В довершение всего, согласно документам, которые они подписали в тот день, Карл усыновил всех детей Мэри в рамках церемонии бракосочетания. На бумаге он стал отцом Ричарда, полностью заменив Бенджамина во всех отношениях. Все остальное Ричард, возможно, и смог бы простить, но только не это. Каждый раз, когда его называли Ричардом Линдбергом, он проклинал это имя. Каждый раз, когда он смотрел на Карла, в нем закипала ярость. Несмотря на то что мать не особенно беспокоило мнение сына по этому вопросу, она все равно хотела сохранить мир в новом доме как можно дольше. Поэтому, когда свадьба закончилась, Ричарда и Кэролин посадили на поезд вместе с Сарой и отправили обратно в Монмут.
Якобы они возвращались в город, чтобы закончить учебный год, прежде чем перевестись в школу в Техасе. Но все надеялись, что некоторое время вдали от Карла даст Ричарду возможность смириться с ситуацией. Этого не произошло. Когда мальчик увидел табличку у себя во дворе, извещающую о том, что их дом продан, он впал в самое глубокое уныние, которое когда-либо видела его семья. Он даже не говорил с Кэролин, которая обычно могла развеять его плохое настроение. Отец был мертв, и каждая частичка памяти о нем постепенно стиралась. Сначала закопали его тело. Затем его имя было вычеркнуто из жизни семьи. Теперь дом, где они жили вместе и с которым связано так много воспоминаний, продан.
Все, что осталось Ричарду от его отца, было быстро угасающим воспоминанием – он больше не мог даже вспомнить лицо этого человека.
Если раньше он терпел неудачи на уроках, то происходящее в течение этого короткого семестра едва ли можно было вообще назвать учебой. Он ходил в школу, потому что его просила Сара, но на этом его усилия заканчивались. Он не учился, не общался и едва замечал, когда кто-нибудь из учителей заговаривал с ним. Ричард был на пути к тому, чтобы остаться на второй год, но все знали, что он переезжает в другой штат. Никто не хотел быть причиной еще большего смятения и горя в этой семье, поэтому ему разрешили перейти в следующий класс, оставив лишь примечание о плохой успеваемости в личном деле.
Путешествие в Техас было наполнено ужасом для юного Ричарда. Он понятия не имел, чего ожидать, когда приедет, – будет ли его новый отец держать обиду за то, как Ричард обращался с ним, будет ли его новая жизнь, столь далекая от всего, что он знал, когда-нибудь так же хороша, как угасающие воспоминания, за которые он цеплялся.
Когда он смотрел в окно поезда, держа Кэролин за руку, даже пейзаж вокруг, казалось, изменился: все сочные зеленые цвета Иллинойса сменились коричневыми и желтыми, сожженными безжалостными лучами солнца. Он переезжал из шумного города, где повсюду были люди, в Санто, штат Техас, глухую деревню почти в 60 милях от Форт-Уэрта. Даже воздух стал другим на вкус, когда он сошел с поезда, но ничто не могло изменить его жизнь так сильно, как Карл Линдберг. В комфорте собственного дома Карл отбросил все притворство и наносное очарование, которые поддерживал во внешнем мире. Он закатывал штанины, чтобы обнажить колышек, заменявший одну из его голеней, и снимал протез всякий раз, когда ему становилось слишком жарко и он потел, что случалось довольно часто. За закрытыми дверями он чаще пил и курил. Дом в Санто был завален таким количеством пустых бутылок из-под виски, что даже помешанная на порядке Мэри не могла уследить за всем. В каждой комнате стояла пепельница, набитая до отказа, наполнявшая весь дом запахом несвежего табака. Карл заразил весь дом своим зловонием. Хотя, занимаясь продажами, он зарабатывал значительно больше денег, чем Бенджамин, положение семьи было хуже, чем когда-либо прежде. То, что мужчина не пропивал и не прокуривал, он растрачивал впустую, а Мэри, всегда прилежная жена, даже не думала жаловаться на его поведение.
После свадьбы Карл почувствовал себя в безопасности и сбросил маску. И через его пьяные истории и приглушенный шепот других горожан нарисовалась совсем другая картина лихого коммивояжера. У Карла имелась судимость за подделку документов и вождение в нетрезвом виде, хотя ни то ни другое не должно вызывать удивления, поскольку он был заядлым лжецом и явным алкоголиком. Ничто из этого не стало шоком для Ричарда, который с первого взгляда разглядел, что этот человек – настоящее ничтожество и подлец. Но каждая новость о ее новом муже заново опустошала Мэри.
Она думала, что начинает новую, лучшую жизнь для своей семьи, хотя на самом деле просто приковала себя к мужчине, который манипулировал ее эмоциями так же легко, как она месила тесто.
