м. Очевидно, что подобная „новая экономическая политика" ставит жирный крест на развитии передовой российской индустрии».
- А главное - на расширении самого передового класса - класса индустриальных рабочих, - постучал Коба по исписанным листкам манифеста.
И тут зазвонил телефон. Сталин взял трубку, выслушал, достал из кармана галифе портсигар и принялся разминать любимые «Герцоговина Флор».
- Правительству вынесен вотум недоверия. Скоро будет подписан указ об отставке Бухарина.
Владимир Ильич поднялся со стула, выпрямился, глубже засунув руки в карманы брюк. Зиновьев и Каменев переглянулись. Началось!
- Ничего не готово, - торопливо сказал Каменев. - Мы не готовы. не рассчитывали.
- Так мы будем брать власть или нет? - В словах Кобы внезапно прорезался резкий акцент, что выдало его волнение. - Есть партия, готовая взять на себя ответственность?
- Есть такая партия! - Ленин сгреб гранки мертворожденного манифеста, скомкал и бросил в ведро. - Коба, перешлите статью «Шаг назад, два шага вперед» в типографию для немедленного набора и публикации. Больше спорить не имеет смысла. Время манифестов прошло. Промедление смерти подобно.
- Я. я против! - Зиновьев сухо кашлянул. - Это может оказаться провокацией! Ничего точно не известно. - но его слова прервала хлопнувшая дверь, и в комнатку шагнул человек в серой шинели. На папахе таял мокрый снег. Он осмотрел присутствующих, рука словно невзначай лежала на кобуре, выцепил взглядом Ленина и глухо сказал:
- Товарищ Ульянов, приказано сопроводить вас.
Ничем не выдав удивления столь оперативной работой людей, от которых теперь зависело многое, но отнюдь не все, иначе не явился бы сюда их посланник, Владимир Ильич накинул пальто, шарф, поискал и подобрал с пола спланировавший с вешалки котелок.
- Товарищ Сталин, позаботьтесь обо всем. остальном, - сказал на прощание, кивнул побледневшим Зиновьеву и Каменеву.
Они так и продолжали стоять, дожидаясь, когда в свою очередь соберется и уйдет в типографию Коба, не удостоив их словечком. Затем Каменев шевельнулся, трясущейся рукой полез в карман, достал листок.
- Как чувствовал. как чувствовал, места всю ночь не находил. Сочинял. Вот посмотри.
Зиновьев принял листок, развернул и прочитал:
- Не только я и Зиновьев. - сбился, но продолжил: - Но и ряд товарищей-практиков находят, что взять на себя ношу сформировать правительство в настоящий момент, при данном соотношении сил, независимо и за считанные месяцы до неминуемого объявления войны со стороны ЕССР, где давно пришел к власти братский наш европейский пролетариат, недопустимый и гибельный для партии шаг. Ставить все на карту формирования правительства - значит совершить шаг отчаяния. Наша партия слишком слаба, чтобы допускать подобные промахи, - он завершил читать, поправил очки и сказал: - Звони Горькому, опубликуем в его газете. Сегодня же. Сейчас.
Отсюда до дома на Воскресенской набережной можно легко и удобно проехать на автомобиле. Выйдя из подъезда на пронизывающий ветер с Невы, Владимир Ильич осмотрелся, никакой машины не увидел и решил, что они пройдут весь путь пешком. Однако сопровождающий, жестом показав ждать, вывел из-за дровяного сарая нечто громоздкое, двухколесное, в чем Ильич с некоторым изумлением и беспокойством признал мотоцикл. Коляски не оказалось, поэтому, опять повинуясь жесту молчаливого офицера, Ленин сел позади и крепко ухватился за его портупею.
Мотор взревел, мотоцикл рванул с места и, заложив крутой вираж, так что пассажир невольно вскрикнул, нырнул под низкий свод прохода, который вел в лабиринт внутренних дворов.
«Диалектическая спираль истории в действии», - невольно и с иронией подумал Владимир Ильич, стараясь скукожиться, втянуть голову в плечи, укрываясь от пронизывающего ветра. В 1917-м было почти так же: в сопровождении офицера связи, приданного ему генералами-заговорщиками, он шел через Петроград к Зимнему дворцу, которому предстояло стать центром большевистского переворота. Их тогда несколько раз останавливали патрули, но у офицера имелся, судя по всему, такой мандат, что бдительные юнкера только каблуками щелкали да честь отдавали.
И вот. Опять. Одно отличие - на этот раз все должно получиться. Потому что на этот раз все будет иначе.
Мотоцикл мчался по бесконечной анфиладе внутренних дворов и двориков, больше похожих на глубокие колодцы, куда не заглядывает солнце и свет скудно сочится из редко и скверно освещенных окон. Иногда машина выныривала из задворок Петрограда на улицу или широкий проспект, но лишь затем, чтобы вновь нырнуть в сумрачный мир задников городской театральной сцены, в скопище ненужных реквизитов и декораций, с помощью которых когда-то творили увлекавшие людей иллюзии.
