Мария ВысоцкаяРеверанс судьбы
Пролог
Задохнулась. Его голос. Ее словно откинуло во времени, словно не было всех этих прожитых лет. Этих бессонных ночей и убивающей ее боли.
Сдавила горло пальцами, медленно вдыхая. Успокоиться, ей необходимо успокоиться. На глазах выступили слезы. Положила на лоб ладонь, закусывая губы до дикой, едкой боли. Нервно обняла себя руками. И черт ее дёрнул надеть платье без рукавов. Боже, как же холодно. Словно поблизости расположился айсберг. А он и расположился. Стоит там, к ней спиной, что-то обсуждает с Мишей. Мельком пробежала по нему взглядом, резко отворачиваясь. Смотрела на него робко, исподтишка. Не верила, не верила, что ее до сих пор не отпустило. Прошло несколько лет. Несколько гребенных лет… развернулась на пятках, желая ускользнуть. Шагнула в сторону, несмело поднимая глаза.
Прошибло, вынесло на тысячи километров. Он смотрел на неё своим суровым, темным взглядом. Кивнул, отсалютовав бокалом. Вера замерла, закусывая губы в немой улыбке. Отчётливо слышала стук своего сердца. Каждый удар ломал рёбра. Агония. Липкий страх, подпоясанный волнением. Сжала пальцы в кулаки, мысленно мужаясь. Кивнула в ответ, а в душе словно что-то оборвалось. Уголки губ истерично поползли наверх, а на плечо легла тёплая рука.
- Вер,- Андрей нежно коснулся губами ее щеки, возвращая в реальность, - ты ледяная вся, идём в зал,- накинул свой пиджак на ее подрагивающие плечи.
- Да,- словно отошла ото сна, - идем,- хаотично орошала его руками, плечо, локоть, ладони…,- пошли,- с силой ухватилась за него, словно за спасательный круг.
В зале она ещё долго не могла прийти в себя. Сжимала салфетку, страшась каждого вздоха. Зал наполнился музыкой и чужими разговорами. Улыбки, блеск глаз, смех… только ее не было. Не существовало. Устало повернула голову в сторону выхода, неимоверно хотелось уйти из этого места. Раньше она бы так и сделала, не задумываясь, сбежала, теперь же, сидела, словно ее приклеили к стулу. Не имела права уйти. Не имела права портить праздник. Больше ни на что не имела права …
Артём быстро сбежал по лестнице, она уловила его спешащих силуэт… Рот наполнился горечью.
Глава 1
«Прошло ровно 24 часа. 24 часа ада. Моего персонального, выстроенного по параметрам ада. Интересно сколько он продлиться?»
Хотелось сдохнуть. Выть в подушку беспрестанно, не могла так больше. Все мысли заняты им. Везде он, в запахах, звуках, проходящих мимо людях. Вернулась в свою квартиру, но теперь она казалось чужой. Словно она здесь никогда не жила. Умирала от этой дикой ломки. От этой мерзкой, ломающей ее любви. Кусала губы в кровь, чтобы хоть как-то заглушить душевные терзания. Насквозь пропиталась слезами. Вся. Сгорала от этой истерики, от жгучей ненависти к себе. Насколько она жалка? Тряпка. Безвольная, глупая дура, все время живущая в своей тупой иллюзии. Думающая, что она особенная, способная растопить лед, заглушить его боль… А на самом деле — лишь временная подстилка, девка, для которой он какое-то время хотел побыть принцем. Он играл роль, а она вдыхала эту игру, как воздух. Жила этим. Любила…
Ненавидела себя за это. Его ненавидела. Выла в подушку, орала, как ненормальная, а перед глазами – он. В ушах – его слова. Каждое сказанное им в тот вечер слово. Все до последней мелочи.
Как после этого жить? Как можно жить после всего этого нормально? Как? Как забыть, как начать сначала? Ни одного ответа. Лишь дикая, ломающая ребра боль. Грохочущее сердце, а в душе – пустота. Темнота. Там ничего нет. Там ничего не осталось. Все выжжено дотла. Там лишь пепел. Пепел, который уже невозможно раздуть, не зажечь пламя. Только заморозить. Окатить ледяной водой, выпихивая в пятидесятиградусный мороз. Только так. Может быть, так станет легче?
Может, так захочется дышать…
Трясущиеся руки накапали стопку валерьянки. Дрожащие губы коснулись хрупкого стекла. Опрокинула успокоительное уже раз в десятый, но оно не помогало. Ничего не помогало. Истерика лишь разрасталась. Хотелось крушить все вокруг. Состояние овоща закончилось и пришла ненависть. Ненависть с подмешанным в нее бессилием. Нет выхода. Что она не сделай, ничего не измениться. Прошлое не исчезнет. Будущее не прискачет, махая счастливой ручкой в эту же минуту. Впереди ее ждут месяцы, а может и годы этой боли. Этого всепоглощающего отчаяния. И так страшно. Так страшно смотреть туда. Вперед. Туда, где другая жизнь. Туда, где нет его.
Чертов понедельник.
Так иронично, все начинают новую жизнь с понедельника, вот и она до этого докатилась. С чистого листа. С понедельника…
Умылась, стараясь поменьше смотреть на себя в зеркало. Опухшие глаза, губы, за эти сутки она превратилась в ночной кошмар. Стянула волосы в тугой хвост, прошлась по квартире, даже выпила стакан сока. За окном палило солнце. Задернув плотные шторы, увалилась на диван, обнимая подушку руками. Наступило состояние прострации. Было плевать на все. Хотелось просто лежать не шевелясь. Видимо, новая жизнь отодвигается на еще один понедельник.
