Стихийные демонстрации угрожали самим основам государственности. Лидер оппозиции Менахем Бегин произносил пламенные речи о недопустимости «этой сделки» и призывал штурмовать Кнессет.
Что же касается Бен-Гуриона, то он поставил во главу угла еврейское государство, у которого не было оружия для армии, сырья для промышленности и средств для приема новых репатриантов. Государству грозила гибель, и, получив политическую независимость, оно отчаянно нуждалось в независимости экономической.
Многолетний председатель религиозной партии МАФДАЛ[10] Йосеф Бург, у которого погибла в лагерях половина близких, перед решающим голосованием в Кнессете думал о своей семье: «Должно ли прошлое брать верх над всем будущим?» — так я сформулировал для себя проблему. Я думал всю ночь и не переставал спрашивать себя, «чего же хочет от меня Бог?». Бург проголосовал за репарации, и с ним проголосовали еще 60 депутатов, 50 голосов было против.
Бывший руководитель израильской разведки «Мосад» Исер Ѓарэль, руководивший позднее поимкой Эйхмана, вспоминал, что он тоже выступал за репарации: «Не простить немцев, а вернуть то, что принадлежало нам по праву, и укрепить государство и армию».
Много отголосков прошлого и по сей день осталось с тех времен, когда еще не было Государства Израиль, а в Эрец-Исраэль был только еврейский «ишув».
С двумя фамилиями мы сталкиваемся чуть ли не ежедневно, не обращая на них особого внимания: Арлозоров и Ахимеир. Первая давно стала названием улицы чуть ли не в каждом израильском городе, а вторую носит Яаков, который каждый вечер появляется на экранах телевизоров как диктор или политический комментатор Кнессета. Однако в документальном фильме «После любви, после ненависти» Яаков — не диктор и не комментатор, а просто сын своего отца Абы Ахимеира.
Кем же был его отец, и как получилось, что судьба Абы Ахимеира навечно переплелась с делом об убийстве Хаима Арлозорова?
Аба Ахимеир родился в 1898 году близ Бобруйска и в 14 лет самостоятельно приехал в Палестину. Проучившись два года в тель-авивской гимназии «Ѓерцлия», вернулся в Россию, где вскоре оказался свидетелем Октябрьской революции. Его родной брат стал большевиком, а Аба Ахимеир остался сионистом. Брат погиб в 1918 году, Аба успел уехать из России. «Большевизм, — написал он в 1921-м году, — может покорить лишь того, кто не был в России». И добавил: «Революция — не поэзия, а самая отвратительная проза». После университетов Льежа и Вены молодой доктор исторических наук вернулся в 1924 году в Палестину и собрался писать историю русской революции. Но товарищи по партии «Молодой рабочий» сочли его затею опасной ересью — ведь в те времена Эрец-Исраэль буквально кишела романтиками революции и ортодоксальными марксистами. В 1928 году Ахимеир оставил «молодых рабочих», объявивших его «предателем», и присоединился к ревизионистской партии[11].
Вместе с ревизионистами, возглавляемыми Жаботинским, он носил коричневую рубашку, перепоясанную портупеей, с черным галстуком, сапоги и фуражку. Вместе с Жаботинским он верил в теорию «Железной стены»[12], но Ахимеир шел гораздо дальше. Внимательно наблюдая за развитием событий в Европе, он восхищался Муссолини и однажды искренне воскликнул: «Я ищу еврейского Муссолини! Нам нужен еврейский дуче!»
Однако Ахимеир не походил на дуче в своей идеологии. В фашизме Муссолини он увидел лишь заслон коммунизму.
«Фашизм, — писал Ахимеир, — спасает Европу от утопии марксизма». «Муссолини, — радовался он, — изгнал из Италии красную заразу!»
В 1928 году термин «фашизм» не вызывал тех ассоциаций, которые он неизбежно вызывает сегодня. Но политические противники Ахимеира до сих пор называют его «фашистом» именно в сегодняшнем смысле слова. Его объявили «врагом народа». Он же в ответ на это создал в 1931 году «Союз бунтарей».
Однако гнев и ярость Абы Ахимеира были направлены не на партийные интриги, а на борьбу с мандатными властями. «Англичан — вон из Эрец-Исраэль!» С этим лозунгом он выступал уже с середины 1929 года. «Государства, — писал Ахимеир, — не создают росчерком пера на клочке бумаги. Англичане — враги. Их нужно выгнать!»
Вместе со своими «бунтарями» он начал организовывать антибританские демонстрации. «Легкий сионизм, — написал он, — это сеять травку в киббуце, трудный сионизм — подняться на виселицу». Его избивали евреи и сажали в тюрьму англичане. Демонстрации чередовались с отсидками.
«Враг еврейского народа» и враг британской короны был неугоден всем, кроме своих немногих сподвижников. «В Вашей душе живет святой идеализм, — написал ему Жаботинский. — Вы — наш учитель». В 1932 году Ахимеир стал редактором радикальной газеты «Народный фронт», чтобы «говорить с массами на языке масс». «Большевики у ворот — берегитесь!» — предупреждал он накануне выборов в Гистадрут[13]. В ответ на это «молодые рабочие» били палками по голове его и всех, кто был одет в бейтаровские[14] рубашки.