Затем тьму прорезала яркая вспышка, косой узкий луч скользнул по асфальту рядом с мотоциклом, которому пришлось сбросить скорость, петляя по замысловатой анфиладе дворов-колодцев. Ударила горячая упругая волна, пытаясь опрокинуть его, и Ленин отчаянно цеплялся за водителя, который всеми силами пытался удержать опасно завихлявшую машину. Луч сместился ближе, в воздухе затрещало, и, бросив взгляд вверх, Ильич увидел, как вспыхивают и превращаются в крошечные огни птицы, попавшие под удар светового бича.
Но тут Ленина словно молотом ударили в грудную клетку, он вскрикнул от пронзившей боли и, взмахнув руками, опрокинулся с мотоцикла на землю. Несколько раз перекувырнулся, время замедлилось, и Владимир Ильич успел рассмотреть, прежде чем лишился чувств, как луч резанул по водителю и мотоциклу, превратив их в пылающий факел.
УЗЕЛ III. ИЗ-ПОД ГЛЫБ
Из узлов предыдущих, 1908
К тому времени, когда Алексей Толстой опубликовал «Аэлиту», Александр Александрович уже как пятнадцать лет вернулся из путешествия на Марс. Отчет о полете он опубликовал под видом фантастического романа «Красная звезда», а также дописал продолжение - «Инженер Мэнни», первую в мире историческую работу о марсианской цивилизации, написанную землянином по итогам изучения марсианских хроник в одной из крупнейших библиотек Красной планеты.
Все началось в 1908 году, когда он лежал в чужой комнатке и мучительно умирал от предательского выстрела, сожалея единственно о том, что не сможет предупредить товарищей о проникшем в их ряды предателе. Явление у смертного одра инженера Мэнни, с которым Александр Александрович имел весьма непродолжительное и поверхностное знакомство, он воспринял то ли как сон, то ли как предсмертный бред, причем скорее даже второе, ибо Мэнни в одно из своих появлений вдруг расстегнул ворот рубахи и снял лицо - искусно сделанную маску, под которой скрывалась истинная внешность пришельца с Марса. Его глаза были чудовищно громадны, какими никогда не бывают человеческие глаза. Зрачки расширены даже по сравнению с этой неестественной величиной самих глаз, что делало их выражение почти страшным. Верхняя часть головы настолько широка, насколько это неизбежно для помещения таких глаз; напротив, нижняя часть лица, без всяких признаков бороды и усов, сравнительно мала. Все вместе производило впечатление крайней оригинальности, пожалуй, уродства, но не карикатуры.
Мэнни предлагал простой выбор: умереть от заражения крови или отправиться вместе с ним на Марс, дабы на месте ознакомиться с жизнью более развитой цивилизации. Лишь марсиане, как потом понял Малиновский, могут предлагать подобную альтернативу, ибо их этика полагала неотъемлемым правом каждого разумного существа добровольно уйти из жизни. Александр Александрович, естественно, избрал жизнь и межпланетный полет, не подозревая, в какой водоворот событий ввергнет его столь фантастическое предприятие. На борту этеронефа Мэнни подключил умирающего к аппарату и очистил его кровь, чем добился скорейшего излечения Малиновского, а затем, после экскурсии по кораблю, так объяснил цель своего инкогнито на Земле:
- Мою профессию, род занятий на вашем языке можно назвать как сверхорганизация либо прогрессизм, прогрессорство, если угоден подобный неологизм. Суть ее - в мягком направлении развития более отсталой цивилизации до уровня, когда мы сможем открыто с вами сотрудничать. Для того чтобы производимые воздействия являлись максимально эффективными, нам необходимо советоваться с представителями земной цивилизации. И мой выбор пал на вас.
То, что рассказал во время перелета с Земли на Марс Мэнни, в конечном счете оказалось не полной правдой. О весьма важных аспектах марсианской цивилизации и причинах ее глубокого интереса к человечеству Мэнни тогда умолчал, и Малиновский узнал о них гораздо позже от Нэтти, во время пребывания на Марсе ставшей его возлюбленной.
Марсиане оказались вовсе не марсианами, а пришельцами из еще более далекого мира, звезды, рассмотреть которую с Земли невозможно даже в самые мощные телескопы. Их корабль в длительном полете к какой-то неведомой цели, о которой Нэтти умолчала, потерпел катастрофу и вынужденно сделал остановку в Солнечной системе, а местом временного пребывания звездные странники выбрали Марс, поскольку планета не обладала разумной жизнью, а ее условия оказались близки к условиям родного мира пришельцев. Однако ремонт межзвездного этеронефа требовал столь сложные детали и узлы, которые было невозможно произвести собственными силами. Тогда взор звездных странников обратился к Земле и человечеству. Увы, уровень социального и научного развития людей не позволяли пришельцам прямо попросить о помощи. Можно легко представить, какой взрыв страха, недоверия, злобы вызовет появление на Земле представителей цивилизации, давно достигшей высот коммунизма. Поэтому был выбран окольный, но, как считали звездные странники, единственно возможный способ - выделить единственную страну и передать ей инопланетные научные достижения под видом открытий и изобретений ее собственных ученых и инженеров. Тем самым техническое развитие избранного народа возрастет до уровня, который позволит изготовить все необходимое для починки звездного этеронефа.