Что она сделала не так? Чем заслужила все это? Чем?
Голова ломилась от вопросов, но ответов так и не приходило. Лишь тугая боль скручивала желудок. Рвотные позывы только усугубляли и без того омерзительное состояние. Уже ближе к ночи она встала под ледяной душ. Пальцы коснулись сверкающего крана, и она замерла. Ледяные капли, струящиеся по коже, напомнили ей день, когда он впервые остался у нее. День, когда он не позволил ей окоченеть под воздействием нервного срыва. Закрыла кран, вылетая из ванной. Мокрые ноги оставляли следы на паркете, а ей хотелось поскользнуться, грохнуться, чтобы отключилось сознание.
Может тогда случиться перезагрузка, или, как минимум, она сможет передохнуть от этого ада, хотя бы пару минут.
Но и здесь ей не хотели сделать поблажку. Заставляли терпеть. Переживать все это вновь и вновь. Резали по живому, изощренно наблюдая, как она «истекает кровью».
Замоталась в халат, в котором же и легла под одеяло. Нужно уснуть. Закрыть глаза и уснуть. Прошло больше двух часов прежде, чем она погрузилась в сон.
Весь прошедший день так вымотал ее, что проснулась она лишь к обеду следующего. Голова раскалывалась. Растерев лицо руками, медленно пошла на кухню. Телефон, валяющийся под подушкой, все же дал о себе знать. Нехотя вытащила его из «укрытия», отвечая на звонок.
- Вер, привет,
- Привет, мам,- вымученно.
- У тебя все хорошо?
- Все хорошо.
- Я вечером приеду и..
- Приезжай, я дома,- выключила телефон, засовывая в карман халата.
Шум кипящего чайника вывел из ступора. Налила кофе, усаживаясь на мягкий стул. Сидела над чашкой, залипая в окно. Чувство пустоты и полного безразличия к окружающему миру уже въелись в кровь. Сделала глоток, прикрывая глаза.
Головная боль превращалась в головокружение, все вокруг медленно расплывалось. Встряхнула головой, делая глубокий вдох. Казалась, что кто-то пьет ее силы. Тело стало ватным. Ладони надавили на столешницу, чтобы придержать подрагивающие от холода ноги, и наконец-то встать со стула.
Так, держась за стены и мебель, она дошла до комнаты, почти не различая предметов вокруг.
Жуткий холод вмиг превратился в жар. Ее словно кинули в огненную, рассвирепелую лаву. Окунули с головой, заставляя вдыхать раскаленный воздух. Горло в момент прожгло этим огнем, лишило голоса. Вокруг появились тени, сотни теней, без лиц, от них веяло отчаянием и страхом. Ладонь зажала рот. А ноги сами пятились в сторону кухни. Она видела его перед собой, там, в темной подворотне, с прикуренной сигаретой, и хотела убежать. Было страшно. Было до одури страшно, но ноги ее не слушались.
Ухватилась пальцами за дверной проем, чтобы хоть как-то удержаться, но он продолжал наступать.
Громкий крик содрогнул немые комнаты квартиры. Пальцы соскользнули с деревянной поверхности. Жуткая боль окутала все тело, а после наступил покой. Темнота. Спасение.
- Вера, у тебя двухстороннее воспаление легких, истощение, и нервный срыв,- всхлипнула Людмила, сжимая ладонь дочери,- как такое произошло? Что с тобой вообще происходит? Почему ты у себя была? Ты же говорила, что живешь у Артема. Вы поругались? Вера?
- Нет, мамочка. Мы расстались,- отвернулась к стене, не в силах сдерживать слезы. В этот раз они не были истеричными. Одинокие слезинки. Медленно скатывались по щекам, еще больше пугая Людмилу.
- Все пройдет, милая, все проходит,- посмотрела в окно,- главное сейчас, чтобы ты поправилась, понимаешь, родная.
- Я перевожусь в Москву,- шепотом.
- Вера. Ты же…
- Мама,- повысила голос,- я приняла предложение Юрковской.
- Тебе нужно лечиться, быть под контролем, за две недели…
- Это не обсуждается, мама.
- Вера, что ты творишь? Зачем?
- Ты сама хотела, чтобы я согласилась. Радуйся! Я согласилась,- со злобой.
- Я не этого хотела,- тяжело вздохнула.
- Мам, уйди, пожалуйста.
От этих слов женщина подобралась, стискивая зубы. Ее волнение переросло в жуткий страх. Никогда не думала, что услышит это от дочери, никогда. Господи, ее девочке сейчас больно. Больно, а она ничего не может сделать. Не может утешить, не может что-то исправить.
- Доченька,- не смело, с выступающими слезами,- не замыкайся в себе, прошу тебя. Расскажи мне, расскажи хоть что-то…
Ответа не последовало, и она уже почти вышла из палаты.
- Он вышвырнул меня из своей жизни, словно я какая-то вещь. Просто выбросил…
Людмила убрала руки в карманы брюк, с горечью смотря на дочь. Она уже не плакала. Нет. Вера лежала на кровати и смотрела прямо ей в глаза. И это было страшно. Страшно, что ее девочка, светлая, горящая, словно огонек, девочка, так холоднокровно говорит ей такие вещи. Сравнивает себя с… Сглотнула, сжимая ручку двери.
- Не знаешь, что сказать, мам? – склонила голову на бок,- Скажи, чтобы я забыла о нем, - приподняла бровь,- чтобы выкинула к чертям,- улыбнулась, пряча за этой ослепительной улыбкой всю горечь происходящего,- давай, мам, скажи хоть что-нибудь! Направь на верный путь, давай,- выкрикнула, заставляя мать вздр