В основе этих усилий лежало видение идеальной Америки, которое Уайт трогательно передает на первых страницах, описывая торжественное шествие похоронного поезда Авраама Линкольна к его родному городу и месту захоронения в Спрингфилде, штат Иллинойс, «образном Назарете нации». В этой идеализированной обстановке маленького городка на Среднем Западе в основном белые американцы-протестанты жили продуктивной, упорядоченной и самодостаточной жизнью. Они жили бы в аккуратных домах в спокойных общинах, не знающих ни нищеты, ни показного богатства. Наемный труд был бы лишь промежуточной станцией на пути к самодостаточности и безопасности.
Тоска по нации, состоящей из таких граждан, живущих и работающих в таких местах, как утверждает Уайт, была глубочайшим импульсом, одушевлявшим довоенное движение аболиционистов. Оно также определяло политический императив — дать будущим поколениям, как выразился Линкольн, Запад, который был бы «чистой постелью, без змей», местом, не испорченным «принудительным соперничеством с рабами-неграми». Эта тоска сохранялась и углублялась на протяжении всех лет Гражданской войны. Она определила чаяния многих американцев в послевоенный период.
Но к концу века это видение умерло бесславной смертью. В штатах бывшей Конфедерации эмансипированные вольноотпущенники и вольноотпущенницы оказались в жесткой сегрегации и практически в рабстве в железной клетке законов и обычаев, известной как «Законы Джима Кроу». Запад стал не мирным королевством Линкольна, а новой зоной военных действий, где поселенцы и солдаты безжалостно приводили коренных жителей к изоляции в постоянно сокращающихся резервациях. Величайшее из всех предприятий по строительству нации, трансконтинентальная железная дорога, строительство которой было завершено в 1869 году, оказалась слабым двигателем экономического развития, но плодовитым рассадником финансовой и политической коррупции. На стремительно индустриализирующемся и урбанизирующемся Севере, рост гигантских корпораций уничтожил надежды американцев, как коренных жителей, так и вновь прибывших, на экономическую самостоятельность и личную свободу. Войска штатов и федеральные войска сомкнули кулак федеральной власти над незадачливыми «наемными рабами» в кровавых столкновениях в таких местах, как Хоумстед, штат Пенсильвания, и Пулман, штат Иллинойс. К концу столетия новый класс сверхбогатых промышленников бросил свою тень на всю страну, обладая властью, немыслимой для предыдущих поколений. Республиканская партия, бывшая когда-то проводником эмансипации, свободной земли и свободного труда, превратилась в их послушного слугу. К тому времени мало что осталось от некогда лелеемых иллюзий о расовом равенстве и самоопределении простых людей.
Зрелище разочарования побудило Марка Твена и его соавтора Чарльза Дадли Уорнера написать в 1873 году сатирический роман, который дал название эпохе: «Позолоченный век». Это легендарное название упорно сохраняется, вплоть до подзаголовка данного тома. Но, как убедительно показывает Уайт, десятилетия после Гражданской войны заслуживают того, чтобы их помнили и понимали не только из-за их повальной продажности, вульгарности, морального убожества и задушенных надежд. Те же годы могут научить нас тем проблемам, от которых страдали последующие поколения вплоть до нашего — включая стрессы, связанные с разрушительными технологическими инновациями, неконтролируемыми циклами экономических бумов и спадов, растущим неравенством в уровне благосостояния и доходов, беспрецедентным притоком иммигрантов, политическая поляризация и законодательный тупик, устаревание унаследованных институтов при столкновении с непонятными изменениями на все более кинетическом рынке, а также извечное человеческое затруднение, когда даже самые благородные надежды приходится сверять с неумолимыми метриками непокорной реальности.
Все эти темы Ричард Уайт разрабатывает с мастерством опытного исторического аналитика, хотя пишет с пафосом и чувствительностью опытного романиста. Ирония — доминирующий тон его повествования, хотя она звучит с сочувствием и уважением к тем, чьи жизни он описывает. Он наполняет свои страницы парадом знаменитых и печально известных, знакомых и малоизвестных личностей — от триумфального генерала, ставшего неумелым президентом, Улисса Гранта, до принципиального адвоката Альбиона Турги, который в 1896 году оспорил и проиграл нашумевшее дело о сегрегации «Плесси против Фергюсона»; от августейшего историка-брамина Генри Адамса до освобожденного раба с тем же именем, который боролся с античерным терроризмом в послевоенной Луизиане; от железнодорожных магнатов Лиланда Стэнфорда, Коллиса П. Хантингтона и Генри Вилларда до неутомимой сторонницы умеренности Фрэнсис Уиллард и борца против зверства Иды Б. Уэллс; от тщеславного генерала Джорджа Армстронга Кастера до хитрого стратега из племени лакота Красное Облако; от легендарного до реально существовавшего сталевара Джона Генри.
