Я с улыбкой слышу данное мне Спенсером прозвище, которое родилось в ходе наших многочисленных сражений в «Руммикуб», проходивших в Café Vita. Когда у меня заканчивался рабочий день, а у Спенсера подходила к концу смена, мы обычно приглашали случайных людей играть с нами. И каждый раз выигрывал либо он, либо я. Чаще, конечно, я.
Спенсер вдруг нервно сжимает руль.
– Послушай, не знаю, как сказать… в одно время все ребята в нашем кафе неровно к тебе дышали. – Он делает паузу. – Включая меня.
– Да ну, не может быть! – с нервным смехом выдавливаю я.
– Может.
– Ты ведь тогда встречался с девушкой, разве нет?
– С Кэрри? Да. А потом мы расстались. Я все представлял, как приглашу тебя на свидание, но так и не осмелился. К тому же понимал, что не дотягиваю до твоей лиги.
– До моей лиги? – фыркаю я. – Я никогда так не думала.
И это правда. Я так не думала. Но и не рассматривала Спенсера как потенциального парня. Кроме того, я готовилась переезжать из Сиэтла в Нью-Йорк, чтобы начать работать в фирме, которая будет неплохо смотреться в моем резюме.
Мы долго едем в молчании, смотрим на дорогу и слушаем любовные баллады девяностых. Каждый из нас прокручивает в голове эпизоды из прошлого – моменты, когда мы свернули не туда, шаги, которые так и не отважились сделать.
Глава 9
К вечеру впереди показывается Бейнбридж-Айленд. Охваченная ностальгией, я смотрю, как приближается мост, ведущий на остров. Мы сворачиваем к району Манзанита-Бич и вскоре едем по гравийной дороге к моему дому. С замиранием сердца гляжу в окно. Каждая пихта, каждая ель, покачиваясь на ветру, словно приветствует меня взмахами ветвей. Впервые за все эти дни во мне вспыхивает искра надежды. Я дома и знаю, что Рози поможет мне выпутаться из этой передряги.
– Надо же, здесь ничего не изменилось, – замечает Спенсер, останавливая машину на подъездной дорожке возле дома Рози. – Помнишь, в то лето, когда мы познакомились, ты меня позвала на пикник на пляже.
– Да, точно! – вспоминаю я. – Мы качались на старых веревочных качелях…
– И у тебя чуть не слетел топ от купальника, – добавляет Спенсер.
– Нет! – Я закрываю ладонями лицо. – Только не говори, что он все-таки слетел!
– Все обошлось, – уверяет он, – но это мог быть самый эпичный конфуз за всю историю острова!
Я смеюсь и, взяв сумочку, произношу:
– Спасибо! Ты проделал весь этот путь, просто чтобы довезти меня до дома…
– Пожалуйста, – улыбается Спенсер.
Я понимаю, что следовало бы пригласить его в гости. Нам с Рози нужно обсудить очень личные вопросы, но время еще есть. По крайней мере, Спенсер мог бы ненадолго зайти.
– Кстати, – наконец говорю я, – не хочешь заглянуть к нам? Рози тебе очень обрадуется.
– Ты уверена? – колеблется он, барабаня пальцами по ремню безопасности.
– Да, – киваю я.
С хрустом шагая по гравию, мы подходим ко входной двери в дом; как ни странно, она заперта. Я вынимаю запасной ключ из-под камня рядом с ковриком, который раскрасила летом, когда мне стукнуло тринадцать. На нем выведено мое имя – «ЛЕНА», – а вокруг нарисованы бабочки и сердечки.
– Рози? – Я заглядываю внутрь и тут же срываю паутину, затянувшую весь дверной проем. – Это я! Я дома!
Поправляю криво висящую в коридоре картину: ее правый угол съехал вниз.
– Рози!
Спенсер проходит за мной на кухню, и там я останавливаюсь как вкопанная. Столешница уставлена грязными тарелками и чашками. Заплесневелый багет на разделочной доске, судя по виду, успел окаменеть.
– Тут что-то не так, – испуганно говорю я и мчусь в гостиную к тетиному креслу, в котором она любила читать.
Но и в гостиной жутковатая пустота. На столике рядом с креслом томик «Пятьдесят оттенков серого», покрытый толстым слоем пыли.
– Рози! – в панике кричу я. – Ты где?
Мне на плечо опускается рука Спенсера – мол, что бы ни случилось, все будет хорошо, – однако я не останавливаюсь и бегу дальше по коридору, мимо моей детской в тетину спальню. Там я обнаруживаю пустую больничную кровать и монитор со свисающими в пустоту шнурами и проводами.
– Рози, нет! Нет-нет-нет-нет-нет!
Я вцепляюсь в смятые простыни и падаю на колени.
– Не верю! – шепчу я. – Что случилось? Почему она…
Оглушенная горем, я опускаю голову. Единственная мысль, которая приносит утешение, это шанс, всего лишь шанс, что завтра я проснусь и все будет иначе. И тем не менее я совершенно раздавлена.
– Она болела? – спрашивает Спенсер, опускаясь рядом со мной на колени.
На его лице такое же потрясенное выражение, как и на моем.
– Нет, – мотаю головой я. – По крайней мере, я ничего не знала.
– Иди-ка сюда. – Спенсер притягивает меня к себе, и я начинаю рыдать.
