– Севастополь? Так чего ты раньше молчал? – заревел приемщик, сметая со стола рухлядь – сюда давай.
Звездочет аккуратно опустил раненного на стол, Сидорович живо расстегнул воротник, осмотрел жетон, крякнул и подсоединил к руке браслет медицинского диагноста.
Тут и без того тусклое освещение пригасло, подвал изрядно тряхнуло и с потолка посыпалась бетонная крошка.
– Никак «тополями» обстрел начали? Видать, совсем туго стало, «тополь» такая штука… каждый в копеечку…
– Ты мне лекции читать собрался? На прибор смотри, можно подумать я не знаю что такое «тополь».
– Да все забываю, по лицу то и не скажешь что из бывших, а? Сам давно то спал, вон круги какие под глазами? Возьми вон рядом с тобой на полке стоит…
Но что хотел сказать прижимистый приемщик сталкер так и не успел разобрать, на самом верху раздались глухие шаркающие шаги и Сидорович, бросив косой взгляд на экран тихо выдохнул:
– Ты дверь хорошо закрыл?
– Она автоматически закрылась, как начали топологическими локализаторами Периметр перепахивать, а что, боишься кого?
– Живых то я, знаешь, боятся не привык, всякого на своем веку успел повидать. А вот мертвых…
– Ты что тут за демагогию разводишь, Сидорович, что за мракобесие, тысячу лет тебя знаю, а не замечал за тобой. Вон и икону прицепил, тоже мне член КПСС.
Сидорович хотел было ответить, но в этот момент подвал подбросило сильнее, лампочки тускло мигнув, погасли, осталась гореть лишь панель медицинского диагноста. Шаркающие шаги раздались ближе, Сидорович шумно сглотнул, а Звездочет молча передернул затвор.
– 03 –
Из-за угла показался дрожащий огонек, шаги раздались совсем рядом, и Звездочету погрозила узловатая старческая рука прикрывающая свечу.
– Спрячь ружье сынок, не ровен час, выстрелит.
Звездочет пораженно смотрел на сухонькую, опрятную старушку в цветастом платке, что прошла мимо него тяжелым шаркающим шагом к полкам.
– Сидорович, это что… – побелевшими губами прошептал сталкер.
– Это Прасковья Павловна, здешняя хозяйка. Всю кровь уже мне выпила.
– В самом деле? – посторонился сталкер, рассматривая старушку, которая что-то искала на полке.
– Ну, плешь она мне всю уже проела. Бывает, находит, что-то на нее, встает значит, из могилы и бродит. И не зомби, какой ни будь, не выворотник, а самое что ни на есть приведение. Сначала думал, это она мне спьяну видится. Бывало во время выброса как напьёшься до зеленых чертей, не к месту будь сказано, то иной раз и видится чего и похуже. А тут смотрю вроде трезвый, а опять вона бродит, да все ругается, что заставил ее погребок железяками. Вначале думал что артефакты, будь они не ладны, ее притягивают. Ниже нас ведь еще один уровень, знатный такой, освинцованный, в несколько метров толщиной, куда все артефакты, что ваш брат сталкер из зоны в здешнем секторе находит и сдает государству за кровные, складываются после детальной описи. Они потом забираются несколько раз в месяц специальной бронедурой, что приезжает в сопровождении танковой колонны и вертолетного прикрытия. Да что я тебе как новичку зеленому рассказываю, сам все знаешь лучше меня. Так вот заходит однажды ко мне Прасковья Павловна, а я раз, да и положи на стол брошку, красивую такую, она только мимо прошла да и сказала убрать эту пакость. Дождется она у меня, найду я ее могилку, да и забью вот такой осиновый кол.
– Да ты никак в естествоиспытатели решил записаться?
– А что ваша наука, сынок, – вдруг бросила от полки Прасковья Павловна – всю землю перепахали, испоганили, ишь как качает, вот и не лежится в земле. Так мало земли, за небо взялись, конец света на дворе, одна темень пожирает другую, а люди что? Раз и нет людей, исчезли, будто и не было никогда. Вот дождетесь, поглотит вас тьма бездонная, где ни света, ни проблеска.
– Бабушка, а как оно, на том свете? – прошептал Звездочет, прислушиваясь к гулу и содроганиям земли.
– По разному, сынок, кому как Господь присудит, так и есть.
– А вы и Бога видели?
– Поздно о Боге вы вспомнили, но хорошо хоть теперь церкви то открыли. Не видела я сынок, куда мне грешной. Вот, выпей – она протянула темную склянку, которую, видимо и искала на полке.
Сталкер послушно взял бутыль, и хотел было прикоснуться к старческой руке, но пальцы поймали воздух.
– Да ты пей, пей и ему дай – она кивнула на распростертого на столе человека.
Звездочет процедил сквозь зубы горькую жидкость, что вспыхнула огнем, зазвенела, принеся с собою непонятную легкость, мир завертелся перед глазами, послышалось непонятное шуршание, будто от помех в эфире. Между тем Прасковья Павловна прошла мимо разинувшего рот Сидоровича, погрозила ему пальцем и положила призрачную руку на лоб раненному.
– Нет ему покоя ни на небе, ни на земле, неприкаянный он. Ни к мертвым не берут, ни к живым не пускают.
Почва перестала сотрясаться, медленно зарделся тусклый аварийный свет и старушка начала таять.
