Он разложил на коленях карту, прежде чем двое других успели заметить паническую дрожь в его лице и руках. Он разглядывал зеленые и коричневые фигуры на карте, но мало что в них понимал, потому что мозг размяк от усталости и истощения. По карте было ясно, что это национальный парк, они находятся среди лесов и болот, но не было видно ни контура, ни особенности, по которым они могли сориентироваться. Вялость и апатия мешали Люку сосредоточиться. Что это? Переохлаждение? Вряд ли. Они немного промокли и замерзли, как только перестали двигаться. Но нельзя сказать, что они сырые до нитки. Пока нет.
– Где мы? – присел на соседний камень Дом.
Откуда, черт возьми, ему знать? Он даже не мог понять, какое расстояние они покрыли этим утром. Казалось, они столько прошли, но дикая пересеченная местность играла с разумом злые шутки. Как-то раз, шесть лет назад, они с Хатчем уже терялись, в одних футболках и шортах возвращаясь с пляжа на одном из островов шведского архипелага. Остров был всего восемь километров в длину и три в ширину, но каким-то образом они кружили по нему, исцарапавшись и всякий раз возвращаясь на то самое место, где стояли двумя часами ранее. Это невозможно, так как они были уверены, что двигались на восток по прямой траектории. Хотя имелся компас, он не дал ответа, ни где они находятся, ни как далеко ушли. Ни разу за все время. В этом он убеждался неоднократно.
– Проблема в том, – сказал Люк, стараясь не смотреть Дому в глаза, – что трудно понять, какое расстояние мы покрыли за три дня, что находимся в лесу.
Дом вздохнул и покачал головой. Люк воспринял это как обвинение и тут же принялся защищаться.
– По крайней мере, мы двигаемся в правильном направлении.
– Сколько еще времени это займет? Позавчера мы должны были выйти из леса, с другой стороны. На карте этот кусок не такой широкий. – Дом возил по бумаге грязными пальцами. Его глаза лихорадочно изучали цвета, формы и пунктирные линии в надежде, что те дадут подсказку относительно их нынешнего местонахождения.
Но это был далеко не «кусочек» леса. В некоторых местах лес простирался минимум на пятьдесят километров. И судя по тому, что они видели, это был непроходимый девственный лес. Хатч придумал срезать крайнюю западную полосу в самой узкой ее части. Согласно карте, она была не больше десяти километров в ширину. А может, они сбились с намеченной Хатчем траектории, когда пошли по тропе к старой церкви? Они же неоднократно меняли направление движения: то запад, то восток, то северо-запад, то юго-запад. Если верить компасу, большую часть предыдущего дня они шли на запад или даже на северо-запад. Вместо того чтобы двигаться на юго-запад, а потом повернуть строго на юг и дойти до точки на карте, где, по словам Хатча, был нижний край леса с текущей рядом рекой. Таков был план. Но теперь Хатча нет. С утра Люк повел их на юг, чтобы они не проскочили самый узкий участок леса. Это было бы хорошо, если б они находились там, где он предполагал. Но если они накануне слишком сильно отклонились на запад и забрели в соседний, более широкий пояс леса, сейчас перед ними тридцать километров труднопроходимой местности. И лес там такой старый и густой, что даже днем в него не проникают солнечные лучи. Продолжая идти на запад, они в конце концов окажутся в Норвегии. Аналогичный финал их ждет, если накануне они сильно отклонились от юго-западного направления и углубились в более широкую область восточной глухомани. На то, чтобы преодолеть ее, потребовалось бы дня три пути, но только если б они были в хорошей форме. Для Люка, будь он один, на это ушло бы две, от силы три ночи без пищи. Но из-за двоих калек… Тут Люк почувствовал тошноту и головокружение.
– То есть если мы выберемся из этой гребаной дыры, с той стороны будет другая, такая же?
Он даже не думал об этом, но сейчас, когда Дом выразил озабоченность, Люк поверил, что такое возможно. Рисунок местности часто повторялся, а иногда был сплошной аномалией. По обе стороны от узкой полоски леса простирались болота. Лес действовал как воронка, ловушка для глупцов, которые решили искать через него короткий путь, в надежде избежать соседних заболоченных участков. Остатки сил покинули его, когда он представил себе рельеф местности с высоты птичьего полета, испещренный глубокими ущельями, как ребра гигантской, простирающейся на километры грудной клетки. Здесь они найдут свой конец.
Люк в два укуса расправился с энергетическим батончиком и тут же подумал о втором. Остальные двое дожевывали по второму, то есть у каждого должно остаться еще по три. Четыре батончика Хатча были поделены поровну, один оставлен про запас. Люк держал его вместе с плиткой шоколада. Чтобы напомнить остальным о сложности ситуации, он сказал:
– Думаю, мы должны съесть два батончика вечером, с кофе и большим количеством сахара. Газа хватит еще на одну ночь и утро. У каждого останется в резерве по батончику, плюс шоколад, если потребуется. – Он не сказал «на завтра», хотя глядя на ущелье, начал понимать, что им придется провести еще одну ночь под открытым небом. Когда двое будут нести вахту, а спать – кто-то один. При этой мысли ему стало трудно дышать. Но вывод, что есть угроза остаться здесь еще на одну ночь, напрашивался сам собой.
