ья, которые еще долго с тобой после ухода гостей, чтобы помочь навести порядок и положить тарелки в посудомойку.
– Пожалуйста, – дрожащими губами шепчу я и ставлю бокал в песок. – Я хочу домой. Пожалуйста, отпусти меня домой.
Глаза закрываются сами собой. Сон готов принять меня в свои объятия. Я зеваю и… погружаюсь в забытье.
Часть девятая
Глава 17
Что это за звук? Не соображу, откуда доносится пронзительный писк. Неужели из кровати? Откидываю одеяло и достаю предмет, похожий на… портативную рацию? Не знаю, что это за штука, но из нее раздается звук, от которого у меня мурашки по коже.
Смотрю влево: по центру широченной постели высится гора подушек – баррикада? – а за ней – мускулистая рука спящего мужчины.
Он поворачивается и спрашивает со стоном:
– Сколько времени?
Мужчина явно недоволен. Как будто его сон прервался исключительно из-за меня.
– Шесть тридцать две, – отвечаю я, глядя на будильник на своей тумбочке.
Откидываю волосы с лица и замечаю на безымянном пальце кольцо: золотое, с большим бриллиантом огранки «принцесса» в окружении множества бриллиантов поменьше.
Из-за подушек раздается:
– Можешь сейчас взять ее на себя, пожалуйста? У меня днем та самая важная встреча, помнишь?
Крик становится громче, и мое сердце колотится быстрее.
– М-м… хорошо, – соглашаюсь я.
Мужчина накрывает голову подушкой, видимо, не желая слышать шум… или меня? Я настолько обескуражена этим душераздирающим звуком, что даже не задумываюсь, кто я и с кем. Словно зомби, выбираюсь из кровати, выхожу из спальни и крадусь по коридору на звуки воя. Когда я оказываюсь возле третьей двери справа, звук достигает апогея. Медленно поворачиваю дверную ручку и с опаской заглядываю внутрь. Прямо перед мной в белой кроватке, схватившись за решетку, надрывно плачет маленькая девочка в розовой пижаме. Личико малышки обрамляют темные кудри. Как только она меня замечает, ее карие глазки загораются от радости, а плач переходит в восторженное гуление.
Я не могу пошевелиться, не могу издать ни звука. Я просто стою на пороге детской, ошарашенная открывшимся мне зрелищем. В Ирландии я была мачехой, а сегодня? Неужели это мой ребенок? Сама мысль о материнстве вызывает умиление и трепет, особенно после истории на ферме Натана. Тогда у меня остался лишь шрам на животе, а теперь передо мной дитя. Мое дитя?
Розовыми деревянными буквами на дальней стене выложено имя девочки: Сабрина.
– Сабрина? – как зачарованная, шепчу я.
У нее мой лоб и мой нос! Впервые в жизни я понимаю, что такое любовь с первого взгляда. Смахивая слезы с глаз, я подхожу к кроватке. Малышка взвизгивает от восторга и тянет ко мне ручки. И тут я застываю. В голову неожиданно приходит тревожная мысль: я же ничего не знаю о младенцах!
Сабрина кряхтит и показывает на пол, где лежит плюшевый мишка, который, очевидно, провалился сквозь прутья кроватки. Я вручаю его девочке, и она радуется еще громче. И что мне делать дальше? Может, Сабрина меня научит? Она машет ладошками и тянется ко мне, красноречиво показывая, что хочет на руки. Я делаю глубокий вдох и медленно, сосредоточенно склоняюсь над кроваткой, словно обезвреживаю готовую взорваться бомбу. Беру Сабрину под мышки и поднимаю вверх, удерживая на вытянутых руках перед собой. И тут я замечаю на ее пижамных штанишках мокрое пятно. О нет! Только не это! У Сабрины протек подгузник.
Она хихикает, а я оглядываюсь, раздумывая, что делать дальше. Возле окна замечаю пеленальный стол – по идее, это должен быть он – и стопку новых подгузников на полочке внизу. Что ж, попытка не пытка!
– Итак, Сабрина, – говорю я нарочито уверенным тоном, хотя в глубине души ужасно нервничаю. – Сейчас мы поменяем твой подгузник!
Я аккуратно кладу малышку на стол, но она тут же перекатывается на бок, потом на живот и начинает ползти, рискуя свалиться вниз.
– Нет-нет! Осторожно!
Сабрина хихикает и снова ползет к краю стола, словно это веселая игра. К счастью, я возвращаю ее на место и на этот раз придерживаю одной рукой за животик, пока второй кое-как расправляю подгузник.
– Отлично, – комментирую я, сняв, наконец, с нее пижамку.
Когда я избавляю Сабрину от полного подгузника, который весит не меньше ее самой, малышка приходит в полнейший восторг. Я на миг застываю в нерешительности, а она сучит голыми ручками и ножками, пытаясь вывернуться из-под моей руки. Стоп, мне сейчас наверняка нужны влажные салфетки. И где же они? Придерживая Сабрину на столе, я ищу салфетки на нижней полочке. Увы.
– Ладно, – бормочу я, опять так же неловко поднимая ее вытянутыми руками.
Мы с Сабриной смотрим друга на друга в упор.
– Влажные салфетки, – произношу я, глядя в ее большие карие глаза. – Поможешь мне их найти?
Сабрина в ответ снова хихикает. Я осторожно опускаю ее на пол и еще раз осматриваю комнату. Вынимаю из ящика комода чистый костюмчик и нагибаюсь, чтобы взять Сабрину на руки, но ее уже и след простыл.
