Рико, Оскар и разбитое сердце — страница 7 из 29

– Рико, я принес тебе шоколадку! – воскликнул герр ван Шертен. – Но она пока в машине. Память о Ханне, ну, ты понимаешь. Вот, садитесь ко мне. Я подумал, что вы придете, и занял еще два места, для тебя и твоей мамы. Надо было на самом деле три, но твой дружок сойдет за половинку, так что мы как-нибудь усядемся, да?

Он подвинулся и приглашающе похлопал рукой по скамейке. Я подтолкнул Оскара на половинку места и втиснулся рядом.

– Про половинку – это просто так говорится, малыш, ты уж не обижайся. Меня зовут ван Шертен, а ты из какой конюшни?

Герр ван Шертен ткнул в Оскара пальцем, и Оскар мгновенно пригнулся.

– Нет, погоди, дай-ка я угадаю. Ты – тот самый второй герой, жертва похищения, верно? Натерпелся ты, конечно, немало, мой мальчик! А твой папа просто наверняка весь испереживался! Но я всегда говорю: то, что нас не ломает, делает нас сильнее. Голова ведь цела и все остальное тоже. Все остальное ведь тоже, правда?

Оскар изумленно таращился на герра ван Шертена. Вот уж точно – с людьми он общается нечасто.

А герр ван Шертен с удивлением смотрел на Оскара.

– Что, не все цело? С языком что-то? Ха! Газеты я читал не очень внимательно, а телевизор вообще не смотрю. Но ты можешь написать свое имя на бумажке, пальцы-то этот живодер тебе не оттяпал, покажи-ка, ну вот видишь, погоди-ка, у меня где-то здесь был карандаш…

Герр ван Шертен перевернул бинго-карточку, сунул ее Оскару и потянулся за пиджаком, лежавшим на скамье. Оскар пялился на него так, будто вдруг понял, что инопланетяне на Земле все-таки встречаются. Карточку он взглядом не удостоил.



– Меня зовут Оскар, – сказал он твердым голосом. – Физически я совершенно здоров.

Помедлил секунду и добавил:

– Психически тоже.

Герр ван Шертен перестал рыться в карманах пиджака и неуверенно улыбнулся. Тут появилась мама. Она сунула нам с Оскаром бинго-карточки и карандаши и уселась рядом со мной.

– Герр ван Шертен, вы просто душа-человек! – Мама, перегнувшись через нас, погладила его по руке. – Спасибо, что заняли нам места!

– Вот же счастье, а? Нет, ты погляди только на эту раскрасавицу! – Герр ван Шертен воодушевленно пихнул Оскара, так что тот чуть не грохнулся со скамейки. – Всякий раз счастье и радость, когда я сижу за одним столом с прекраснейшей женщиной в городе!

Оскар снова устроился на скамье, сжав губы и не говоря ни слова. Герр ван Шертен попытался незаметно расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки, чтобы мама могла полюбоваться на его замечательно серебристую растительность на груди. По-моему, было бы лучше, если б растительность сохранилась у него на голове. Но герр ван Шертен и так очень классный! Тем более что орешков не переносит. От них у него не проходит в грудь воздух. Зато он покрывается красными пятнами, но только после того, как совсем уже побелеет. Мисочки с хрустящими вкусностями так и стояли на столе нетронутыми. Пока герр ван Шертен поверх наших голов любезничал с мамой, мы с Оскаром схватили по полной пригоршне и одновременно захрустели. Потом начали изучать свои карточки. Мама купила каждому по три штуки, все разных цветов. Это значило, что можно участвовать в трех раундах игры.

– Знаешь, как в бинго играют? – спросил я.

– Конечно, – ответил Оскар. – Не пойду же я на бинго-вечер, не изучив заранее правила.

Я пожал плечами. Можно и пойти, почему нет.

Оскар повернулся к сцене.

– А когда начало?

– Вот прямо сейчас.

Я посмотрел, куда он смотрит. Сцену закрывал черный занавес с серебристыми блестками. Шикарная вещь!

– Вандбек нравится, когда эффектно.

– Надо говорить «фройляйн Вандбек», Рико, – одернула меня мама.

– Ладно, пускай фройляйн, – сказал я, – только на самом деле она жуткая и стремная тетка. И так говорить можно, потому что это не я первым сказал, а герр ван Шертен.

Герр ван Шертен фыркнул. Мама открыла рот, чтобы ответить как следует, но тут вдруг свет почти совсем погас и раздалась короткая барабанная дробь. Шмелиное жужжанье замерло. Хихиканье герра ван Шертена замерло. Он и мама тоже обернулись к сцене. Все глаза были устремлены туда.



– Дорогие мои дамы и господа, – заквакало из динамика за занавесом, – поприветствуем нашу ведущую – фройляйн Элли-и-и Ва-а-андбе-е-ек!

Зажегся прожектор. Занавес с шелестом раскрылся, как будто красивый мрачный ангел развернул крылья. Сцена была освещена красным. С одной стороны стоял лотерейный барабан с бинго-шариками. С другой – стол с подарками. А между ними – Жуткая Элли в черных брюках и черном пиджаке. На лице у нее был толстенный слой пудры. Стоило ей пошевелиться, и в свете прожектора взвивалось маленькое облачко. Волосы, выкрашенные в черный-пречерный цвет, были туго зачесаны назад и стянуты в строгий пучок. В костлявой руке она держала микрофон, в который прокричала своим мольим голосом:

– Добро пожаловать на игру, мои шмелики! Всем желаю очень, очень приятного вечера с шариками, которые приносят сча-а-астье!

