– Нет.
Люк кивнул.
– Я внезапно понял, что этот ублюдок хочет сделать. Он зашел сзади, с южной стороны. К тебе со спины.
– Черт. – Дом с трудом поднялся на ноги, опершись на костыль. – За палаткой? Ты видел его?
Они пристально посмотрели друг другу в глаза. Люк покачал головой.
– Но, похоже, оно большое.
– Оно снова было рядом. Ты слышал?
Но когда Люк повернул голову к Дому, глаза у того были закрыты. Он спал мучительным и беспокойным сном, другого этот лес не мог позволить человеку.
Люк потряс Дома за плечо.
Дом медленно открыл глаза.
– Я уснул? – спросил он глухим невнятным голосом.
– Иди спать первым, – тихо сказал Люк и посветил фонариком в проход палатки. Было пол-одиннадцатого. Первый из восьми часов темноты прошел.
Сев спина к спине у входа в палатку, они укрылись спальными мешками будто одеялами и стали смотреть, как меркнет последний свет. У каждого в руках был фонарик и нож.
Идти вдвоем в палатку означало верную смерть. Они должны спать по очереди. Люк предложил это раньше, но Дом отказался от идеи попасть в ловушку внутри палатки, без возможности кругового обзора. Вместо этого он предпочел не ложиться спать, всю ночь бодрствовать и нести дежурство.
– Я не буду спать, – сказал Люк. – Иди первым. Ты должен поспать, Дом. Я подежурю до полуночи. Нам не нужно, чтобы ты уснул прямо здесь.
Но Дом продолжал сидеть рядом с палаткой, прижавшись плечом к спине Люка. Луч фонарика прыгал по скалистой вершине с его стороны.
– Извини. Я больше не усну. Обещаю.
Еще один час прошел без происшествий.
Люк вздрогнул. Голова была пустой. Он продолжал держать свой фонарик направленным во тьму. Свет от него стал слабым и неясным. Скоро придется воспользоваться запасным фонариком Фила. Но его тело было закутано в успокаивающее тепло зимнего спального мешка, и ему не хотелось двигаться. Не сейчас. Впервые за день он почувствовал что-то вроде удобства.
Дом храпел. Снова уснул рядом с ним.
Люка тоже тянуло в сон. Несмотря на угрозу смерти, он начал клевать носом, но потом резко проснулся, похолодев от страха и крепче сжав фонарик.
Без сна можно было и не думать о завтрашнем походе через тьму лесного царства. Каждый мускул истощенного тела ныл, позвоночник превратился в сплошной столб боли. Можно разбудить Дома, чтобы тот подежурил, пока он вздремнет часок. Но Люк не был уверен, что тот не заснет. Дому требовалось больше сна, чем ему: колену необходим отдых. Каждая минута сна, обеспеченная Дому, увеличивала их шансы на спасение. На следующий день Дом будет внимательнее, пока он начнет прокладывать путь из этого древнего ада.
Люк обустроил свое место и встал на колени внутри спального мешка. Дом всем весом упирался ему в ребра. Конечно, не заснуть, стоя на коленях. Дрожа от холода, он потянулся и поднял у Дома с коленей фонарик. Потом поднял оба фонарика на уровне пояса и направил бледные лучи в противоположные стороны от того места, где они сидели перед сморщенной палаткой.
Так он просидел без движения двадцать минут. Потом еще пятнадцать. Прошел час. Ритмичное дыхание товарища убаюкивало. Насколько важна была для Дома каждая секунда сна…
Люк резко открыл глаза, почувствовав, что на секунду их закрыл. Он знал, что они на этом холме не одни.
Пока он проваливался от истощения в манящую, успокаивающую кому, какая-то его часть оставалась бдительной. Некогда забытый, но теперь активированный и тщательно отстроенный участок мозга, который иногда будил его, если в квартире раздавался звук, превышающий по громкости мышиную возню, скрип балки или вибрацию трубы в стене. Та его часть, которая отвечала за противоестественные ночные звуки, мгновенно оживила мозг без всякой зевоты и оцепенения, свойственных обычному пробуждению.
В ослабшем свете фонарика он видел не дальше чем на десять-пятнадцать футов. Даже край холма давно исчез в сумраке туманной ночи. Ближайшие к палатке камни были еще видны и излучали в темноте странное голубоватое свечение, но при попадании прямого света становились белыми, как морские раковины.
– Дом.
Дом по-прежнему спал, навалившись на него всем весом. Торчавшие лопатки давили в такт мерному дыханию. Справа, между палаткой и южным краем холма, не далее чем в двух метрах от первой оттяжки, Люк заметил тень, которой раньше не было.
– Дом.
Тень не двигалась. Неподвижная словно камень, длинная как поваленное дерево в лесу. Ее нельзя было заметить случайно или боковым зрением. Темная фигура, которую даже самый бдительный охотник мог рассмотреть лишь со второго раза.
Люк боялся даже посветить фонариком. Он не хотел смотреть.
Сглотнул. Захныкал.
– Дом.
Дом забормотал что-то во сне.
И тут ближайшая часть тени, попавшая под жидкий свет фонарика, шевельнулась. Приподнялась не более чем на пару дюймов, как крадущаяся кошка перед следующим шагом по направлению к жертве.
Люк, подобрав под себя затекшие ноги, встал на корточки и изо всех сил заорал. Направив луч фонарика прямо на фигуру, он отбросил другой фонарик, чтобы выхватить из недр спального мешка нож.
