нова мог бы сказать: «И вот кипит весь котел чародейки-истории». Как ты думаешь, Рихард, фашизм в Германии — это серьезно и надолго?
— Думаю: серьезно и надолго.
Берзин вернулся к столу.
— Однако многие считают, что он недолговечен.
Рихард пожал плечами.
— Может быть, я ошибаюсь… Но фашизм и Гитлер возникли не сами по себе.
Павел Иванович оценивающе посмотрел на него.
— Однако в Германии имеются мощные антифашистские силы. На выборах в рейхстаг в ноябре прошлого года компартия получила без малого шесть миллионов голосов.
— Но нацистская партия весной того же прошлого года — больше тринадцати миллионов, — возразил Рихард. — И дело совсем не в голосах.
— А в чем же?
— В том, что германский рабочий класс, как и прежде, расколот. Ведь до чего дошли социал-демократы — руководители многих профсоюзов: просят у Гитлера свидания, чтобы обсудить, как им лучше сотрудничать с фашистами! — Зорге начал злиться: «Неужели Старик не понимает этого?»
— Значит, все дело в продажных лидерах профсоюзов и социал-демократии? — не унимался Берзин.
— Не только. Хоть они и раскололи рабочий класс. Главное в том, что значительная часть трудящихся, крестьянство, мелкая буржуазия попались на удочку нацистской пропаганды, — стараясь говорить спокойно, стал объяснять Рихард. — Гитлеровцы умело пользуются оружием социальной и национальной демагогии. Людям труда они сулят более высокие заработки и участие в прибылях предприятий. Безработным — работу. Лавочникам и ремесленникам — снижение налогов. Крестьянам — увеличение наделов земли и списание всех налогов. К тому же эти посулы приправлены национализмом, пышнословием о превосходстве арийской расы и великом предназначении Германии.
— Значит, демагогия и идеология, растлевающая умы?
— Да. Плюс сила: до зубов вооруженные «шутцштаффельн» — охранные отряды СС, отряды «штурмабтейлунген» — штурмовиков, полиции, вспомогательной полиции. И, конечно же, финансовая и политическая помощь Гитлеру со стороны промышленников.
— Ага! Ну, ну, продолжай! — одобрительно кивнул Берзин.
И Зорге наконец-то понял: Старик не спорит с ним, а снова — в который уже раз! — экзаменует его. Павел Иванович сам прекрасно понимает, что фашизм страшная и долговременная опасность. Но он хочет знать, насколько глубоко понимают это и его ученики.
Берзин повернулся к нему.
— Поэтому нужно приготовиться к длительной и упорной борьбе. Что касается нас, то мы должны вести разведку непрерывно и активно. Мы должны своевременно иметь достоверные сведения.
Он посмотрел на Зорге, подумал, что, может быть, и не стоит говорить ему то, что Рихард знает сам, но все же сказал:
— Не гонись за быстрыми результатами. И сообщай не то, что, по-твоему мнению, желательно услышать начальству в Центре, а лишь то, в чем убежден сам. У нас на вооружении не кинжалы и яды, не выстрелы в темноте и не удары в спину. Мы — идейные бойцы против фашизма, и помогают нам верные друзья нашей страны… Наша задача — добиться безопасности нашего государства, стараться предотвратить войну. Благородная задача.
Он снова подошел к карте.
— А конкретно тебе предстоит в Токио разобраться в следующем. Первое: политика Японии в отношении СССР. Собирается ли Япония нападать на нашу страну? Второе. Сближение Японии с Германией неизбежно. Это также угрожает безопасности СССР. Как будут развиваться японо-германские отношения? Третье: японская политика в отношении Китая. Четвертое. Япония может напасть на нас при поддержке США и Англии. Тебе предстоит выяснить, как будут развиваться отношения Японии и с этими странами… Теперь ты понимаешь, как важна и ответственна твоя миссия.
Он рассказал Рихарду о задуманной операции и спросил:
— Как ты смотришь на то, чтобы поехать под своим настоящим именем?
Рихард задумался. Потом сказал:
— Да. Так, пожалуй, будет лучше. И безопаснее.
Они обсудили все детали операции.
Разговор был окончен. Рихард поднялся. Встал и Берзин, протянул ему руку.
— Я не хотел тебя огорчать, но ты должен знать, — сказал он. — Вчера в Берлине гитлеровцами схвачен Тельман.
— Эрнст! Боже мой!.. — вырвалось у Рихарда.
— Да. Его выследили на нелегальной квартире.
«Эрнст, Эрнст…» Они знали друг друга много лет, еще с того подполья. Они были товарищами. «Как же так?..»
— Будь в Германии особенно осторожен — эту поездку нельзя сравнить ни с чем, что ты делал до этого, — сказал Павел Иванович. — И все же Берлин — лишь цветочки по сравнению с теми ягодками, которые ожидают тебя в Стране Восходящего Солнца. Запомни: на первом месте у тебя всегда должна быть Родина, а уже потом — твои чувства.
Тогда Рихард еще не мог понять, что означает это суровое напутствие Старика.
Экспресс пришел на Шлейзешербанхофф — Силезский вокзал — ранним утром.
