24, то 1917 г. дал волю партийной агитации и активным возможностям промышленно-финансовых кругов формировать «свои» печатные органы (в отдельных случаях то и другое совпадало), появились принципиально новые формы подачи материала, которые, без сомнения, оказывали влияние на политический процесс.
Важнейшие среди них - редакционные статьи, передовицы. Их заголовки не только отражали партийную принадлежность газеты или журнала, но и тенденциозностью своего содержания задавали тон всему номеру; подчас редакционные статьи (нередко - без авторства) были рассчитаны на привлечение внимания с первого же взгляда. Этим особенно отличались газеты социал-демократического направления. Стало характерным появление передовиц, где автором мог быть ученый, политик, государственный деятель, а не журналист или литератор. Довольно скоро пресса сделалась не только отражением процессов внутренней жизни страны или ее внешней политики, но и сама начала эффективно формировать политическую реальность.
Вместе с тем, получив независимость, далеко не все издатели смогли «дожить» даже до осени 1917 г.: финансовое удушье в конце концов прекратило существование многих газет и журналов - экономические проблемы стремительно сокращали «пространство свободы». Если в 1916 г. в России в целом выходило более 14 тыс. периодических изданий, то в революционный 1917 г. их количество уменьшилось больше чем на две трети 25. Общее падение тиражей и числа издававшихся газет, журналов отразилось на количестве работающих типографий и численности самих работников; например, в Петрограде, по сравнению с 1914 г., к осени 1917 г. из 350 типографий осталось 120, в Москве за тот же период - 145 из 300; с 32 тыс. человек до 15,4 тыс. упало число типографских служащих в Питере и с 24 тыс. до 12 тыс. - соответственно в Москве 26.
Хотя осень 1917 г. Россия встретила едва ли не самой свободной страной мира, на страницах практически любой отечественной газеты (тем более журнала) уже невозможно было обнаружить мирное сосуществование информации, например, от местных Советов рабочих и солдатских депутатов и Временного правительства. Знаковой характеристикой того периода стали крайняя поляризация общественного мнения, партийный антагонизм, которые, казалось, достигали критического уровня и напрямую выливались на газетные полосы, почти не сдерживаемые никакими ограничениями. Мистерия российской революции 1917 г. упразднила многие интеллектуальные находки - в самом прямом смысле: сделала «праздными», пустыми надежды русской революционной элиты, превратив их идеи в мечты, не востребованные обществом.
Осенью 1917 г. проблема общественного консенсуса фактически перестала существовать, утопив в партийных разногласиях и государственный подход, и национальные интересы России. Таким образом, вопрос власти - решающий для любой революции - хотя и вращался вокруг судеб Учредительного собрания и заключения мира, приобрел самодовлеющее значение.
* * *
Роль печати в развитии российской Революции 1917 г. стала предметом внимания специалистов с начала советской эпохи, но при этом исследования касались исключительно большевистской военной и/или большевистской партийной печати 27. Отсекался не только другой, значительно более широкий спектр периодики, но высокая степень селекции была присуща отбору газет и журналов, даже отражавших идеи РСДРП(б). Их анализ проводился, как правило, вне исторического контекста, ориентируясь на уже известный результат - Октябрьский переворот и утверждение власти большевистской партии.
Лишь в постсоветский период начали выходить работы, посвященные печати 1917 г., в которых рассматривалось влияние этой «четвертой власти» на ситуацию в целом 28. Авторов интересовали проблемы механизмов формирования общественного мнения, методы пропаганды посредством СМИ, а также изучение этапов конструирования цензурно-репрессивной политики большевиков в период 1917-1918 гг. Ценность периодики в этом смысле огромна, так как фиксируя события, пусть даже и выборочно, в зависимости от партийной принадлежности, она дает живой поток жизни, ту канву событий, которая в известной степени формирует основу историографии. И не вина газет, если эта история впоследствии начинает искажаться.
Другим важнейшим направлением современных исследований периодики революционной России становится комплексный подход, что подразумевает изучение не только максимально широкого объема газетно-журнальной продукции, но использование фондов редакций периодических изданий, личных фондов издателей. То есть исследование истории издательских холдингов, их связей с промышленными кругами, степени вовлеченности в информационный бизнес России периода 1917 г. крупного капитала. Одновременно это наглядно показывает, как решения центральной власти «резонировали» на местах. На данный момент эти аспекты рассматриваются довольно ограниченно, в том числе - по причине плохой сохранности архивных материалов редакций 29.