А когда 23 июня 1933 года на тель-авивском взморье был застрелен один из руководителей рабочего движения Хаим Арлозоров, арестовали Абу Ахимеира, Авраама Ставского и Цви Розенблата, но вскоре их освободили. Невиновными их признал английский суд.
Однако в 1935 году Ахимеира снова арестовали, на сей раз — за организацию нелегального «Союза бунтарей». Тогда он уже отходил и от своего «Союза», и от бывших товарищей, и вообще от политики. Он продолжал писать статьи и остаток жизни (он умер в 1962 году) посвятил доказательству ложности его обвинений в убийстве Арлозорова. Как сказал его сын Яаков, «я знал своего отца со спины: когда я входил к нему в кабинет, он все время читал или писал».
В 1983 году Абу Ахимеира оправдала специальная государственная комиссия, назначенная по инициативе Менахема Бегина.
В то же время, что и Аба Ахимеир, в Эрец-Исраэль прибыл родившийся в Голландии в 1881 году адвокат, поэт, писатель и журналист Яаков Де-Гаан. Точнее, он приехал в 1919 году, а 30 июня 1924 года был убит тремя выстрелами в упор, когда возвращался домой из синагоги по одной из иерусалимских улиц.
«Первое политическое убийство в Эрец-Исраэль» — так называлась вышедшая в 1986 году книга журналистов Шломо Накдимона и Шауля Майзлиша, и так же был назван телефильм о гибели Де-Гаана. За кадром звучала траурная музыка, несколько раз показывали могилу Де-Гаана на Масличной горе, читались его стихи, и журналист Ш. Накдимон беседовал с живущим ныне в Гонконге предполагаемым убийцей, 82-летним Авраамом Теоми.
Что же делал в Эрец-Исраэль поэт и адвокат?
Широко образованный и талантливый публицист, Де-Гаан чуть ли не в одиночку занимался формированием проарабского общественного мнения в Европе по «палестинскому вопросу». Более практические шаги он предпринял позднее, посетив иорданского монарха Хусейна (дедушку нынешнего короля) в составе делегации ультраортодоксальных членов партии «Агудат-Исраэль»[15]. Такая активность не могла не озаботить сионистское руководство, и командование «Хаганы»[16] приняло решение о его устранении. Тут и начинается самая деликатная тема: допустимо ли для детей-«сабров» судить своих отцов через 60 лет и обсуждать моральность их поступков? Фильм не дает ответа на этот вопрос. Может, потому, что его и нет, этого ответа?
65-летний частный сыщик Шломо Бен-Элькана ничем не похож на своих коллег. Он не содержит сыскного агентства, у него нет клиентов, и он не участвует ни в каких погонях, слежках и арестах. «Я занимаюсь только тем, — говорит он, — что интересно мне самому». А интересно ему в первую очередь то, что случилось не сегодня и не вчера, а много-много лет назад и давно превратилось в архивные папки с надписью «Дело закрыто». Из них самым нашумевшим делом было обнаружение останков Авшалома Файнберга, члена подпольной группы «Нили», в смерти которого обвинялся в свое время другой подпольщик, Йосеф Лишанский. В 1967 году Бен-Элькана услышал от знакомого железнодорожника, работавшего когда-то в Негеве, что бедуин по имени Абу-Сафра рассказал ему о «двух израильских шпионах», один из которых был ранен в перестрелке, а другой — убит. Хотя описываемые события происходили в 1917 году, Бен-Элькана сумел отыскать 85-летнего бедуина, который и привел его к тому дереву, где действительно был захоронен Авшалом Файнберг.
Так произошло исправление исторической ошибки.
В конце 80-х годов вышла в свет первая книга Шломо Бен-Элькана «История расследования», где рассказывается о другом успешном деле по обнаружению похищенных и убитых арабами в августе 1938 года полицейского Моше Лазаровича, его жены Брурии и ее брата Элияѓу Киржнера. Ровно четверть века это дело считалось закрытым, и лишь в 1963 году Шломо Бен-Элькана, работавший в то время в полиции, вопреки всем противоречивым и лживым показаниям жителей соседних арабских деревень сумел найти три трупа, зарытых неподалеку от киббуца Нир-Эцион, у горы Кармел.
Биография самого Бен-Элькана не менее увлекательна, чем его расследования. Он родился на Украине, вырос в Вене, где присоединился к молодежному социалистическому движению, находившемуся в подполье. В 17 лет оставил семью и приехал в Эрец-Исраэль, где в первый же день записался в «Хагану». Решив покорить вершину Хермона, Бен-Элькана попал в руки французской полиции, которая отправила его сначала в Бейрут, а потом в Дамаск. В сирийской тюрьме он отсидел два года, выучил там арабский язык, в 1941-м его освободили англичане и приняли в контрразведку в чине сержанта. С тех пор главной задачей Бен-Элькана стало обнаружение арабов, сотрудничавших с нацистами. Способный сержант был переведен в группу французских разведчиков из соединений «Свободной Франции» и очень быстро сумел обнаружить немецкую радиостанцию около Дамаска. Но он не знал, что его французские начальники, тайно сотрудничавшие с правительством Виши, вовсе не ожидали от него такой п