6
По радио вдруг донеслось испуганное: — Что за черт!
Траутмэн сразу узнал голос Эриксона.
— Что там у них стряслось? — вскинулся Мэрдок. По радио звучала отборнейшая брань.
В чем дело? — заорал Мэрдок, хватая микрофон. — Отвечайте, «Стрекоза», отвечайте!
Дьявольщина! Зажало фал, он не может отцепить его от троса, так его разэдак! — кричал Эриксон.
— Как зажало?!
— Аварийная ситуация! Парашют не отделяется от троса, его тянет за самолетом.
— Отцепите фал сами! — рявкнул Мэрдок.
— Не могу! Я же сказал — зажало. Ну так перерубите его.
— Нет ножа. О черт! Его же разорвет на части! Траутмэн сжал руки, до крови вонзив в ладони ногти. Помещение наполнил сигнал тревоги.
7
Его охватила восхитительная легкость, от которой зашлось сердце. Но тут же тело сотряс страшный удар. Плечи с силой рвануло назад. Адская боль пронзила его. Фал, застрявший в самолете, перехлестнул стропы и тянул за собой задыхающегося Рэмбо. Сильные воздушные потоки били его о фюзеляж. Еще немного — и его лоб раздавит о корпус самолета, либо разобьет о вершины деревьев, в опасной близости к которым шел самолет. Он с ужасом осознал, что произошло. Парашют не раскрылся! И хуже того — трос не дает ему оторваться от самолета.
Ветром сорвало шлем, дышать было нечем, заплечный мешок давил невыносимой тяжестью, а руки прижало к телу так, что он не мог пошевелиться.
Дернуть бы за кольцо парашюта. Но он тут же сообразил, что даже, если купол раскроется, это ему не поможет: он все равно не сможет отделиться от самолета, только запутается в парашюте.
8
Барабанные перепонки едва выдерживали рев двигателей, бешеное завывание воздушного потока. Ветром сорвало с плеча автомат, он соскользнул с беспомощно прижатой к телу руки и скрылся внизу. Крепления аппаратуры тоже не выдержали, ремень оборвался, и система спутниковой связи последовала за автоматом.
Только бы вздохнуть! Господи, только бы вздохнуть!
Дойл сжался от сотрясавшего кабину грохота. Пронзительный сигнал тревоги звенел, не переставая. Дойл взглянул вперед и ахнул: прямо на них летели горы.
Набирай высоту! Уходить надо! — испуганно крикнул он.
Рано, — отозвался Эриксон.
— Ты что, не понимаешь, мы разобьемся в этих чертовых горах!
— Нет, подождем, когда он отцепится. У него получится!
9
Руки не слушались. Ценой напряжения всех сил он заставил себя пошевелить пальцами. Вокруг не было видно ни зги, да и слепящий ветер все равно мешал смотреть. Действовать придется на ощупь. Каждое движение стоило ему почти нечеловеческих усилий. Борясь с сопротивлением воздушного потока, он все-таки дотянулся до ножа на поясе.
Лишь бы не задохнуться, не потерять сознание!
За долгие месяцы тяжелого физического труда в карьере мышцы его стали словно стальными. Лишь благодаря этому ему удалось сомкнуть пальцы вокруг рукоятки ножа и медленно, мучительно медленно, вытянуть нож из чехла.
Грудь разрывалась от боли. Хотя бы один глоток воздуха!
Достать нож не самое сложное. Рэмбо прошел многое — войну, вьетнамские тюрьмы, затем был тот город, и снова тюрьма. Но выдержал все. Теперь ему предстояло сделать невозможное.
Поднять над головой безжизненную руку и перерубить трос.
10
Траутмэн затаил дыхание. Окружающее перестало для него существовать. Мэрдок, техники, приборы — он не видел никого и ничего. Он ловил каждый звук, доносившийся из радиопередатчика. В мыслях Траутмэн находился на борту самолета, он стоял возле разверзшегося в черноту ночи люка и в отчаянии смотрел, как самолет тащит за собой нераскрывшийся парашют Рэмбо.
— У него есть нож. Это сказал Эриксон.
— Хватит! Пора убираться, — твердил свое Дойл. Нет. Он оторвется, он сделает что-нибудь. Перережет этот чертов фал.
— А я не желаю подыхать в этих горах!
— Ушел!
— Что? Куда он делся? Значит, открыл парашют?
— Откуда я знаю.
Траутмэн облизнул пересохшие губы, весь обратившись в ожидание. Давай же, дергай вытяжной трос! — мысленно молил он.
Мэрдок не сводил глаз с радиста, но тот покачал головой.
— От него ничего нет, сэр. Идут только атмосферные помехи. На этой частоте ничего.
Траутмэн схватил микрофон.
— «Стрекоза», «Стрекоза»! Вызывает «Волчье Логово». Вы меня слышите? Прием.
Голос Эриксона пробивался сквозь помехи.
— Я «Стрекоза». Вас слышу.
— Что-нибудь есть от него? Хотя бы сигнальная ракета?
— Нет, сэр. Видимость нулевая. Мы вышли из района десантирования. Вернуться и сделать еще один круг?
Мэрдок категорически замахал руками.
— Нельзя! Если коммунисты их там подстрелят, нам от этого дела не отмазаться.
Траутмэн поколебался прежде, чем дать команду пилотам. Интересы дела одержали верх. Он проговорил в микрофон:
— «Стрекоза», отставить. Повторите, как поняли — отставить. Повторный облет запрещаю. Возвращайтесь на базу.