* * *
Любой историк всегда сталкивается с проблемой восстановления прошлого, свидетелем которого он не являлся. На первый взгляд, языком документа это сделать проще, но в реальности археографическая публикация - особая область исследования. Ей всегда свойственны свои «законы» и «правила», своя мера деликатности. Прежде всего изучение периодики (как, впрочем, и любого другого массового явления) невозможно без представления о «широте» исследовательского поля. Отсюда возникают вопросы учета, библиографирования и первичного анализа всей совокупности «повременных» (в стилистике дореволюционной России) изданий в стране в год революции и особенно - ближе к осени 1917 г. Очевидно, однако, что драматические перипетии эпохи не могли способствовать полноте подобной деятельности. Тем ценнее немногочисленные источники, которые сохранило нам то бурное время, и тем большего уважения заслуживают учреждения, взявшие на себя сложную миссию оставить «память о памятниках» эпохи.
Фактически единственным учреждением, которое начало отслеживать ситуацию на российском рынке периодической печати, стала Книжная палата, хотя изначально это не входило в ее задачи 30. Ее создание новая власть декретировала 15 мая 1917 г., «Наказ» о работе Палаты был опубликован 20 июня, но с учетом всех событий деятельность развернулась только к августу 31. Последовавшие перемены, особенно после Корниловского выступления, привели к раздроблению единой ткани общественной жизни, ухудшению сообщения между регионами страны. Как справедливо заметили сотрудники Книжной Палаты, «трудно себе представить более сложного стечения обстоятельств» в самом начале работы. Если сюда добавить скудость финансирования и отсутствие низового аппарата Палаты, разрушавшуюся на глазах систему доставки корреспонденции, ее постоянное удорожание, сложности с получением и описанием газет и журналов даже в Петрограде, картина становится особенно впечатляющей.
Известный библиограф и историк С.А. Венгеров, возглавивший Книжную палату, а также его соратник приват-доцент Л.К. Ильинский старались придать ее деятельности максимально научный характер. На практике это выразилось в стремлении собрать возможно полные сведения об изданиях, разработать аналитический формуляр для описаний, чтобы подготовить полный перечень. Но скоро от первоначального замысла пришлось отказаться. Определенная часть материалов поступала с опозданием, о немалом количестве газет, журналов, продолжающихся трудов, особенно в провинции, имелись лишь общие сведения, а доля не учтенных до августа 1917 г. изданий не подлежала даже приблизительному подсчету.
Коренная перестройка российской печати началась после большевистского восстания. Уже 26 октября был закрыт меньшевистский «День», а также газеты крупных деловых кругов: «Биржевые Ведомости» и «Новое Время».
Симптоматично, что новая власть начала с покушения на печать 32. Наряду с захватом центров жизнеобеспечения города (телеграфа, почты, мостов, банков) 27 октября был выпущен декрет «О печати», на основании которого до конца месяца запрещению подверглись «Рабочая Газета», «Речь», «Современное Слово», «Петроградский Листок», «Петроградская Газета» и ряд других, - не говоря о едва ли не самой первой, закрытой большевиками газеты - «Общее Дело» В. Бурцева.
После вступления в силу 8 ноября 1917 г. Декрета о введении государственной монополии на объявления из-под финансовой основы деятельности практически всех изданий (кроме, конечно, партии большевиков) был выбит самый существенный элемент, и это предопределило их закат, даже вне зависимости от других репрессивных мер власти в области печати 33. После решения СНК от 3 декабря 1917 г. (по предложению Троцкого) «следить за буржуазной печатью, за гнусными инсинуациями и клеветами на Советскую власть» в противовес Книжной палате с ее «академическими интересами» было организовано Бюро печати при Наркомате внутренних дел 34. Его задачей стало отнюдь не библиографирование периодики, а собирание вырезок из наиболее «провинившихся» газет и журналов, составление списков органов печати, подлежащих закрытию. Действительно, бдительность большевиков дала «блестящий» результат: только до конца года в центральной, главным образом, России было закрыто более 120 периодических изданий, ориентированных на кадетов, меньшевиков, эсеров, трудовиков и анархистов. И хотя некоторые исхитрялись недолгое время выходить под другими названиями (чего стоит, например, находчивость редакции газеты «День», поменявшей до начала 1918 г. шесть названий, или газеты «Речь»), переломить общую ситуацию это уже не могло.