В каждом батончике было 183 калории. Съев два сейчас и два потом, они не наскребут и 1000 калорий на брата. А впереди – часы ходьбы в холоде и сырости, требующие невероятных усилий.
– Это были мои последние два, – равнодушным голосом сказал Фил, глядя на свои грязные ладони.
Люк посмотрел на лохматую голову Фила и сглотнул.
– Надеюсь, это была шутка?
– Дружище, мы сжигаем здесь кучу гребаных калорий, – огрызнулся Дом. Несмотря на усталость, у него осталась энергия на какие-то понты.
– А потом что вы будете есть?
– Твой шоколад, – сказал Дом, с напряженным лицом выслушав претензию.
– Мой?! Вы что, свой уже съели?
Дом кивнул. На его лице не было и тени стыда или сожаления. – И я все еще голоден.
Люк отвернулся и молча уставился на другую сторону лощины. Он переберется туда минут за двадцать или меньше. Эта мысль его взбудоражила. Он решил, что лучшим в данной ситуации вариантом будет вернуться к первоначальной стратегии, которую они обсуждали с Хатчем накануне вечером.
Если он бросит оба рюкзака с палаткой и вложит в поход все оставшиеся силы, сможет непрерывно идти до девяти часов вечера, пока не стемнеет. Идти дальше будет опасно. У него останется целых восемь часов ходьбы, беспрепятственной и необремененной этой парочкой. Он сумеет выбраться из леса уже вечером, если пойдет в правильном направлении. Фила и Дома он может оставить здесь, в палатке, рядом с какой-нибудь заметной деталью, видимой с воздуха. Вода у них есть. Еды нет, но кто в этом виноват? Им просто нужно тепло закутаться, залезть в спальные мешки и по очереди дежурить. Может быть, развести костер.
Если они переживут эту ночь, завтра им придется провести здесь еще одну. Потому что даже если он выберется из леса в тот же вечер, минимум день уйдет на поиски дороги или поселения и организацию помощи. Две ночи без еды, один травмирован. Смогут ли они развести костер? У них есть зажигалки, но вокруг нет сухого дерева на растопку. Дождь шел четвертый день подряд. Понадобится несколько часов, чтобы собрать подходящие для костра дрова. А к завтрашнему утру газ кончится.
Люк лихорадочно перебирал в голове разные сценарии, затем перешел к детальному рассмотрению возможных последствий каждого. Разбирая и отвергая их один за другим, он понимал, что лучший шанс на спасение – выбираться в одиночку.
– И что теперь? Как мне перебраться через это гребаное ущелье? – В голосе Дома слышалась нотка обвинения.
– Может… – тихо начал Люк.
– Может, что?
– Может, вернемся к изначальному плану?
– Изначальному плану? Изначальный план был выбираться отсюда как можно быстрее, никуда не сворачивая. А разве до сих пор мы не следовали изначальному плану?
В его голосе звучал сарказм. Опять сарказм. Кончится он когда-нибудь? Ковыляет еле-еле со своим бесполезным коленом, критикует и вечно жалуется. Люк – его единственный шанс на спасение, а он продолжает так себя вести.
– Вам не понравится то, что я собираюсь предложить.
– Я бабки на это поставлю, а, Филлерс?
Фил выглядел растерянным.
– Что?
– Он думает свалить. Верно? И просто бросить нас здесь.
– Послушай…
– Не могу поверить, что ты даже рассматриваешь такой вариант.
Люк поджал губы.
– Если бы вы могли нормально идти, разве мы сидели бы сейчас здесь?
– Что? – Дом покачал головой с отвращением. – Я – никогда. Хотя не знаю, почему я удивлен. Ты забираешь карту и все время корчишь из себя Хатча. Заводишь нас еще глубже в глушь. А когда достигаем этого кратера, собираешься просто бросить нас. И это после того, как мы утром согласились, что нужно держаться вместе.
– Вот именно, Люк. Вот именно, – выпалил Фил с настойчивостью, вызвавшей у Люка замешательство.
– Это не так.
– А мне кажется, что именно так, на хер. Каждый за себя, да? Ну, продолжай. Тогда пошел на хер!
– Послушайте…
– Да я устал уже слушать. Сперва яркие идеи Хатча, который дал себя убить, сейчас твои. А мы все еще здесь. Заблудились. Потерялись, черт тебя дери. – Голос Дома сорвался на хрип. Люк всеми фибрами своей измученной души желал, чтобы он замолчал. Боже, пожалуйста, прекрати!
Люк встал. Дом вздрогнул. Фил напрягся. Они подумали, что он кинется на них. Почему? Он же не такой. Или такой? Он бросает их потому, что они ему мешают, или он действительно хочет всех спасти? Может, Дом прав, и он лишь пытается обосновать свое эгоистичное желание выжить? В экстремальных условиях инстинкт самосохранения берет верх. Пришло время обрубить канат или пойти ко дну вместе с ними. Он уже не знал, где правда.
Люку вдруг стало стыдно. Он представил себе, как удаляется от этих двух несчастных фигур, сидящих у полурухнувшей палатки. Никто из них не смог бы даже поставить ее. Они с Хатчем ставили обе палатки каждый вечер, с начала похода.