Но как только все закончилось, Гуттиеррес сам подошел к чете Мальдонадо. Он сдержанно приветствовал своего молодого товарища, потом его внимательные умные глаза остановились на Виолетте.
— Добрый день, сеньора Мальдонадо, — сказал Гуттиеррес. — Как жаль, что мы с вами встречаемся при таких обстоятельствах… — Он кивнул в сторону венков, укрывающих могилы.
— Я опечалена гибелью этих двух молодых людей, — сказала Виолетта с неподдельной грустью в голосе. — Как это произошло?
Гуттиеррес посмотрел на Гильермо. Тот пожал плечами.
— Эухенио Арвело сказал нам, что с ними произошел несчастный случай, — проговорил Мальдонадо. — Но это все, что мы знаем.
— Я знаю немногим больше вашего, — ответил Эрнесто. — Но еще больше об этом и знать нечего. Домакес и Пардо плыли на моторной лодке, двигатель взорвался. Они утонули, вот и все…
Он пожал плечами.
Молодая женщина проговорила совершенно неожиданно:
— Я никак не могу понять, что несет корпорация для тех, кто работает на нее — добро или зло?
Она как бы обратилась сама к себе. Ее глаза были устремлены вдаль. Гуттиеррес удивленно посмотрел на женщину, вздохнул, но промолчал.
Гильермо поднял брови. На языке у него вертелся вопрос относительно сеньора Камаччо, но он не решался задать его в присутствии Виолетты.
Более того, Гильермо не был рад, что Гуттиеррес заговорил с ними. Не хватало, чтобы он сейчас сказал Виолетте примерно следующее: «Не волнуйтесь, сеньора Мальдонадо, мы с вашим мужем собираемся в командировку на остров, где погибли эти молодые люди. Посмотрите на нас, мы ведь тоже сотрудники корпорации. Однако, разве мы похожи на тех, с кем должно произойти несчастье?»
Не дай Бог, чтобы Виолетта услышала подобное с ее подозрениями и расшатанными в последнее время нервами!
— Извини, Эрнесто, — сказал Мальдонадо смущенно. — Виолетта устала, мы пойдем.
— Конечно, — Гуттиеррес кивнул. — Неприятное зрелище.
Гильермо обнял жену за плечи и повел к машине. По дороге оглянулся.
Эрнесто Гуттиеррес стоял на прежнем месте и задумчиво смотрел на них. Встретив взгляд Мальдонадо, пожилой адвокат передернул плечами, резко повернулся и пошел туда, где среди строгих черных костюмов была видна упитанная фигура дона Мийареса.
Глава 10
После свидания с отцом Кике вернулся в Валенсию…В автобусе он вспоминал слова Алехандро: — Ты правильно поступил, сынок, что принял поддержку Гильермо. Карты выпали скверно, и судьба пре. поднесла мне урок. Но я выберусь, тебе не придется отдавать деньги моему брату.
— Хорошо, папа, мы вместе заплатим! — ответил тогда Кике и обрадовался, увидев на бледном лице отца улыбку.
Занятия шли своим чередом. Кике старался не пропускать ни одной лекции. Ему было интересно, и дополнительно подстегивало то, что на нем лежит ответственность. Он пообещал стать великим…
Донья Мария Ламеда вышла на сцену и поздоровалась со студентами.
— Рада снова видеть начинающего гения Энрико Мальдонадо, — сказала она, улыбнувшись. — Кике, я слышала, что у тебя беда. Поверь, мы на твоей стороне.
— Спасибо, — смущенно пробормотал юноша.
— Ты отсутствовал, потому посиди сегодня и только посмотри, — продолжала преподавательница. — Я попрошу выйти на сцену… Исабелу Морено и показать заданный сонет. Именно показать, а не только прочитать, ты понимаешь меня, Исабела?
Соседка Кике поднялась с места и с готовностью поднялась на подмостки.
— Хорошо, донья Мария, я поняла вас…
Кике с удовольствием смотрел на стройную фигуру девушки, на ее большие задумчивые глаза. Исабела была ветреной особой, но Кике она нравилась все больше и больше. И порой он даже жалел о том, что так сурово разговаривал с соседкой в первые дни своего пребывания в университете.
Хотя, если бы пришлось выбирать между работой и тем образом жизни, какой привыкла вести Исабела, он несомненно выбрал бы первое…
Исабела прошла вглубь сцены и взяла стул, стоящий там. Она поднесла его к рампе, поставила спинкой к зрителям.
Преподавательница сошла со сцены и уселась в первом ряду, закинув ногу на ногу, — она была в штанах.
— Это мне надо для того, что я задумала, — пояснила Исабела.
Донья Ламеда кивнула и с интересом стала наблюдать за своей самой способной, как считала, студенткой.
Исабела совершенно преобразилась. Кике показалось, что на девушке появилось платье прошлых столетий, когда Исабела начала декламировать;
В моей груди я слышу все сердца,
Что я считал сокрытыми в могилах.
В чертах прекрасных твоего лица.
Есть отблеск лиц, когда-то сердцу милых…
При этих словах девушка стала медленно приближаться к стулу. Руки она поднесла к груди. Кике показалось, что Исабела положила руки на сердце, но в следующее мгновение он понял, что ошибся.
Девушка стала делать пальцами движения, будто расстегивала несуществующее средневековое платье. Потом словно выскользнула из него.
