Кроме щита в состав вооружения входит меч, который носят у правого бедра и называют иберийским. Он снабжен крепким, прочным клинком, а потому и колет превосходно, и обеими сторонами наносит тяжелый удар. К этому нужно прибавить два метательных копья, медный щит и поножи. Копья различаются на тяжелые и легкие… Помимо всего сказанного они украшают шлем султаном, состоящим из трех прямых перьев красного или черного цвета почти в локоть длиною. Утвержденные на верхушке шлема перья вместе с остальным вооружением как будто удваивают рост человека и придают воину красивый и внушительный вид. Большинство воинов носит еще медную бляху в пядень ширины и длины, которая прикрепляется на груди и называется нагрудником. Этим и завершается вооружение. Те из граждан, имущество коих определяется цензорами более чем в десять тысяч драхм, прибавляют к остальным доспехам вместо нагрудника кольчугу».
Третью линию в легионе образовывали триарии. Это были ветераны, прошедшие десятки битв, в возрасте 40–50 лет. В вооружении их было единственное отличие с гастатами и принципами ― вместо дротика триариям полагалось тяжелое, короткое копье.
Легиону полагалось иметь 1200 гастатов, столько же принципов и 600 триариев; недостающее количество дополнялось легковооруженными воинами, не прошедшими имущественный ценз. Полибий, однако, замечает: «Если число солдат превышает четыре тысячи, соответственно изменится распределение солдат по разрядам, за исключением триариев, число которых всегда остается неизменным».
Легковооруженным беднейшим гражданам также полагались меч, дротики и легкий щит. Кроме того, на голове они носили «гладкую шапку, иногда волчью шкуру или что‑нибудь в этом роде как для покрытия головы, так и для того, чтобы дать отдельным начальникам возможность отличать по этому знаку храбрых в сражении от нерадивых». Их копье имело одну хитрость: «наконечник его длиною в пядень и так тонок и заострен, что непременно гнется после первого же удара, и потому противник не может метать его обратно; иначе дротиком пользовались бы обе стороны» (Полибий).
Способ ведения боя весьма прост, ― все было настолько регламентировано, что руководить легионом мог любой избранный консул, даже если он не имел никакого для этого призвания.
Легион в сражении описал Тит Ливий:
«Когда войско выстраивалось в таком порядке (гастаты ― принципы ― триарии), первыми в бой вступали гастаты. Если они оказывались не в состоянии опрокинуть врага, то постепенно отходили назад, занимая промежутки в рядах принципов. Тогда в бой шли принципы, а гастаты следовали за ними. Триарии под своими знаменами стояли на правом колене, выставив вперед левую ногу и уперев плечо в щит, а копья, угрожающе торчащие вверх, втыкали в землю; строй их щетинился, словно частокол.
Если и принципы не добивались в битве успеха, они шаг за шагом отступали к триариям (потому и говорят, когда приходится туго: «дело дошло до триариев»). Триарии, приняв принципов и гастатов в промежутки между своими рядами, поднимались, быстро смыкали строй, как бы закрывая ходы и выходы, и нападали на врага единой сплошной стеною, не имея уже за спиной никакой поддержки. Это оказывалось для врагов самым страшным, ведь думая, что преследуют побежденных, они вдруг видят, как впереди внезапно вырастает новый строй, еще более многочисленный».
Высокая маневренность легионов позволяла молниеносно перестраиваться войску даже во время битвы: например, организовывать проходы, чтобы в них беспрепятственно прошли разъяренные слоны противника, либо отошли в тыл легковооруженные воины или потрепанные в битве гастаты. Даже гениальный Ганнибал по достоинству оценил преимущества римского строя, хотя он многократно побеждал римлян. Во время войны Италии Ганнибал применил римскую тактику построения и боя, а также вооружил собственную пехоту по римскому образцу.
Самая совершенная в мире римская пехота неизменно побеждала во всех войнах, что велись на территории Италии. И пока это происходило, римляне не придавали значения остальным родам войск. Немногочисленная конница больше использовалась для преследования поверженного противника, чем для самой битвы. За это небрежение к всадникам римляне дорого заплатят в сражении под Каннами.
Во флоте у Рима и вовсе не было необходимости, коль до 1‑й Пунической войны все противники римлян были сухопутными и сражения происходили исключительно на территории Италии.
5. Мамертинцы
«Сицилии домогались как римлянин, так и карфагенянин. Равные в своих стремлениях и силах, они одновременно помышляли о власти над миром».
(Луций Анней Флор. Эпитомы.)
Два молодых хищника ― Рим и Карфаген неторопливо расширяли свои владения, пока их границы не приблизились друг к другу. Точкой соприкосновения стал благодатный во всех отношениях остров Средиземного моря. Он‑то и явился причиной кровавых войн соперников, претендовавших на главенствующую роль в мире.
Первые 500 лет своей истории Рим оставался исключительно сухопутным народом. В это время народ‑воин оспаривал первенство на италийском полуострове.
