраивается на стуле. Похоже, она считала само собой разумеющимся свое самовольное явление в кабинет начальства.
– Не припоминаю, что вызывал вас, сержант, – наконец произнес д’Агоста.
– А вы и не вызывали, – ответила Хейворд. – Но я знала, что вы обязательно захотите меня увидеть.
Д’Агоста снова откинулся на спинку кресла и затянулся сигарой. Пусть скажет, что хочет сказать, а уж потом он задаст ей взбучку. Не потому, что строго придерживается правил, а потому, что считает покушение на покой старшего по званию вопиющим нарушением дисциплины. Неужели один из его парней прижал ее в помещении архива? Только дела о сексуальных домогательствах ему еще не хватало.
– Речь идет о тех телах, которые вы обнаружили в Клоаке, – начала Хейворд.
– Вот как? – Слова сержанта вызвали у д’Агосты нехорошие подозрения. Считалось, что расследование ведется в обстановке глубокой секретности.
– До реорганизации я работала в транспортной полиции, – сказала Хейворд таким тоном, словно это все объясняло. – Я до сих пор дежурю на Вест-Сайде. Чищу от бездомных Пенсильванский вокзал, Адскую Кухню и сортировочные станции под…
– Постойте-постойте. Так, значит, вы ассенизатор? – прервал ее д’Агоста и тут же понял, что совершил ошибку.
Уловив насмешливое недоверие в его голосе, Хейворд вся напряглась и сдвинула брови. Повисло неловкое молчание.
– Нам не нравится это прозвище, лейтенант, – наконец сказала она.
Решив, что уже достаточно ублажил незваную гостью, д’Агоста бросил:
– Это мой кабинет.
Хейворд посмотрела на него, и по этому взгляду лейтенант понял, как меняется в худшую сторону ее мнение о нем.
– О’кей. Если вы хотите играть по таким правилам… – Хейворд глубоко вздохнула и продолжила: – В этих ваших скелетах, когда я о них услышала, я почувствовала нечто знакомое. Они напомнили мне о ряде недавних убийств среди кротов.
– Кротов?
– Людей, обитающих в тоннелях. – Ее снисходительный тон разозлил лейтенанта. – Бездомных, поселившихся под землей. Впрочем, не важно. Сегодня я прочитала статью в «Пост». Ту, которая про Мефисто.
Д’Агоста недовольно скривился. Этот вечно рыскающий в поисках скандалов Билл Смитбек нагнал страху на своих читателей и еще более ухудшил ситуацию. В свое время они были в некотором роде друзьями, но теперь, получив пост криминального репортера, Смитбек стал просто невыносим. И д’Агоста предпочитал не снабжать его конфиденциальной информацией.
– Продолжительность жизни бездомного очень мала, – продолжала Хейворд. – Даже меньше, чем у настоящих кротов. Но журналист прав. Недавно произошло несколько необычайных по своей мерзости убийств. Головы исчезли, тела разорваны. Я подумала, что вам это будет интересно. – Чуть подвинувшись на стуле и одарив д’Агосту взглядом ясных карих глаз (этот взгляд почему-то тревожил его), Хейворд закончила: – Впрочем, мне, наверное, следовало поберечь дыхание.
Решив оставить последнее замечание без внимания, д’Агоста спросил:
– О каком числе безголовых покойников мы говорим, сержант? Двух? Трех?
– Скорее о полудюжине, – немного подумав, ответила Хейворд.
Рука с сигарой замерла на полпути ко рту.
– Полдюжины?!
– Это по моим прикидкам. Прежде чем прийти сюда, я порылась в делах. За последние четыре месяца было убито семь кротов. Модус операнди во всех семи случаях идентичен.
– Сержант, давайте напрямик. – Д’Агоста опустил руку с сигарой. – Вы хотите сказать, что под землей бродит какой-то Джек Потрошитель и никто им не занимается?
– Послушайте. Это всего лишь мое предположение, – воинственным тоном произнесла она. – Вообще-то это не мое дело. Я расследованием убийств не занимаюсь.
– Почему вы не действовали в установленном порядке и не сообщили о возникших подозрениях своему руководителю?
– Я сообщала своему шефу. Капитану Уокси. Вы его знаете?
Капитан Уокси был известен всем. Как самый жирный и самый ленивый начальник участка во всем городе. Как человек, своим бездельем сделавший карьеру, и сумевший при этом никого не обидеть. Годом раньше д’Агоста и сам был представлен благодарным мэром к званию капитана. Но тут случились выборы, и мэра Харпера турнули из кабинета. Новый мэр въехал в ратушу на обещаниях сократить налоги и уменьшить расходы. В результате политики экономии Уокси получил капитанство и участок под свою команду, а д’Агоста остался с носом. Таков, увы, мир.
– Убийство крота – совсем не то, что убийство на поверхности, – продолжала, закинув ногу на ногу, Хейворд. – Большую часть тел вообще не обнаруживают. А если и обна–руживают, то лишь после того, как их уже нашли крысы и собаки. Многие из них оказываются «Джонами Доу» – неизвестными. Идентифицировать их не удается даже в тех случаях, когда тела находятся в сравнительно приличном состоянии. А остальные кроты, можете быть уверены, нам не помощники.
– И Джек Уокси, значит, всю вашу информацию закопал?
– Плевать он хотел на всех этих людей, – снова помрачнела Хейворд.
Д’Агоста долго смотрел на нее, размышляя, почему Уокси, закоренелый шовинист старой закалки, взял в свой штат женщину ростом всего в пять футов три дюйма. Посмотрев еще раз на ее изящные черты лица, карие глаза и тонкую талию, лейтенант нашел ответ.
– О’кей, сержант, – кивнул он. – Я покупаю вашу информацию. Вы можете назвать места убийств?
– Места – практически единственное, чем я располагаю.
Сигара давно погасла, и д’Агоста принялся рыться в столе в поисках спички.
– Итак, где же их обнаруживали?
– Здесь и здесь. – Хейворд извлекла из кармана компьютерную распечатку, развернула и подвинула через стол.
Раскуривая сигару, д’Агоста изучал листинг.
– Итак, первое тело обнаружено тридцатого апреля в доме № 624 на Пятьдесят восьмой Западной улице.
– В подвале, в бойлерной. Из нее есть доступ к железнодорожной ветке, поэтому она попала под юрисдикцию транспортной полиции.
Д’Агоста кивнул, не сводя взгляда с листка.
– Следующее – седьмого мая под станцией подземки «Коламбус-сёркл». Третье – двадцатого мая на железнодорожном отводе Б4, на двадцать втором пути, у дорожного знака «1,2 мили». Где это, черт побери?
– Один из закрытых ныне грузовых тоннелей, которые в свое время вели на Вестсайдскую сортировочную. Кроты проломили стены и поселились в некоторых из них.
Д’Агоста слушал, с наслаждением затягиваясь сигарой. Год назад, в ожидании повышения по службе он перешел с «Гарсиф и Вегас» на «Данхилл». Хотя повышение не состоялось, д’Агоста так и не сумел убедить себя вернуться к прежнему сорту сигар. Все так же, без эмоций, он взглянул на Хейворд. Конечно, уважением к вышестоящим она не отличается. Но, с другой стороны, несмотря на крошечный рост, в ней ощущались уверенность в себе и прирожденная властность. Явившись к нему, она продемонстрировала инициативность. И смелость тоже. На какой-то момент он даже пожалел, что начал разговор не с той ноги.