Траутмэн отложил микрофон. В длинном зале ангара по-прежнему гудели приборы, люди же подавленно молчали.
Мэрдок в задумчивости потер лоб рукой.
— А не правильней ли закончить на этом операцию и вернуться в Штаты, не дожидаясь неприятностей?
— Ни в коем случае, — возразил Траутмэн.
— Как вы не понимаете, что после такой передряги он не мог остаться в живых.
Как раз он-то и мог.
Ну, знаете, полковник! Вы, конечно, доверяете своим людям, и это прекрасно. Но как бы там ни было, это всего лишь человек, и его возможности не безграничны. Давайте смотреть на вещи реально.
Мы обязаны дать ему этот шанс. Могло случиться все, что угодно. Отказало радио, например. Мы же с ним заключили договор, и, клянусь честью, я не собираюсь нарушать его. — Траутмэн от волнения повысил голос. — На выполнение задания мы дали ему тридцать шесть часов. Ровно через тридцать шесть часов он вернется в заданный район. Возможно, он жив, но у него нет связи, он все сделает и вернется. И он вправе рассчитывать на то, что мы тоже выполним свою часть договора. Хоть это мы должны для него сделать.
Ну, разумеется, — недовольно ответил Мэрдок, — но только тридцать шесть часов и ни минутой больше.
Ему больше и не нужно. Но и не меньше.
11
Как только парашют Рэмбо раскрылся, «Перегрин» начал быстро удаляться. Еще минута — и о нем напоминала лишь светящаяся точка в небе. Рев моторов, гудение воздушного потока — все стихло. Купол парашюта вытянул стропы, скорость падения уменьшилась, он парил над землей.
Глаза слезились от встречного ветра. Успокаиваться было рано. Он ничего не видел, но чувствовал, что вот-вот ударится обо что-то. Нет ничего опаснее, чем садиться в лесу ночью. Нужно плотно прижать одну ногу к другой, не то с размаху напорешься на сучковатый ствол. Он живо представил себе эту картину: его пропарывает насквозь, хлещет кровь. Не думать об этом! Рэмбо стряхнул с себя наваждение. Сейчас главное — сжаться в тугой комок. Мокрой веткой хлестнуло по лицу, острый сук оцарапал плечо. Парашют повис на ветвях, он рывком потянул его вниз, не обращая внимания на боль, и какие-нибудь пять футов еще продолжал спуск, пока парашют не запутался снова. Каждую секунду он ожидал страшного удара, и все-таки этот удар оказался внезапным.
Он упал в заросли папоротника и кувырком покатился по земле, натыкаясь на торчащие корни деревьев, до крови царапая и рассекая лицо и руки. Мощное дерево выросло у него на пути. Еще один толчок, болью отозвавшийся во всем теле, и все.
Он лежал на земле, приходя в себя, и дрожь сотрясала его.
Он еще не мог разогнуться, но уже был готов действовать.
Наконец освободился от парашюта и настороженно всмотрелся в черноту леса. Вспорхнули потревоженные птицы. Лесное зверье прошуршало в ветках.
Рэмбо свернул парашют и засунул его под корягу, прикрыв листьями папоротника. Удушливые испарения поднимались над землей. Насквозь промокшая рубашка липла к телу. Атмосфера была так насыщена влагой, что ему казалось, он дышит сквозь сырую тряпку.
Что осталось от его снаряжения?
Он лишился своего автомата, фотокамеры, и главное — станции спутниковой связи.
Как установить контакт с базой? Как сообщить им, что он жив? Как подтвердить, чтобы его ждали через тридцать шесть часов в условленном месте?
Что толку думать об этом? Если бы всей операцией заправлял один Мэрдок, вот тогда еще нужно было бы беспокоиться. Но ведь есть еще и Траутмэн. А на него Рэмбо может положиться до конца. Самолет будет ждать его при любых обстоятельствах.
Значит, он должен выполнить задание. Сомнений как не бывало.
Теперь ясно, что у него пропало. Посмотрим, что осталось. Нож. И еще пистолет. Колчаны, привязанные к бедрам. И хотя ему было не до шуток, он не смог сдержать улыбки при воспоминании о том, как обиделся Мэрдок, когда Рэмбо отказался от его суперсовременной винтовки. И ради чего отказался? Кажется, он сказал тогда: «Копье и стрелы, это в твоем духе».
Ну что ж, лук и стрелы у него, по крайней мере, есть.
Рембо поднялся. Глаза понемногу привыкали к бархатной темноте леса. Лунный свет едва пробивался сквозь пышную листву деревьев, зловеще поблескивавшую в тумане.
Джунгли… Они подавляли своей дикой, первозданной красотой. Переплетенные корни деревьев вонзались в землю, точно когтистые лапы сказочных чудовищ. Лианы, причудливо извиваясь, тянулись ввысь, туда, где кроны деревьев скрывали небо своим сводчатым шатром.
Тишину изредка нарушал звук падающих капель. Лес дышал, шевелился во мраке. Все здесь — неглубокие озерца, сморщенная кора, сплетенные ветви деревьев, покрытые влажной испариной плоды — жило своей тайной жизнью.
Он вынул из чехла нож, отвинтил наконечник ручки и вгляделся в светящуюся стрелку компаса. В заднем кармане у него была карта, нанесенная на непромокаемую бумагу, но он не рискнул зажигать спичку. Ко