Несмотря на все это, Карл не был жестоким человеком, по крайней мере по отношению к Мэри, которую он, казалось, по-своему любил, или к Кэролин, в которой души не чаял, привозя ей дешевые безделушки из своих разъездов. Он приберег всю свою язвительность для единственного члена семьи Спеков, выступавшего против него. Он был мелочным и злобным человеком по своей сути, и мальчик, которого привели под его крышу, был настолько несовершенен, что было трудно не придираться к нему, хотя бы чуть-чуть. Все начиналось с незначительного комментария, искреннего совета о том, как мальчик мог бы исправиться. Затем, когда его слова встречались обиженным молчанием, все перерастало в нравоучительные проповеди и оскорбления. Никогда ничего слишком резкого, ничего такого, из-за чего его мать могла бы в конце концов возмутиться, но постоянный шквал жестокости подрывал ту малую уверенность, которую юному Ричарду удавалось в себе развить.
Весь гнев, таившийся внутри Ричарда до этого момента, вся бессильная ярость наконец-то обрели мишень – ухмыляющегося пьяницу, полную противоположность достоинству его настоящего отца.
Тот первый год с Карлом в Санто был самым несчастным за всю жизнь Ричарда: вся ненависть к самому себе, наконец обрела голос, который будет следовать за ним всю оставшуюся жизнь, потому что в конечном счете все ужасные маленькие насмешки Карла были по сути правдивы, и это делало их еще более болезненными. Он был странным на вид, неуклюжим ребенком. Он не мог нормально говорить, когда к нему обращались, и легко смущался, особенно в присутствии женщин, по причинам, которых пока не мог понять.
Карл выискивал и вскрывал все маленькие изъяны в его личности, пока мальчик не удалялся в угрюмом молчании, стараясь скрыть слезы, щиплющие глаза.
Карл язвил в адрес Ричарда каждый день, но только какое-то ехидное замечание о покойном отце мальчика заставило его наконец перейти к активным действиям и слабо замахнуться на мужчину кулаками. Карл отшутился, легко повалив мальчика на кухонный пол, насмехаясь над ребенком за его слабость. Это довело его до крайности. Ричард схватил молоток из редко используемого ящика с инструментами отчима и замахнулся, целясь ему в череп. Карл со смехом отшвырнул молоток, но последствия были совсем не смешными. От его удара наотмашь молоток отскочил в череп десятилетнего мальчика.
Ричард без сознания рухнул на пол, и тогда Карл начал суетиться. Никто ни за что не поверил бы, что это несчастный случай. Он никогда не скрывал своего презрения к мальчику, даже на людях. А если бы и скрывал, отвращение Ричарда к нему было совершенно очевидно с первого взгляда. Все будут винить его. Он потеряет Мэри. Он потеряет все. И все из-за какого-то сопляка, которого даже никогда не хотел. Карл опустился на колено и, нависнув над мальчиком, похлопал его по лицу: «Очнись!»
Ребенок не пошевелился. Его глаза закатились, изо рта вытекала слюна. Вспышка ярости сменилась жутким, похожим на смерть оцепенением. Но Ричард все еще дышал. Удар не убил его, и это означало, что Карл еще не стал убийцей.
Он похлопал мальчика еще несколько раз, затем перевернул на бок, когда его начало рвать. Вероятно, это был хороший знак – умирающих детей не тошнит. Карл понятия не имел, что делать. Из-за ампутированной ноги он уклонился от призыва во время Второй мировой войны, так что никогда и близко не подходил к мертвому телу и сейчас оказался на неизведанной территории. Итак, он оставался там, стоя на коленях над маленьким мальчиком, которого ненавидел, пока ребенок снова не начал нормально дышать и в конце концов его тусклые глаза не открылись. Карл вздохнул с облегчением.
– Никогда больше не смей так делать или тебе будет намного хуже, слышишь меня? – спросил он.
Лицо Ричарда исказилось гримасой чистой ненависти, но он поднялся и начал двигаться, пробираясь через лужу собственной рвоты, чтобы выбежать из дома и убраться подальше от отвратительного человека, только что нанесшего ему черепно-мозговую травму, которая отравит всю его оставшуюся жизнь.
03. «Рожден, чтоб адом сделать жизнь»
Единственной константой в последующие несколько лет жизни Ричарда были перемены. После того как семья целый год обустраивалась на новом месте в Санто, Карл снова решил переехать, следуя своей обычной схеме: переселялся из одной дешевой квартиры в другую без долгих раздумий.
В 1951 году они поселились в Восточном Далласе, переезжая с места на место. Но все квартиры объединяло одно: каждый раз они были в ужасных гетто. Мэри воспринимала все это стоически, но дети постоянно приходили в ужас от новых глубин нищеты, в которые толкал их отчим. Даже после стычки в доме Санто Карл все еще не мог перестать издеваться над Ричардом при каждом удобном случае, но впервые осознал опасность, которая может быть связана с тем, что ребенок выходит за рамки и съезжает с катушек. Он стал чаще разъезжать по работе, выпивать в барах, а не за кухонным столом, и все больше отдалялся от новой жены.
Ни Ричард, ни Карл никогда не говорили об инциденте с молотком. Когда мать спросила его об ужасном синяке, который расползся на пол-лица, Ричард заявил, что упал с качелей на корень дерева у пруда. Но даже когда боль и синяк исчезли, последствия этого удара не ослабли.
Ричард, который всегда старался сдерживать свои худшие проявления в память о невозмутимой фигуре отца, теперь просто вышел из-под контроля.