5(1) В этих боях с обеих сторон были большие потери ранеными и убитыми, и даже сам Тит получил удар камнем в левое плечо, отчего левая рука у него стала слабее правой.(2) Со временем, однако, римляне взобрались на внешнюю стену и, разбив лагерь в промежутке между ней и следующей стеной, стали штурмовать эту вторую стену. Здесь, впрочем, им пришлось сражаться в иных условиях, так как обороняющимся, которые в полном составе отступили за эту стену, было легче защищать ее благодаря меньшей протяженности укреплений.(3) Тогда Тит вновь объявил им через глашатая, что гарантирует им неприкосновенность. Однако иудеи и теперь упорно сопротивлялись, и даже пленные и перебежчики из их числа уничтожали римские запасы воды и убивали тех людей, которых могли застать в одиночку. Поэтому Тит больше никого из них не принимал.(4) Между тем и некоторые римляне, упавшие духом, как бывает при затянувшейся осаде, и подозревавшие, что этот город действительно неприступен, как о том шла молва, стали переходить на другую сторону. А иудеи, хотя и испытывали нужду в съестных припасах, окружали их заботой, чтобы показать, что и к ним идут перебежчики.
6(1) Когда же в стене машинами был сделан пролом, город даже теперь всё еще не был взят; напротив, осажденные уничтожили множество римлян, прорвавшихся внутрь. Они подожгли некоторые строения, расположенные поблизости, с тем чтобы помешать римлянам, даже если они захватят стену, продвинуться дальше. Этим они нанесли ущерб стене, а заодно, неожиданно для себя самих, сожгли и укрепления вокруг священного участка, и теперь вход в храм для римлян был открыт.(2) Тем не менее римляне не ворвались туда сразу же из-за страха перед божеством, но медлили, пока в конце концов Тит не заставил их войти внутрь. Иудеи же сражались здесь с гораздо большим рвением, словно им выпала редкая удача пасть в бою у храма, защищая его. При этом они расположились так: простой народ — внизу перед храмом, сенаторы — на ступеньках, а священники — внутри святилища.(3) И несмотря на то, что иудеев было не так много и сражались они против многократно превосходящих сил противника, одолеть их удалось не раньше, чем загорелся сам храм, подожженный с какой-то стороны. Вот тогда-то они стали охотно искать смерти: одни устремлялись на мечи римлян, другие убивали друг друга, третьи закалывали себя, четвертые бросались в огонь. И всем, а особенно им самим, казалось, что для них погибнуть вместе с храмом — не утрата, а победа, спасение и счастье.
7(1) Тем не менее даже при этих обстоятельствах были взяты пленные, в том числе Баргиора, их предводитель; и только он один был казнен во время триумфальных церемоний.(2) Так был уничтожен Иерусалим, причем случилось это в субботу, которую иудеи и сейчас почитают больше, чем любой другой день. С того времени было установлено, чтобы иудеи, которые сохраняют свои исконные обычаи, платили ежегодно по два денария в пользу Юпитера Капитолийского. За победу в этой войне оба полководца были удостоены звания императора, но никто из них не получил прозвища «Иудейский». Тем не менее было принято постановление даровать им все прочие почести, положенные при столь великой победе, включая возведение триумфальных арок.
8(1) Когда Веспасиан вступил в Александрию, уровень воды в Ниле в течение одного дня поднялся выше обычного на одну палесту, чего, как говорили, прежде никогда не происходило, кроме одного раза. А сам Веспасиан исцелил двоих — слепого и сухорукого, которые пришли к нему из-за видения во сне; первому он поплевал в глаза, а второму наступил на руку и таким образом сделал их здоровыми.(2) Тем самым божество возвеличивало его, однако александрийцы не только не радовались его посещению, но и проявляли к нему настолько полную неприязнь, что высмеивали и бранили его не только частным образом, но и публично. Дело в том, что они ожидали получить от него некую великую награду за то, что они первыми провозгласили его императором, однако он не только не дал им ничего, но и обложил их дополнительными поборами.(3) Он взыскал с них немалые средства, не упуская ни одного способа, ни мелочного, ни предосудительного, и извлекая деньги равным образом из всех светских и религиозных источников. Помимо прочего, он восстановил многие налоги, которыми прежде пренебрегали, увеличил те, которые обычно взимались, и установил сверх того новые.(4) Впоследствии он сделал то же самое во всех других провинциях, а также в Италии и в самом Риме. Александрийцы, пришедшие в раздражение отчасти из-за этого, отчасти из-за того, что он продал основную часть царской резиденции, бросали ему в лицо разные упреки, и в частности такой: «Ты требуешь от нас еще шесть оболов». Услышав это, Веспасиан, хотя и был самым снисходительным человеком, разгневался и приказал взыскать по шесть оболов с каждого мужчины, а также подумывал о том, чтобы назначить им какое-то наказание. Ведь сказанное само по себе было для него оскорбительным, а, кроме того, приведенный ими ломаный анапестический стих не мог не вызвать у него раздражение.(6) Впрочем, когда за них заступился Тит, Веспасиан пощадил их. Однако они не оставили его в покое, но в каком-то весьма многолюдном собрании хором громогласно прокричали Титу такие слова: «Мы прощаем его, ибо он не знает, что такое быть Цезарем».(7) Вот до какой безрассудной дерзости дошли тогда александрийцы, в полной мере злоупотребляя той разнузданностью, которая для них всегда плохо кончается, и пользуясь снисходительностью императора.
