— Впечатляет, — признал я, оглядываясь по сторонам.
На одном из столов я заметил россыпь минералов — некоторые знакомые, другие совершенно незнакомые. Красные кристаллы, черный порошок, серебристые слитки неопределенной формы.
— Мастер Марк собирает редкие вещества со всей империи, — пояснил Корнелий. — Некоторые привозят торговцы из Индии и Китая, другие находят в глубоких шахтах.
Марк подошел к одной из полок и достал небольшую склянку с мутной жидкостью.
— Это экстракт из корня мандрагоры, смешанный с толченым жемчугом, — сказал он. — Один из компонентов будущего камня.
— А это? — я указал на странный прибор — систему соединенных трубок, ведущих к закрытому сосуду.
— Дистилляционный аппарат моей конструкции, — с гордостью ответил Марк. — Позволяет выделять чистые эссенции из сложных смесей.
Я подошел ближе к каменной плите с символами. Некоторые знаки были мне знакомы — древние руны, египетские иероглифы, греческие буквы. Но были и другие, незнакомые.
— Что это за письменность? — спросил я, указывая на один из символов.
Марк и Корнелий переглянулись.
— Мастер Марк считает, что некоторые знания слишком древние для обычных языков, — осторожно сказал патриций. — Он разработал собственную систему записи для... особых формул.
— Особых?
— Тех, что касаются грани между жизнью и смертью, — тихо произнес Марк, не отводя глаз от плиты. — Некоторые вещи лучше записывать так, чтобы случайный читатель не понял их значения.
В углу лаборатории стоял еще один стол, накрытый темной тканью. Что-то под ней шевелилось.
— А что там? — поинтересовался я.
— Подопытные, — коротко ответил Марк. — Крысы, птицы. Нужно проверять действие веществ, прежде чем...
Он не закончил фразу, но смысл был ясен.
— Понятно, — кивнул я. — Осторожность превыше всего.
— Именно, — Марк подошел ко мне ближе. — Особенно когда имеешь дело с силами, способными... изменить природу самой жизни.
В его голосе прозвучала странная нота. Словно он говорил не только о своих опытах, но и о чем-то еще.
— Мастер Марк очень предосторожен, — добавил Корнелий. — Он никогда не пробует свои составы на себе. Слишком рискованно.
— Мудрое решение, — согласился я. — Но скажите, а если кто-то захочет испытать действие... завершенного препарата? Того, что способен остановить любую жизнь?
Воцарилась тишина. Марк смотрел на меня с нескрываемым подозрением.
— Зачем кому-то это нужно? — спросил он наконец.
— Чисто теоретический интерес, — ответил я.
Поднявшись из лаборатории, мы устроились в просторном зале с видом на сад. Корнелий велел принести хорошего вина — не разбавленного, как за завтраком, а крепкого фалернского, выдержанного не один год.
— После таких впечатляющих опытов нужно отвлечься на более земные темы, — сказал патриций, наливая вино в серебряные кубки. — Скажите, Теодорос, что думают в Эдессе о нашей имперской политике?
Я отпил вина — действительно отличного — и задумался над ответом. За века я видел подъем и падение многих государств, но римская империя была особенной по своему размаху.
— Восток следит за Римом с большим интересом, — ответил я осторожно. — Ваши завоевания в Галлии произвели сильное впечатление.
— Цезарь — выдающийся полководец, — согласился Корнелий. — Но меня больше беспокоит то, что происходит здесь, в самом Риме. Сенат и народные собрания все чаще не могут договориться между собой.
Марк, который до этого молчал, подал голос:
— Республика переживает трудные времена. Слишком много амбициозных людей, слишком мало готовности идти на компромиссы.
— Именно, — Корнелий мрачно кивнул. — Красс, Помпей, Цезарь — каждый тянет республику в свою сторону. Боюсь, что рано или поздно это приведет к гражданской войне.
Я слушал их разговор с интересом. Политические интриги всегда были одним и тем же во все века — борьба за власть, амбиции, предательства. Но масштаб римской политики впечатлял.
— А что думает о ситуации сам народ? — спросил я.
— Народ думает о хлебе и зрелищах, — усмехнулся Корнелий. — Пока есть бесплатная раздача зерна и гладиаторские бои в амфитеатре, простые граждане мало интересуются высокой политикой.
— Но это не может продолжаться вечно, — заметил Марк. — Рано или поздно кому-то из триумвиров придется взять всю власть в свои руки.
— Диктатура? — переспросил я.
— Не исключено, — Корнелий задумчиво покрутил кубок в руках. — Республиканские институты хороши для небольшого города-государства. Но когда твои границы простираются от Британии до Египта...
— Нужна сильная единоличная власть, — закончил я.
— Боюсь, что так, — вздохнул патриций. — И это меня пугает. Я сторонник старых республиканских традиций, но понимаю, что время их, возможно, прошло.
Марк отпил вина и посмотрел в окно, где за садом виднелся город.
— Перемены неизбежны, — сказал он философски. — В природе, в политике, в жизни. Вопрос лишь в том, будут ли они к лучшему или к худшему.
— Мудрые слова, — согласился я. — Но иногда людям хочется остановить время, заморозить момент, когда все было хорошо.