У Кике захватило дух. Он вообразил, что на Исабеле не осталось ни потертых джинсов, ни спортивной майки.
Девушка «стаскивала» воображаемые перчатки. Кике оглянулся. Сокурсники были поражены актерским мастерством девушки. Мария Ламеда прищурила глаза и внимательно следила за происходящим на сцене.
Исабела, тем временем, приблизилась к стулу, перекинула через него ногу и опустилась на сиденье верхом. То, что она сделала в следующее мгновение, заставило Кике покраснеть. Девушка с мечтательным и страстным выражением на лице совершила несколько движений, словно занимаясь любовью с невидимым партнером.
Молодые зрители зашушукались. Исабела как раз закончила читать сонет и замерла, вопросительно глядя на именитую в прошлом актрису.
Возникла пауза. Потом донья Ламеда кашлянула и поднялась с места.
— Скажи, ты воображала реального человека? — спросила она.
Девушка пожала плечами и пробормотала:
— Нет, я фантазировала.
Кике понял, что соседка не хочет признаваться со сцены в наличии определенного опыта в этих делах. Юноша-то знал, в каких…
— Если в следующий раз тебе надо будет сыграть то, на что у тебя не хватает жизненного опыта, дай волю своим подсознательным ассоциациям, — сказала Мария Ламеда. — Этим в отдельных случаях можно восполнить пробелы. Тебе это поможет, Исабела!
Кике был поражен тактом актрисы, передающейся знания молодым студентам. Он ожидал, что донья Лам да упрекнет Исабелу за нескромную трактовку средне' векового сонета. Однако преподавательница оказалась выше.
Такие же чувства, видимо, были и у остальных студентов потому, что всякие разговоры смолкли. Все, открыв рты, ловили слова заслуженной актрисы.
— Вспомни события, которые могут дать толчок твоему воображению, — продолжала донья Ламеда. — Больше искренности, любви… Понимаешь, Исабела, в основе всего, что происходит на сцене, должна быть искренняя любовь. Ты решила затронуть деликатную тему…
Кике напрягся. Неужели Исабела все-таки получит нагоняй?
— Деликатную тему надо затрагивать деликатно, говорила донья Мария. — Иначе получится пошло.
Исабела сидела на стуле и краснела. Она уже жалела о своей смелости, но — поздно! — ничего нельзя было изменить.
— Не стоит смущаться, девочка! — неожиданно заявила преподавательница. — Я даже рада, что ты первая решила прибегнуть к такому средству воздействия на зрителя, как эротическое. У нас все равно будет несколько лекций на эту тему, там мы разберем этот аспект подробнее. Но коли речь об этом зашла сейчас, скажу пару слов.
Донья Ламеда обвела взглядом зал и продолжала:
— На эротическом фоне очень часто можно сказать то, что будет воздействовать сильно и останется в памяти надолго. Только здесь требуется настоящее мастерство, иначе действие скатывается к порнографии. Вам понятно, молодые люди, о чем я говорю?
Она обращалась к Ульрико и какому-то его приятелю. Ребята оживленно перешептывались между собой. Исабела проследила за взглядом преподавательницы, и лицо ее потемнело от гнева. Неужели этот несносный ухажер делился с приятелем впечатлениями нескольких ночей, проведенных вместе с ней? «А вот Кике серьезен! подумала девушка, заметив соседа. — Он всегда жутко серьезен… Он лучше, чем Ульрико. Как жаль что он не девчонка. У меня была бы потрясающая соседка, с ней можно было бы все обсуждать, рассказывать без утайки… Но мальчишка любит поучать!»
Ульрико подхватился с места и выпалил:
— Простите, донья Ламеда. Я рассказывал приятелю о том, как бы сам решил эту сцену…
— Очень хорошо, что у вас возникают творческие мысли, — сказала преподавательница, внимательно глядя на долговязого студента. — Только постарайтесь не мешать своим сокурсникам.
— Хорошо, донья Ламеда! Я постараюсь, донья Ламеда! — затараторил Ульрико, опускаясь в кресло. — Извините меня, — добавил он, уже сидя.
Именитая актриса снова обратилась к Исабеле:
— Итак, ты понимаешь меня? Везде должна присутствовать любовь…
Девушка вздохнула.
— Хорошо, — ответила она. — Я переделаю. Любовь будет…
Донья Ламеда подняла вверх указательный палец.
— У тебя непременно получится, если ты уже испытала что-то подобное! — сказала она со значением. — Только вложи в сонет свою душу, частицу личности! — женщина еще раз посмотрела на студентов и наконец оценила работу Исабелы: — У тебя получилось неплохо. Интересно, как тебе удалось добиться этого?
— Не все ли равно? — смущенно махнула рукой девушка.
— Нет, — уверенно произнесла донья Ламеда. — Ты просто не сможешь снова вызвать в себе эти чувства, если понадобится. Представь, что у тебя вечером спектакль, и тебе надо показать, что ты любишь героя. А накануне утром с тобой произошло что-то неприятное, дай Бог, чтобы этого никогда не было… Ты не вызовешь чувства, если не определишь их источник. Так чтоподумай…
Она разрешила Исабеле покинуть сцену, еще раз поблагодарив ее. Потом посмотрела на Ульрико:
— Кажется, у тебя было, что сказать? Я приглашаю тебя на сцену…