– Чистая душа он, генерал, как белый лист чистая, что напишете на нем, то и будет. Лишь он один знает…
Но что сказала Прасковья Павловна, они не расслышали, цепь аномальной защиты вспыхнула на полную силу, и та исчезла.
– Тфу ты, наваждение – сплюнул приемщик – и почудится такое.
Отставной молча указал на темную бутыль, и Сидорович прикрыл рот.
– В общем, Сидорович сделаем вид, что ничего не было. Незачем чужим людям знать, что здесь творилось, особенно когда небо с землей перемешалось. Психика она ведь тоже не железная и имеет свои пределы, хватит нам и зомбей с выворотниками.
– Ну а с этим, неприкаянным что? Аппарат фиксирует кому. Аккурат между небом и землей.
– Зубы ему разожми.
Сидорович, кряхтя, разжал лежащему зубы, и Звездочет выцедил ему в рот остатки темной жидкости остро пахнущей травами.
– И что теперь?
– Ты Сидорович, главное помалкивай, для тебя я Звездочет и не более, думаю тебе ясно.
– А что тут не ясного? Видать наверху лучше знают, что да как. И сдается мне, не придет больше Прасковья Павловна, мир ее душе. А я ведь даже привязаться успел к ней. Вредная как и моя покойная супруга, из того самого Севастополя. – он горестно склонил голову – Ты ведь первый кому она кроме меня показалась, так что даже если и захочу рассказать все равно не поверят. Еще и на смех поднимут, скажут, совсем сбрендил на старости лет.
Наверху глухо щелкнули засовы, выходя из пазов, уведомляя, что прямая угроза миновала и можно выходить наружу. Незаметно включилось потрепанное, видавшее виды радио, где комментатор передавал последние известия ИТАР ТАСС.
– Сидорович, старый хрыч – донеслось из рации – ты как там, жив?
– Жив я, что мне станет, сами то как?
– Потрепало нас, будь здоров, но авиация молодцы, такую карусель нам устроили, что половину состава от энуреза лечить придется не меньше как месяц. Кстати, Звездочет там дошел?
– Дошел, и не один, а с раненным, но, правда…
– Что, правда? Сидорович, не молчи, тут Кузнецов такого успел насочинять, что впору вам пару БТРов присылать.
– Все нормально, Периметр – смахнул испарину приемщик, смотря во все глаза на вышедшего из комы неприкаянного снимающего с руки диагност – живой он.
Неприкаянный встал со стола, ощупал медальон и выключил маячок, Звездочет предусмотрительно успел подставить стул, и тот тяжело, обессилено опустился.
– Ну как ты?
– Бывало и лучше. Но кроме этого – он указал себе на грудь и покивал головой – я ничего не помню. Даже имени. Единственное, что осталось в голове, это Севастополь, там есть уцелевшие.
Сидорович пошел багровыми пятнами:
– Ты думай что говоришь, над Севастополем десять лет как метут пески.
– А какой сейчас год?
В погребе повисло напряженное молчание, и было слышно, как под плафоном лампочки жужжит мошкара.
– Дела – протянул Сидорович, озабочено поглядывая на Звездочета – видать или контузило, и память того, амнезия.
– Или кома – добавил Звездочет, рассматривая неприкаянного – год сейчас 2001, от рождества Христова и если тебя это интересует, то коммунизма все еще нет.
– Где нет, в СНГ?
– В каком еще СНГ? – подозрительно прищурился сталкер – Есть союз советских социалистических республик, СССР который, а вот про разные СНГ тебе лучше молчать, целее будешь, а я знаю что говорю. У нас не особо жалуют приверженцев развитого капитализма, Зона не Зона, но юсовцы тоже попадались. Нам хватило десяти лет с лихвой, до сих пор на грани войны.
– Так это, Прасковья сказала, что он как чистый лист – вставил Сидорович – не помнит, значит, ничего.
– Вот пусть и будет Листом, а все остальное спишем на амнезию, особистам не стоит знать про всякие там СНГ. Упекут в застенки, и правильно сделают. Смекаешь?
Новоиспеченный сталкер лишь кивнул.
– Ну, вот и хорошо, а пока пойдем на Периметр, и если там техника жива, возможно, кое-что и снимем с твоего жетона. Идти сможешь?
Лист молча поднялся и начал ощупывать глазами пространство.
– Потерял что? – спросил Сидорович, копаясь в углу.
– Автомат, без него как без рук.
Приемщик брезгливо сморщился:
– Автомат ему подавай, весь в лохмотьях, места живого почитай что нет, ветром шатает, а он туда же, автомат… Чего доброго в этой-то рванине тебя за зомби бродяжного определят да и подстрелят ненароком. М-да. В общем, на вот – он выложил на стол увесистый сверток – комбинезон, не новый, но вполне еще ничего. Ты можно сказать сегодня во второй раз родился, так? Это, так сказать мой подарок, презент.
– Бери-бери – согласился Звездочет – только за этот самый подарок он с тебя потом три шкуры слупит. Не меньше.
– Да я можно сказать от чистого сердца – побагровел приемщик – как от себя отрываю, отдаю последнее. Вот за это тебя и не любят, Звездочет, больно ты умный. Вот теперь точно обижусь, ей Богу обижусь…
– Ну-ну.
– Что ну-ну? А мне чем прикажешь отбиваться, если пакость вдруг какая?