— Невозможно, — покачал головой Корнелий. — Время не остановишь. Можно лишь попытаться направить перемены в нужную сторону.
— А что если кто-то сам устал от времени? — спросил я осторожно. — Что если перемены стали для него... обузой?
Марк резко посмотрел на меня. В его глазах мелькнуло понимание.
— Тогда этому кому-то нужно найти способ... освободиться от груза времени, — сказал он тихо.
Корнелий не понял подтекста разговора и продолжал рассуждать о политике:
— Главное — не допустить анархии. Порядок должен быть, пусть даже ценой свободы.
Я кивнул, но думал уже не о римской политике, а о том разговоре, который мне предстоял с Марком наедине. Алхимик явно догадался о моей природе. Оставалось выяснить, готов ли он мне помочь.
— Интересные времена, — заметил я, поднимая кубок. — За перемены, какими бы они ни были.
— За перемены, — эхом отозвались мои собеседники.
Когда Корнелий отлучился по делам, мы с Марком остались одни в зале. Алхимик долго молчал, изучая меня взглядом, затем решительно подошел ближе.
— Ты вчера спас меня в таверне, — сказал он тихо. — А сегодня явился сюда под чужим именем. Кто ты на самом деле, Виктор?
Я отставил кубок и посмотрел ему в глаза.
— Тот, кто ищет смерть, — ответил я просто. — А ты — тот, кто обещает создать философский камень. Насколько близко ты к цели, Марк?
Он горько рассмеялся.
— К цели? — он прошелся по комнате, взволнованно жестикулируя. — Я даже не знаю, с чего начать! Все эти годы я лишь имитирую работу, показываю Корнелию красивые опыты с цветным дымом и превращением одних металлов в другие.
— То есть ты шарлатан?
— Не шарлатан, — он остановился и повернулся ко мне. — Я действительно изучаю алхимию, но философский камень... это же миф! Легенда! Никто никогда не создавал ничего подобного.
Разочарование накатило на меня волной. Неужели я снова попал в тупик?
— Но ты говорил о превращении живого в неживое...
— Теории! — Марк махнул рукой. — Красивые слова для впечатления. Корнелий верит в чудеса, его друзья-патрицииж тоже. Они дают мне золото, дом, лабораторию, а я в обмен поддерживаю их иллюзии.
— И как долго ты собираешься так продолжать?
— А что мне остается? — в его голосе звучало отчаяние. — Если я признаюсь, что ничего не достиг за три года работы, меня выгонят на улицу. Или хуже — обвинят в мошенничестве.
Я прошелся по комнате, обдумывая услышанное. Значит, мое путешествие в Рим было напрасным. Алхимик оказался обычным неудачником, живущим за счет богатого покровителя.
— Но почему ты заговорил вчера в таверне о философском камне? — спросил я. — Зачем поддерживать легенду?
— Потому что хочу, чтобы она была правдой! — горячо ответил Марк. — Я изучаю древние тексты, провожу опыты, ищу формулы. Может быть, когда-нибудь мне действительно удастся...
— Создать камень жизни?
— Или смерти, — он внимательно посмотрел на меня. — Ты ведь именно это ищешь, правда? Ты не обычный человек, Виктор. Вчера в таверне я заметил, как ты двигался. Это не обычная ловкость.
Я помолчал, размышляя, стоит ли открыться ему.
— А если я скажу тебе, что некоторые легенды — правда? — наконец произнес я. — Что бессмертные существуют, и один из них стоит перед тобой?
Марк побледнел, но не отступил.
— Тогда я скажу, что мы можем помочь друг другу, — ответил он дрожащим голосом. — Ты — живое доказательство того, что невозможное возможно. А я... я готов посвятить остаток жизни попыткам найти способ тебе помочь.
— Даже если это займет годы?
— У меня есть время, — сказал он с горькой улыбкой. — А у тебя его еще больше.
Я изучал его лицо, ища признаки лжи или корысти. Но видел лишь искреннее отчаяние человека, который наконец-то нашел настоящую цель.
— Хорошо, — сказал я наконец. — Попробуем. Но я хочу видеть реальную работу, не представления для Корнелия.
— Договорились, — Марк протянул мне руку. — Партнеры?
— Партнеры, — согласился я, пожимая её.
Возможно, это была безнадежная затея. Но впервые за века у меня появился союзник в поисках собственной смерти.
Глава 4
Вечером я попросил Корнелия об отдельной беседе. Патриций принял меня в своем кабинете — небольшой комнате, стены которой были увешаны восковыми масками предков и свитками с родословными.
— Что скажете о нашей лаборатории, Теодорос? — спросил он, наливая вино в кубки.
Я достал из-за пазухи восковую табличку, где записал свои наблюдения.
— Впечатляющая работа, — начал я дипломатично. — Но если вы действительно стремитесь к успеху, стоит кое-что улучшить.
Корнелий наклонился вперед, заинтересованно.
— Слушаю внимательно.
— Прежде всего — вентиляция, — я указал на первый пункт в списке. — Пары от алхимических опытов должны отводиться наружу. В Эдессе мы строим специальные дымоходы с системой заслонок.