Изо рта у нее брызнули слюни. Оскар с отвращением сморщил нос. Игра началась.

Вообще-то ничего сложного в бинго нет: у тебя есть карточка, на ней решетка из клеточек-квадратиков, а в них цифры, цифры, цифры. Все разные. По одной в каждом квадратике.

КВАДРАТ

Это такая фигура, у которой все равно всему – и стороны, и углы. Если равны только углы, это называется прямоугольник. Если никаких углов нет – это круг. А кривоугольников не бывает. Я у мамы спрашивал.

В решетке десять рядов вдоль и поперек. Это значит, что всего клеточек с цифрами… ну, в общем, довольно много.

А самое важное вот в чем: ведущая, то есть Жуткая Элли, стоит на сцене перед большим круглым барабаном. В нем куча шариков со всеми этими цифрами. Элли говорит, какой ряд клеточек она выбирает, например верхний, и барабан начинает вращаться. А когда он остановится, Жуткая Элли вынимает один шарик. Конечно, не подглядывая, чтобы никто не обвинил ее в жульничестве. И объявляет цифру на шарике, например, «семнадцать!».

И тогда надо быстро-быстро проверить, есть ли на твоей карточке в верхнем ряду это семнадцать. Если повезет и оно там – надо зачеркнуть.

Вся сложность в том, что барабан останавливается совсем на чуть-чуть и Жуткая Элли вынимает шарики тоже очень шустро. Я за всем этим чаще всего просто не успеваю. А если еще и сидеть спиной к сцене, то надо быть Оскаром, чтобы, высунув кончик языка, быстро замечать цифры не только на своей карточке, но и у меня, и у мамы, и у герра ван Шертена.

Мне и со своей-то не управиться! Но я уже привык, что никогда не выигрываю. Выигрывает тот, у кого первого совпадут цифры в верхнем ряду карточки и цифры из барабана. И тогда он громко кричит:

– БИНГО!

«Седые Шмели» загомонили и зажужжали. Герр ван Шертен просиял и выпятил грудь. Рубашка на ней туго натянулась, и из нее немножко вылезли волосы. Как перья из лопнутой диванной подушки.

Оскар, наморщив лоб, смотрел, как мама, вся красная, устремилась к сцене. Жуткая Элли со строгим видом сравнила зачеркнутые цифры на маминой карточке с цифрами на шариках, которые она вытащила из барабана. И кисло улыбнулась.

Как обычно, то есть почти всегда, маме досталась призом пластиковая сумочка. Как обычно, то есть почти всегда, я приготовился хлопать, топать и свистеть. Но в тот момент, когда Жуткая Элли вручала маме приз, я нечаянно посмотрел на Оскара. Прямо в лицо.

И непонятно почему, но по спине у меня побежали холодные мурашки.

* * *

По дороге из клуба мама дала каждому из нас по монетке в два евро.

– Сходите за мороженым в «Изабель», ладно? А я домой, – сказала она и отчалила с новой страшненькой сумочкой под мышкой. Мы сходили за мороженым. Но было не так вкусно, как на площади Виктории-Луизы. Мне не давала покоя мысль о том, какое озадаченное лицо было у Оскара на бинго. Но заговорить об этом я не решался. Он молча брел рядом, полностью сосредоточенный на мороженом. Или по крайней мере так казалось.

Когда мы пришли домой, мама уже заперлась в ванной. Это надолго. Я решительно вдохнул побольше воздуха и пошел вслед за Оскаром в нашу комнату. Он стоял, наклонившись над рюкзаком.

– Зубная паста, зубная щетка, зубная нить, – бормотал он, держа все это в руках. – А где же стаканчик для щетки?

– Можешь поставить ее в мой, – сказал я. Сердце колотилось у самого горла. – Оскар?

– Хм?

– Слушай, там, в клубе, ты…

Оскар тихо выругался, свободной рукой поднял рюкзак, перевернул его и потряс.

– Оскар!

Наконец он посмотрел на меня.

– Там, в клубе, когда мама выиграла… Ты так странно смотрел… А когда мама спустилась со сцены с сумочкой – еще страннее. Как будто что-то неправильно. Или случилось что-то плохое. Или как будто ты чего-то забоялся.

В ответ Оскар только тихо фыркнул и протиснулся мимо меня в коридор. Я пошел за ним. Больше всего хотелось на него наорать. Но тогда нас услышит мама.

– А потом, – прошептал я, – ты посмотрел на меня. И у тебя был такой вид, как будто ты прямо сейчас заревешь. Что это было? Ну скажи мне. Пожалуйста!

Я и сам чуть не ревел. Я не понимал, почему Оскар не хочет мне довериться. Он так сильно сжал губы, будто его зубищи задумали сбежать изо рта, а он непременно хочет им помешать. И смотрел таким взглядом, что лучше бы снова надел темные очки. Не зло. Просто как-то по-другому, будто…

Мы оба вздрогнули – дверь ванной со скрипом открылась. Мама вышла в коридор. Выглядела она отлично. Просто супершикарно! Как всегда, когда собирается на работу в клуб. Она окинула себя быстрым взглядом в нашем красивом зеркале с золотыми толстенькими ангелочками. На маме было тонкое красное платье, которое могло показаться совершенно обыкновенным. Но оно было необыкновенное. Мы покупали его в одном бутике вместе. И с Ириной, конечно. Когда мама в этом платье стоит против света, каждому видно, какая классная у нее фигура, потому что материя делается почти невидимой. У Оскара глаза чуть на лоб не вылезли.