Рихард перекинул макинтош через плечо, взял чемодан, саквояж и спустился на перрон. Знакомый вокзал был, как и прежде, безукоризненно аккуратен и вычищен до блеска. Паровоз, еще тяжко отдувавшийся после дальней дороги, повесил под стеклянными сводами сизые облака. И на перроне было обычное оживление: сновали носильщики в форменных фуражках и с бляхами, встречающие целовали приехавших и совали им букеты. Отдельные голоса тонули в общем гомоне. Необычными были только огромные полотнища, свешивающиеся по фасаду вокзала, — красные, с черной свастикой в белом круге — и обилие в толпе коричневых и черных мундиров. Но больше всего бросались в глаза значки. У женщин они кокетливо красовались на шляпках и свисали с воротничков, у мужчин были ввинчены в петлицы или приколоты к кепкам. Разные, большие и маленькие, но непременно с пауком фашистского знака. И еще — многие, приветствуя друг друга, картинно вздергивали вверх ладони. «Маскарад, — с облегчением подумал Рихард. — Когда маскарад, это не так уж и страшно. А может быть, издалека все преувеличивают, сгущают?..»
Выйдя из вокзала, он по привычке направился к платформе «штадтбана» — городской наземной железной дороги, — но, вспомнив, остановил себя: «Теперь ты не скромный партийный пропагандист, а преуспевающий буржуазный журналист. И ездить тебе надлежит только в автомобиле». Он усмехнулся и пошел к стоянке такси.
Шофер старого, видавшего виды «даймлера» распахнул дверцу.
— Куда?
Лицо шофера было располосовано шрамом, и смотрел он на пассажира в дорогом костюме и с кожаными чемоданами недобро.
«Наверное, из наших», — подумал Рихард, но бросил холодно:
— Унтер-ден-Линден, отель «Адлон».
Шофер гмыкнул и включил счетчик. «Адлон» был одним из самых шикарных отелей на самой шикарной улице Берлина.
Не успела машина тронуться с места, как перед капотом выросла фигура человека в коричневой рубахе, в коричневой фуражке. Он был затянут в портупею. На пряжке ремня красовалась все та же свастика.
— Стой! — крикнул он и, подбежав к дверце, рванул ее на себя.
«Что такое? Выследили?» — только и успел подумать Рихард.
— Вытряхивайся! — Человек в коричневой рубахе потянул его за плечо. — Ну!
— В чем дело? — пытаясь оттянуть время, спросил Рихард.
— Живо! Машина нужна мне!
— Вытряхивайтесь, — спокойно посоветовал таксист. — С штурмовиками лучше не связываться. Хотя не платят они ни пфеннига.
«Только и всего! — рассмеялся про себя Рихард. — А я уж подумал… Нервы».
В «Адлоне» Рихард назвал портье свою фамилию.
— Доктор Зорге? Номер вам заказан, — любезно ответил тот и с извиняющейся улыбкой протянул бланк. — Заполните, пожалуйста. Новые порядки.
«Фамилия. Имя. Откуда? Куда? Зачем…» Рихард заполнял листок, а портье, грузный и лысый говорливый старик, жаловался:
— Не та клиентура пошла, ох-хо-хо — не та! Не вас, конечно, имею в виду, доктор Зорге. Вы, сразу видно, человек солидный, у меня глаз наметанный… А остальные — шушера, мелкота, вчера зеленщиками да мясниками были, а теперь нацепили на себя черепа и кости. А ведь еще недавно у нас только коронованные да титулованные особы останавливались… Ох-хо-хо!..
Рихард взял со стойки газеты — нацистский «Ангрифф», «Берлинер тагеблатт», «Дейче цейтунг» и холодно заметил:
— Советую не обсуждать лиц, призванных нацией. Завтракаю я всегда в номере, в девять ноль-ноль. Газеты также подавать в номер.
Он взял у остолбеневшего портье ключ и вслед за боем, тащившим его вещи, направился к лифту.
В номере он распаковал чемодан. Настежь распахнул окно. Солнечный, прохладный и душистый воздух вливался в комнату. Сладковато пахла молодая листва лип и каштанов.
«Теперь принять душ. Побриться. И ждать…»
В ванной он достал бритвенный прибор — и даже вздрогнул. Надо же!.. В английском футляре рядом с бритвой той же фирмы «Жиллет» лежала пачка московских лезвий. Все было предусмотрено до последней нитки, до ярлыка на одежде и клочка бумаги в карманах. А тут на тебе: московские лезвия!.. Он вспомнил классический пример, когда отличный разведчик попался только потому, что не смог автоматически, не глядя, распечатать пачку местных сигарет. И улыбнулся: «Катя…» Бритвенный прибор собирала Катя. Откуда ей знать о всех этих сложных правилах конспирации, его Кате с распущенными, до пояса, смоляными волосами?.. Когда теперь он снова увидит ее?..
Рихард с особым удовольствием побрился московским лезвием, потом собрал всю пачку, порвал этикетки, поломал лезвия и выбросил их в мусоропровод.
Зазвонил телефон. Он снял трубку. Кокетливый и молодой женский голос спросил:
— Клаус? Это я, Инге.
— Вы, детка, ошиблись.
— Не может быть! — Голос стал капризным. — Клаус так клялся! Еще вчера в полночь!..
Женщина всхлипнула.
— Может быть, я смогу его заменить? — игриво, в тон сказал Рихард.
— Это надо обсудить. Я еще позвоню вам.
Рихард прислушался к частым гудкам. Медленно повесил трубку. «Значит, встреча состоится завтра, в двенадцать дня, в баре „Пивная пена“ на Гедеманштрассе…» Адрес, пароль и отзыв бы ли оговорены еще в Москве. Завтра в полдень… Чем же ему убить целых полтора дня?