И вот, «победив Италию, римский народ дошел до пролива и остановился, подобно огню, который, опустошив пожаром встречные леса, постепенно затихает, натолкнувшись на реку, – пишет Флор. – Вскоре он увидел вблизи богатейшую добычу, каким‑то образом отторгнутую, словно оторванную от Италии. Он воспылал страстным стремлением к ней, а поскольку ее нельзя было привязать ни насыпью, ни мостами, решил, что ее следует взять силой и присоединить к материку с помощью войны».
Флор имел в виду, конечно же, Сицилию. Но лакомый кусок оказался поделенным другими. Восточная часть острова подчинялась Сиракузам. Более обширными были владения карфагенян – потомков финикийских переселенцев, обосновавшихся в Северной Африке. Карфаген в ту пору безраздельно властвовал в Западном Средиземноморье и даже не рассматривал Рим в качестве серьезного соперника. Тем более, Рим и Карфаген в 306 г. до н. э. заключили договор, по которому для римлян была закрыта Сицилия, а для карфагенян – Италия.
Бесстрашных хозяев италийского сапога подобные условности ничуть не смутили – уж очень хотелось иметь под каблуком богатейший остров. И когда у государств появляется желание воевать, причина для войны всегда находится. В случае с Римом и Карфагеном ее доставили кампанские наемники ― мамертинцы (люди Марса).
Античные солдаты удачи незадолго до описываемых событий служили сиракузскому тирану Агафоклу. После его смерти в 282 г. до н. э. нужда в наемниках отпала: сиракузяне их рассчитали, и тем пришлось отправляться обратно в Италию. На свою беду на пути мамертинцев оказался город Мессана, при виде которого у наемников пропало желание спешить к родным италийским очагам. Тем более, ничего хорошего их там не ждало ― привыкшие к войне, богатой добыче, роскошной жизни, они не представляли себя за плугом или гончарным кругом.
Мессана была крупнейшим после Сиракуз городом на Сицилии. Мамертинцы, по словам Полибия, «давно уже с завистью взиравшие на красоту и общее благосостояние города, воспользовались первым удобным случаем, чтобы предательски завладеть городом. Будучи допущены в город как друзья, они завладели им, часть жителей изгнали, других перебили, а женщин и детей несчастных мессенян, какие кому попались в руки при самом совершении злодеяния, кампанцы присвоили себе, засим остальное имущество и землю поделили между собой».
Неслыханная удача наемников в Мессане оказалась заразительной. На юге Италии, как раз напротив Мессаны, лежал богатый город Регий. Во время войны с царем Пиром ― этим античным подобием Ричарда Львиное Сердце ― жители Регия попросили помощи у Рима. Им был послан отряд в четыре тысячи человек во главе с Децием Кампанцем. Они уберегли город от нашествия Пира, но позже жители Регия пожалели, что не оказались под властью эпирского царя.
Защитники Регия «соблазняемые благосостоянием города и богатством отдельных регийских граждан, нарушили договор…, выгнали одних граждан, умертвили других и завладели городом». Некоторое время мятежники пользовались добычей по примеру мамертинцев Мессаны; но как только римляне покончили с врагами, обратились к регийским делам.
Солдатам удачи эта самая удача изменила ― римляне заперли их в захваченном городе и, в конце концов, взяли штурмом. «Одержав верх в сражении, римляне большую часть врагов истребили при самом взятии города, потому что те в предвидении будущего защищались отчаянно: в плен взято было более трехсот человек. Пленные были отправлены в Рим, где по приказанию консулов выведены на площадь, высечены и по обычаю римлян все обезглавлены секирой» (Полибий).
Наемники же, захватившие Мессану, «не только владели спокойно городом и землею, но еще сильно тревожили в пограничных странах карфагенян и сиракузян, к тому же значительную часть Сицилии обложили данью».
Более того, в самих Сиракузах начались раздоры, и наличие в его войске наемников грозило повторением сценария с Мессаной и Регием. Спас государство от заразной напасти молодой одаренный военачальник Гиерон. Он отправился в поход против мятежной Мессаны. Построив войско для битвы, Гиерон в первых рядах разместил сиракузских мамертинцев. Когда сражение началось, сиракузяне повернули обратно к своему городу, оставил сражаться ненадежных наемников. Все они оказались перебитыми своими же собратьями.
Затем Гиерон разбил войско мамертинцев на равнине и осадил разбойничью столицу. После нескольких лет осады, положение мамертинцев стало катастрофическим. Они не могли сдаться Гиерону, ибо понимали, что их ждет судьба товарищей по оружию из Регия; защищаться же не имели возможности. И мамертицы выбрали третий вариант: предпочли отдаться власти более сильного покровителя. При этом наемники разошлись во мнении: часть их желала призвать карфагенян, прочие ― римлян. В результате, со страха послали просьбы о помощи и тем и другим.
Римляне никак не могли принять какое‑либо решение. Им очень хотелось заполучить хотя бы часть Сицилии. Кроме того, «было совершенно ясно, ― передает Полибий настроение хозяина Италии, ― что, если римляне откажут в помощи мамертинцам, карфагеняне быстро овладеют Сицилией; ибо, имея в своих руках Мессану, которая передалась им сама, карфагеняне должны занять вскоре и Сиракузы, так как почти вся Сицилия была уже в их власти. Прозре