То, что пришло за ними по склону холма, прижалось к земле, напуганное криком. В скачущем белом свете черная фигура сжалась от света, потом быстро ретировалась, буквально растворившись во тьме. Это было нечто, покрытое шерстью и блестящее, как нефть.
Люк пошарил в теплых внутренностях спального мешка в поисках ножа. Пальцы скользнули по нейлону, молнии, собственной ноге. Пусто.
– Дом!
Дом проснулся. Окоченевший от страха, он прижался всем телом к животу Люка.
Время будто остановилось. В воздухе повисло напряжение, как бывает перед смертельным броском диких зверей.
Царапая камни чем-то похожим на кость, оно удалялось вниз по склону, во тьму, подальше от света фонарика. Это могло быть игрой воображения, но Люк почувствовал, что длинная фигура бросилась по-паучьи в сторону и исчезла за палаткой. А потом переместилась к тощему силуэту ели или просто возникла там. Потому что теперь она двигалась в полный рост за стволом дерева у дальних границ света. Затем она еще немного приподнялась, зашла за ствол и, кажется, обошла его на невидимых конечностях, длинных как ходули. Или это игра тени, отбрасываемой дрожащим фонариком?
Люк встал. Тусклый свет фонарика выхватил из темноты дерево и скользнул по тому, что могло быть длинными тонкими качающимися ветвями или чем-то иным.
Нащупывая свой фонарик и нож, Дом бормотал что-то нечленораздельное у Люка под ногами.
Длинная тонкая фигура, похожая в скользящем свете фонарика на скопление ветвей, приподнялась еще выше. При виде этого у Люка будто все расплавилось внутри, а потом он вообще перестал ощущать свой желудок.
Люк обошел вокруг Дома и бросился к дереву. По пути он опустил правую руку и схватил тяжелый камень из кучи, придавливавшей оттяжку. Размахнулся и как бейсболист, что есть силы, бросил камень в дерево.
За жутким звуком удара камня о плоть последовал оглушительный вопль. После броска Люк отскочил назад. Но не успел он выпрямить спину, как что-то мелькнуло из-за дерева и ударило его в голову.
Глаза ослепила белая вспышка боли, и Люк провалился в кромешную тьму.
Илистый свет просочился сквозь полузакрытые веки и усилил боль в голове. Люк испытывал тошноту, замешательство и не понимал, где находится. Лицо и шея были влажными и холодными.
Голова будто увеличилась в размерах, стала неповоротливой и бесформенной. Что-то мокрое нависало над одним глазом и заслоняло свет.
Под голову вместо подушки был подложен рюкзак. Согнутая под неудобным углом шея ныла. Он приподнялся на локте и прищурился. Пустой желудок вспучило от газов.
Тент палатки хлопал на ветру, как парус. Люк увидел его, скосив один глаз. Его тело было накрыто двумя спальными мешками. У ног под стальной кастрюлей шипел голубой огонек маленькой печки. Люк вытянул руку и осторожно потрогал ту часть лба, откуда грозовыми раскатами распространялась по всему телу боль. Голова была обернута чем-то мягким, давящим на уши и стягивающим затылок. Он сглотнул ком в сухом распухшем горле. Вода. Ему очень нужна вода. Он закашлялся.
– Дом.
Послышался хруст камней, вслед за которым раздался стук палки, сопровождаемый усталым дыханием. Он повернулся на звук, потом закрыл глаза, когда от ударившей в голову боли его чуть не вырвало. Перелом черепа. О черт! О черт! О черт! Голова внезапно закружилась, и он медленно вернулся в прежнее положение, упершись в рюкзак.
– Дружище! Слава яйцам! Ты очнулся. А я уже решил, что ты в коме, – сказал Дом, наклонившись так близко, что Люк почувствовал смрад его дыхания и резкий густой запах грязной одежды.
– Вода осталась?
– В кастрюле последняя. Большую часть я потратил на твою голову. Пришлось помыть ее, прежде чем наложить повязку. Кофе и шоколад на завтрак.
– Который час?
– Одиннадцать.
– Нет.
– Ты был без сознания. Оно тебе все лицо изуродовало. Нужно зашивать.
– Все так плохо? – пробормотал Люк и почувствовал себя дураком. Откуда Дому знать?
– Хорошо, что оно не вернулось после того, как ты ударил его. Что ты сделал? Достал его ножом? Боже, этот звук. Ты ранил его. Наверняка ранил.
Люк приоткрыл один глаз.
– Я бросил камень.
– Камень?
– Угу.
– Ни хрена себе!
Люк попытался улыбнуться, но его опять затошнило.
– Насколько все плохо? С моей головой? Только не ври.
Дом замолчал и уставился себе под ноги, затем, поморщившись, снова посмотрел на Люка.
– Никогда не видел столько крови. Но, может, не все так плохо. Еще не значит, что все настолько серьезно. В голове больше крови, чем в любой другой части организма. Я так думаю. Вот почему черепно-мозговая травма выглядит хуже.
– Черт. – Черепно-мозговая травма. Эта фраза вызвала в нем трепет, а потом будто окатила холодной водой. Это может быть очень плохо: перелом черепа или сотрясение мозга, что объясняет тошноту. А может, что-нибудь похуже. Кровяной сгусток или рана, которая требует немедленной операции, чтобы предотвратить повреждение головного мозга. Нужно откачать жидкость. Немедленно.