– Сабрина! – в панике кричу я и в последний миг успеваю заметить голые пяточки, когда малышка уползает за дверь.
Я бегу за ней по коридору в гостиную, изумляясь скорости крохотного ребенка. Сабрина встает на ноги возле кофейного столика и хлопает пухлой ладошкой по упаковке влажных салфеток, которая лежит на краю.
– Вот они где, – с облегчением говорю я, изумленно глядя на малышку. – Ты пыталась мне показать, да?
Сабрина радостно взвизгивает, а в следующий миг по ее ножкам струится желтая жидкость и стекает прямо на роскошный персидский ковер.
– О нет! Нет-нет-нет…
Я снова застываю, оценивая ситуацию.
– Ладно. Все в порядке. Просто надо надеть на тебя подгузник.
Сабрина что-то лепечет, пока я укладываю ее на диван и неумело пытаюсь протереть салфетками. После трех неудачных попыток с подгузниками я наконец застегиваю их на ней, хотя и кривовато. Зато нарядить малышку – отдельная задача. Если кофточку мне кое-как удается надеть ей через голову, то со штанишками дело обстоит сложнее. Сабрина ни секунды не лежит спокойно.
– Ладно, штаны нам сегодня не покорились, – устало вздыхаю я.
Пока Сабрина занята игрушкой, я с восторгом осматриваю окружающий меня интерьер в стиле модерн середины века с его полной воздуха и света открытой планировкой. Кухня оборудована по последнему слову техники, со столешницами из черного гранита и двухзонным шкафом для вина. Кухня плавно переходит в столовую, снаружи которой виднеются пальмы. Они растут вдоль кромки прямоугольного панорамного бассейна на склоне холма. Я выглядываю за раздвижную стеклянную дверь: передо мной расстилается роскошный городской пейзаж. Я тут же узнаю этот вид. Лос-Анджелес, без сомнений. Прищуриваюсь, чтобы точнее определить, какая именно его часть. Бербанк? Нет. Скорее Юниверсал-Сити[41]. Десять лет назад, когда Фрэнки недолго работала в Лос-Анджелесе, я прилетала ее навестить. Вспоминаю, как мы забрели на чью-то вечеринку в честь Хеллоуина, кажется, в Студио-Сити[42]. Вид очень похож.
Помню еще кое-кого с той вечеринки – мужчину. Высокий, темнокожий и красивый даже в нелепом маскарадном костюме. Вид у него был жуткий и смешной одновременно: он изображал половинку сэндвича с арахисовым маслом и джемом, а именно часть с джемом. Его пара – арахисовое масло – так и не пришла. А я вырядилась как на вечеринку Гэтсби: надела платье-чарльстон, которое одолжила у Фрэнки. Мы с этим парнем танцевали, смеялись. Он пригласил меня на ужин на следующей неделе, но через пару дней я улетала домой и в отношения на расстоянии ввязываться не хотела.
Маркус! Его звали Маркус!
Я смотрю на столик в прихожей. На нем выстроилась целая коллекция фотографий в рамочках. На снимках в основном Сабрина и кое-где мы. Вот мы с Маркусом в день нашей свадьбы. Беру фотографию в руки и пораженно ее рассматриваю. Ломаю голову, пытаясь вспомнить, о чем мы говорили в тот вечер. Вроде бы он работал актерским агентом. Или нет, в спорте. В футболе? Да, он был спортивным менеджером! Такой веселый, умный и, конечно же, настоящий джентльмен.
Я с замиранием сердца смотрю на фотографии, где запечатлена история жизни Сабрины – от младенчества до года. Вот на снимке рядом с ней капкейк с одной свечкой. С тех пор малышка не сильно выросла. Значит, фотографировали недавно.
Я вздыхаю, обдумывая полученную информацию. Мозг работает на бешеной скорости: выходит, в этой реальности у нас с Маркусом все получилось. И в результате родилась наша красавица… кстати, где она? Мишка и несколько игрушек валяются на ковре, где минуту назад сидела Сабрина, а ребенок исчез.
– Сабрина! – срывающимся от страха голосом кричу я и бегу по коридору в спальню, где проснулась утром.
На пороге спальни я ее и догоняю. Малышка что-то лепечет и стремительно ползет к Маркусу, который только вышел из душа. Он стоит в повязанном на бедрах полотенце, с электрической зубной щеткой во рту и ухмыляется Сабрине. Когда Маркус поднимает малышку на кровать, она визжит от восторга и тут же начинает кататься по одеялу, словно в пушистом снегу.
– Спасибо, что сегодня утром приняла удар на себя. – Маркус прополаскивает над раковиной рот. – Она сказала свое первое слово?
– Н-нет, – запинаясь, отвечаю я. – Я пока не слышала.
– Ладно. В общем, у меня сегодня безумный день.
Он скидывает полотенце на пол, демонстрируя идеальное атлетическое тело. Мне сложно не смотреть, когда Маркус одевается, и все же я заставляю себя отвернуться. Сажусь на кровать рядом с Сабриной и слежу, чтобы она не свалилась.
– Если я подпишу контракт с Лоренцо Кастрановой, это будет нечто!
– Вот как? – мямлю я, пытаясь сообразить, о чем речь.
– У меня уже есть Диего, Рафаэль и Паоло. Лоренцо станет главным приобретением.