Все тома «Оксфордской истории Соединенных Штатов» стремятся донести наиболее полную и актуальную историческую науку как до специалистов, так и до широкого круга читателей. Книга «Республика, за которую она стоит» замечательно соответствует этому стандарту и даже превосходит его. Ричарду Уайту удалось сделать то, что пытались сделать многие историки, но мало кому удалось. Он глубоко переосмыслил сложный и важный момент в истории Республики, чьи проблемы и дилеммы находят отклик в нашем времени.
Введение
Блуждание между двумя мирами, один из которых мертв,
Другой бессилен родиться…
Знаменитые строки Мэтью Арнольда из «Стансов из Большого Шартреза» давно стали эпиграммой для европейцев XIX века, чье прошлое казалось куда более определенным, чем их будущее. Арнольд, английский поэт, обожаемый американскими либералами, глядя из французского монастыря в 1850 году, передал напряженность и смятение зарождающейся индустриальной современности. То, что он говорил о Европе, относилось и к Соединенным Штатам после Гражданской войны, хотя и в качестве заимствованной одежды.
В 1865 году умерла старая американская нация, ставшая жертвой Гражданской войны. Урок Авраама Линкольна, взятый из Евангелия от Марка, о том, что «дом, разделенный против самого себя, не устоит», был переписан кровью. Старый Союз погиб в братоубийственной войне, но северяне не сомневались, что, опять же по словам Линкольна, «эта нация под Богом получит новое рождение свободы». Они воскресят лучшие черты старого общества, вырезав раковую опухоль рабства.
Американцы действительно породили новую нацию, но она оказалась не такой, какой они ее себе представляли. О том, как Соединенные Штаты в конце XIX века оказались столь непохожи на ту страну, которую представлял себе Линкольн, а республиканцы уверенно намеревались создать, и пойдет речь в этой книге.
Метафора Арнольда о беременности и рождении представляла два отдельных мира, один из которых зарождался, а другой умирал, но в 1865 году американцы, сами того не подозревая, зачали близнецов. Первый близнец олицетворял мир, который они ожидали увидеть после Гражданской войны, и он умер, так и не родившись. Второй, неожиданный, близнец жил, вечно преследуемый своим братом или сестрой.
С тех пор у американцев сложилось двоякое мнение об этом выжившем близнеце. Они признали, что он несет в себе некоторые из самых благородных инстинктов и амбиций победившей республики, даже если они были более полно воплощены в его исчезнувшем собрате: мир равных возможностей, единого набора прав и однородного гражданства, гарантированного федеральным правительством. Именно такой мир радикальные республиканцы, такие как Таддеус Стивенс, представляли себе в рамках Великой Реконструкции, которая переделает страну — как Запад, так и Юг — по образцу Севера Свободного Труда. В идеале каждый населенный пункт Соединенных Штатов должен был стать копией Спрингфилда, штат Иллинойс, родного города Авраама Линкольна и образного Назарета нации. Страна была бы протестантской и примерно эгалитарной, без какого-либо из «опасных классов»: очень богатых или очень бедных. Самостоятельное производство стало бы нормой, а наемный труд — лишь этапом жизни. Историки часто пишут о Реконструкции и Позолоченном веке так, как будто это отдельные и последовательные эпохи, однако они зарождались вместе.
Фактическая Реконструкция значительно умерила амбиции самых радикальных республиканцев. Она отказала в правах и защите другим мужчинам и всем женщинам, хотя гарантировала их белым и черным мужчинам, но все же дерзость Тринадцатой, Четырнадцатой и Пятнадцатой поправок к Конституции, которые положили конец рабству, предоставили гражданство и право голоса бывшим рабам, по-прежнему вдохновляет. Редко когда американцы действовали так смело и так быстро.
Большая Реконструкция — это лишь один из аспектов Позолоченного века. Когда Марк Твен и Чарльз Дадли Уорнер написали книгу «Позолоченный век: Повесть о сегодняшнем дне» в 1873 году, они дали забытому роману запоминающееся название, которое стало обозначать весь конец девятнадцатого века. Лаконичное название скрывало запутанный сюжет, мораль которого заключалась в опасности предпочтения спекуляций честному труду. «Позолоченный век» обнажил гниль под позолоченной поверхностью. Когда-то историки воспринимали коррупцию как диагностику эпохи, но за последние полвека они преуменьшили ее значение. Они ошибались, поступая так. Позолоченный век был коррумпированным, и коррупция в правительстве и бизнесе имела значение. Коррупция пропитала правительство и экономику. «Дружба» определяла отношения между государственными чиновниками и бизнесменами, а чиновники — от почтмейстеров до заместителей шерифа и судей — получали плату за услуги. Щедрые субсидии выделялись частным корпорациям, таким как трансконтинентальные железные дороги, а правительство передавало церкви, корпорациям и другим частным организациям государственные обязанности — тюрьмы, резервации для индейцев, регулирование морали и многое другое.