9(1) Веспасиан же перестал обращать на них внимание и отправил в Рим послание, отменяя приговоры о лишении гражданских прав за так называемое оскорбление величия, вынесенные Нероном и последующими правителями, причем это касалось как живых, так и умерших в равной степени, и запрещая судебные обвинения на подобном основании.
(2) Он также изгнал из Рима астрологов, хотя сам пользовался услугами всех тех, которые среди них были самыми лучшими, и ради некоего Барбилла, человека подобного рода занятий, даже разрешил эфесянам провести священные игры, чего не позволял ни одному другому городу.
(2a) За короткое время он навел порядок в Египте и отправил оттуда большое количество зерна в Рим. Еще ранее он оставил своего сына Тита у Иерусалима для взятия этого города и теперь ждал падения Иерусалима, с тем чтобы вернуться в Рим вместе с сыном. Однако осада затягивалась, и Веспасиан, оставив Тита в Палестине, взошел на борт грузового судна и отплыл в Ликию, а оттуда, следуя то по суше, то по морю, добрался до Брундизия.(3) Затем Веспасиан, встретившись с Муцианом и другими видными людьми в Брундизии, а с Домицианом — в Беневенте, прибыл в Рим. От сознания того, что он замышлял и что уже сделал, Домициан не чувствовал себя уверенно, а иногда даже изображал сумасшествие.(4) Во всяком случае, он, проводя время главным образом в альбанском поместье, много раз вытворял нелепые вещи; в частности, нанизывал мух на палочку для письма. Если такая подробность и недостойна исторического сочинения, я все же вынужден был об этом написать потому, что это достаточным образом раскрывает его характер, а больше всего потому, что он поступал точно так же и когда стал императором.(5) Поэтому в ответ на вопрос: «Что делает Домициан?» — кто-то не без остроумия ответил: «Живет себе отшельником, так что рядом с ним даже мухи нет».
10(1) Веспасиан стал сбивать с него спесь. Всех же остальных он приветствовал не как император, а как обычный человек, помня о своей прежней судьбе.
(1а) Прибыв в Рим, он раздал подарки воинам и народу и приступил к ремонту обветшавших святилищ и общественных сооружений и восстановлению уже разрушенных, причем по окончании работ он указывал в надписях на этих постройках не собственное имя, а имена тех, кто первоначально возводил их.(2) Сразу же он начал и строительство храма на Капитолии, причем сам первым стал выносить землю, тем самым явно побуждая делать то же самое и других видных людей, чтобы и все прочие не могли уклониться от участия в этой работе.(2а) Имущество тех, кто выступал против него и пал в сражениях, он отдал в распоряжение их детей или других родственников. Кроме того, он уничтожил записи просроченных долговых обязательств в пользу казны.
(3) С исключительной щедростью тратя на общественные нужды всякий раз столько, сколько было необходимо, и устраивая чрезвычайно дорогостоящие празднества, сам он вел самый скромный образ жизни и расходовал средства только на самое необходимое. Поэтому он даже в харчевнях не позволял продавать что-либо вареное, кроме стручковых овощей. Тем самым он совершенно очевидно показал, что копит деньги не ради собственных удовольствий, а на нужды народа.(За) Веспасиан навлекал на себя насмешки всякий раз, когда, расходуя деньги, приговаривал: «Из собственного моего кармана я за это плачу».(3b) Он не был ни знатным по происхождению, ни богатым.
(4) Распорядок его жизни был таков. Во дворце он жил мало, а в основном проводил время в так называемых Саллюстиевых садах, где он принимал желающих встретиться с ним, не только сенаторов, но и прочих.(5) С ближайшими друзьями он встречался даже еще до рассвета, лежа в постели, а остальные приветствовали его на улице. Двери дворца были открыты в течение всего дня, и у них не было поставлено никакой охраны. Он неизменно ходил на заседания сената и совещался с сенаторами по всем вопросам, а также часто проводил судебные заседания на форуме.
(6) Все те обращения к сенату, которые он сам не мог зачитать из-за старости, или те, которые он направлял в виде письма, когда отсутствовал в Городе, он чаще всего приказывал огласить своим сыновьям, даже в этом проявляя почтение к сенату. К своему столу он каждый день приглашал множество сотрапезников как из числа сенаторов, так и из прочих и часто сам обедал у своих ближайших друзей.
11(1) В общем, в нем видели императора лишь потому, что он заботился о государственных делах, а во всех прочих отношениях он был прост и вел такой же образ жизни, как и все. Он сыпал простонародными шутками и с удовольствием отвечал насмешкой на насмешку, а если на всеобщее обозрение выставлялись какие-нибудь писания наподобие тех, которые обычно являются анонимными и обращены к императорам, и в них было оскорбительное для него содержание, он, нисколько не расстраиваясь, отвечал тем же способом и в том же духе.(2) Однажды к нему пришел Феб и принес извинения по следующему поводу. Как-то, еще при Нероне, Веспасиан, сидя в театре в Греции, нахмурился, видя, что император ведет себя непристойно, и Феб в гневе приказал ему уйти, а на вопрос Веспасиана «Куда?», ответил: «К воронам». Когда же теперь он извинился за это, Веспасиан не причинил ему никакого вреда и не ответил ничего другого, кроме того же самого: «Иди к воронам».