Фрэнки назвала бы мое нынешнее состояние «некрасивой истерикой»: опухшее лицо, все в красных пятнах, надрывный плач. Спенсер долго меня обнимает. Когда я наконец сажусь на стул и вытираю слезы, в заднем кармане джинсов что-то хрустит. Это же письмо от адвокатской конторы, которое я сунула в карман утром! Достаю письмо и надрываю конверт.
Дорогая мисс Уэстбрук!
Как Вам, возможно, известно, Ваша тетя, Рози Макалистер, скоропостижно скончалась на прошлой неделе от инфекции, которой заразилась в Индии. Я и мои коллеги в «Бренсон, Фейрчайлд и Флеминг» приносим Вам глубочайшие соболезнования. Мисс Макалистер уполномочила нашу фирму заниматься вопросами наследования ее недвижимости, и мы счастливы сообщить, что дом завещан Вам. Пожалуйста, свяжитесь с нами в ближайшее удобное для Вас время, и мы начнем процедуру передачи прав собственности.
С уважением,
– Черт… – вырывается у меня, когда я осознаю прочитанное.
В каком из миров я могла бы узнать о смерти Рози из письма адвоката? Видимо, в этом. Меня аж передергивает. Мы отдалились друг от друга? Тетя не одобрила мой брак с Майком? Увы, она уже не расскажет обо всем подробнее. Я не смогу познакомить с ней Спенсера. Не поведаю о своих трудностях и не обниму в последний раз. Тети больше нет, – к счастью, не по-настоящему, только в этом параллельном мире, или куда там меня занесло. Я могу лишь надеяться и ждать завтра, когда неизбежно окажусь в новом мире. И неважно, где и с кем, главное, Рози наверняка будет здесь – живая, в своем кресле у камина, с книжкой «Пятьдесят оттенков серого». Господи, пусть так и случится!.. Но когда я гляжу в добрые глаза Спенсера, чувствую тепло его ласковой улыбки, мне становится чуточку стыдно за свое желание остаться здесь подольше.
– Чем тебе помочь? – спрашивает он и берет меня за руку.
Его жест выглядит естественно, как будто мы пережили тысячу моментов, подобных этому.
– Пожалуй, налей мне выпить, – со вздохом отвечаю я, нехотя выпуская его руку.
Хотя на самом деле меня тянет поведать Спенсеру безумную правду: я застряла в чем-то вроде параллельного мира и должна найти выход.
– Договорились, – кивает он, и мы идем на кухню.
Спенсер достает из тетиного холодильника бутылку пино гриджио – ее любимое вино, – затем находит два бокала и штопор.
– Так странно, – замечаю я, пока он наливает мне вино. – Здесь все какое-то другое. В доме больше не чувствуется тетиной души.
Спенсер вручает мне бокал.
– Понимаю. Ее душа всегда будет с тобой. Тетя по-прежнему с тобой.
– Откуда ты знаешь? – Я всматриваюсь в его глаза.
– Тот, кого любишь, всегда с тобой. – Спенсер постукивает себя пальцем по груди. – Они остаются вот тут.
Я вытираю набежавшие слезы, размышляя о разных версиях моей жизни – в Париже, на маленькой ферме в Пенсильвании, но особенно о нынешней: как один шаг, одни конкретные отношения способны повлиять на все. Не могу отделаться от мысли, что в этой реальности я повлияла на судьбу Рози – конечно, косвенно, однако обстоятельства сыграли свою роль. Наверное, если бы тетя не отправилась в Индию, если бы я поехала с ней… Ясно только одно: я где-то напортачила. И теперь мне предстоит все исправить.
– Хочу кое-что тебе сказать, – начинаю я, делая глоток вина. – И это прозвучит так, будто я слетела с катушек.
– Рискни. – Спенсер салютует мне своим бокалом.
– Я серьезно. То, что я сейчас скажу… полная шиза. Тянет на диагноз.
– А ты попробуй, – пожимает плечами он.
– Ладно. – Я выглядываю в окно. – А что, если мы продолжим разговор на пляже?
– Я захвачу бутылку, – говорит Спенсер, и мы идем к двери.
Сейчас отлив, и на пляже кипит жизнь: влажно поблескивает разноцветная галька, пучки изумрудно-зеленых водорослей сохнут на солнце, чайка резко выхватывает что-то из песка, а из-под камней, покрытых ракушками, выглядывают мириады маленьких крабиков. В детстве я обожала наблюдать за крабами. Я часами лазила вокруг камней и изучала жизнь колоний этих ракообразных. Рози научила меня определять их пол: кто «мама краб», а кто «папа краб». Мои глаза снова наполняются слезами.
Мы со Спенсером устраиваемся в шезлонгах на берегу. Этот уголок Рози называла своей «гостиной на улице». Помню, как тетя звала меня присоединиться к ней на бокал вина. В голове звучит ее голос: «Детка, посиди со мной! Давай устроим праздник!» Что ж, теперь я здесь, но праздновать нечего.
Спенсер деликатно кашляет.
– Кажется, ты хотела поговорить. Так о чем речь?
Я набираю воздуха в грудь и пытаюсь начать:
– Короче… я как бы… застряла.
– Ага, – отвечает он. – Ты об этом упоминала.
– Нет, – мотаю головой я. – Я сейчас говорю не о своем браке с Майком. Все гораздо серьезнее. Я застряла… в жизни.
Хотя Спенсер вежливо кивает, я вижу, что до него не доходит смысл моих слов.
– Послушай, – продолжаю я. – Я предупреждала, что это прозвучит дико, но мне нужно с кем-то поговорить. Я должна разобраться, что со мной происходит.