РННА. Враг в советской форме — страница 8 из 47


Г. Ламсдорф в форме Иностранного легиона во время Гражданской войны в Испании


В одном из своих последних интервью Г. П. Ламсдорф вспоминал, что, когда началась война Германии с СССР, он «понял что должен ехать в Россию. Но русских эмигрантов немцы туда на пушечный выстрел не подпускали. Однако мы рискнули с Сережей Паленом, человеком очень близких мне взглядов… У Сережи повсюду были связи. Мы остановились в Берлине в отеле „Эксельсиор“ и пришли к генералу Бискупскому. После долгих разговоров он послал нас в Россию переводчиками. Сережа знал шесть языков, а я четыре. Это было в 1941 г., до знаменитой холодной зимы. Мы попали в Вязьму. Там командовал генерал Шенкендорф, который считал, что приходится Палену каким-то дальним родственником. Сережа называл его „дядей“ и при этом очень хохотал. Пален при нем и остался. А меня послали в шестую танковую дивизию переводчиком, где я научился неплохо писать по-немецки… Наша танковая дивизия стояла в тылу. Я был там полтора месяца. Пален прислал письмо, чтобы меня вернули в Вязьму. А в этот момент началось формирование Русской национальной армии в Орше»[103].

А вот как Ламсдорф описал эти события в своем интервью на «Радио Свобода»: «Мы вдвоем поехали, Сережка Пален и я, переводчиками… Одели в какую-то дикую форму с повязкой белой, на которой было написано по-немецки: „Переводчик с офицерским чином“. Я носил на форме французский крест, который я получил против немцев… От Бискупского… мы попали в Вязьму к генералу Шенкендорфу. Палена он оставил при себе, а меня послали в 6-ю танковую дивизию официальным переводчиком в штаб дивизии. Там я столкнулся с людьми, которых переводить было очень трудно, потому что один, например, рассказывал: „Нас сбросили на молодняк без парашютов, бреющим полетом“. Ну как это переведешь? Немцы же не поверят такому делу, и никто не способен поверить. А было такое дело, сбрасывали на молодняк… Начался дикий мороз, все замерзло… Я вернулся в Вязьму, к Палену, потому что нечего было делать. И тогда Шенкендорф нам сказал, что в Орше, в Белоруссии, организуется Русская народная национальная армия»[104].

Однако возвратимся в март 1942 г., в Берлин. Перед отъездом на Родину к группе Иванова от абвера прикомандировали обер-лейтенанта Вильгельма Бурхардта-Мюллера. Куратором от отдела ОКХ «Иностранные армии Востока» стал зондерфюрер Роберт Наук, который был включен в штат абверкоманды-203[105].



Командующий охранными войсками группы армий «Центр» генерал от инфантерии М. фон Шенкендорф


По прибытию в Смоленск группа Иванова поступила в распоряжение В. Геттинг-Зеебурга, после чего начались предварительные приготовления, в частности — формирование штаба Русской национальной народной армии и набор первых двадцати добровольцев из числа советских военнопленных в Смоленском пересыльном лагере № 126. В штаб РННА вошли сам С. Н. Иванов (в качестве «особого руководителя»), И. К. Сахаров, ставший помощником Иванова, и К. Г. Кромиади, назначенный комендантом, заведующим кадрами, ответственным за боевую подготовку и хозяйственную часть[106].

После этого группа эмигрантов и добровольцев в сопровождении взвода связи с абверкомандой-203 под командованием обер-лейтенанта В. Бурхардта-Мюллера отбыла в Белоруссию, к назначенному месту постоянной дислокации — поселок городского типа Осинторф.

Сразу же заметим, что название «Русская национальная народная армия» носило пропагандистский характер и использовалось, в частности, в листовках, адресованных советской стороне. В то же время в документах абвера, относящихся к периоду марта — мая 1942 г., формирование именуется «Подразделением абвера-203» (Abwehr Abteilung 203), «Русским батальоном специального назначения» (Russische Bataillon z.b.V.) и «Особым соединением „Седая голова“» (Sonderverband «Graukopf»)[107].


Глава третья. Организация и структура РННА

Пункт постоянной дислокации

Поселок Осинторф (бывшая деревня Остров) расположен в 35 км севернее Орши и в 6 км от станции Осиновка на железнодорожной ветке Орша — Смоленск. С 27 сентября 1938 г. этот населенный пункт административно входил в Оршанский (сегодня — Дубровенский) район Витебской области Белорусской ССР.

Перед войной Осинторф представлял собой крупное предприятие по разработке торфа, где в середине 1930-х гг. началось активное освоение ресурсов. Трудовая сила, в том числе сезонные рабочие, прибывала сюда практически со всей территории республики. В Осинторфе было построено 11 поселков барачного типа, рассчитанных на 10 тысяч человек. Насколько известно, в дальнейшем предприятие планировалось развернуть в еще более мощный центр по добыче торфа[108].

С началом войны, согласно директиве Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «Партийным и советским организациям прифронтовых областей» от 29 июня 1941 г., осинторфское советское начальство предприняло меры по уничтожению имущества, которое было невозможно вывезти в тыл. Были взорваны торфонасосные краны, уничтожена гидросистема, разрушены подъездные пути, сброшены под откос локомотивы и вагонетки. Чуть позже, перед самым приходом оккупантов, были подожжены торфяники. Одновременно советские и партийные работники под руководством директора Осинторфа Г. Г. Амельченко создали в лесу базу и ушли в партизанский отряд[109]. Первые немецкие подразделения, проехавшие через поселок на восток, ограничились банальным грабежом продовольствия. Руководитель местного комсомольского подполья, Станислав Петрович Шмуглевский вспоминал о первой встрече с оккупантами: «Они никого не убивали, не вешали, не насиловали… Они никого не арестовали, никого не избили, но это не успокаивало»[110].


Памятная доска, посвященная руководителю оситорфского подполья С. Шмуглевскому


В августе 1941 г. в Осинторфе появились военная комендатура (она разместилась в здании управления предприятия), армейский гарнизон, органы гражданской администрации и многочисленное подразделение вспомогательной полиции. Новые власти приняли решение восстановить работу торфозавода и электростанции и отремонтировать сеть узкоколейных железнодорожных путей и складов готового топлива. Бургомистром поселка был назначен бывший начальник электроцеха Иван Трублин, а начальником полиции — бывший председатель профсоюзного комитета торфозавода Скварчевский[111].

К началу 1942 г. жители Осинторфа в поисках более сытной жизни начали уходить в близлежащие деревни. Женщинам и детям власти не препятствовали покидать свои бараки. Мужчины же и подростки были взяты на учет в комендатуре и без специального пропуска населенный пункт покидать не имели права. Все трудоспособное население, начиная с четырнадцатилетнего возраста, записалось в бригады соответственно своим специальностям и навыкам.

Уже осенью 1941 г. из Германии были доставлены новые торфонасосные краны и электромоторы. Однако местным подпольщикам удалось успешно провести диверсию и уничтожить оборудование. Через несколько дней немцы приказали местным жителям возвести вокруг 4-го и 5-го поселков ограду из колючей проволоки и построить наблюдательные вышки. Здесь разместился лагерь для советских военнопленных[112].

Русские коллаборационисты прибыли в Осинторф из Смоленска в начале марта 1942 г. Но прежде чем сюда приехала основная часть группы С. Н. Иванова, в поселок несколькими днями ранее вступила колонна штабных машин в сопровождении подразделения мотоциклистов (вероятно, это было подразделение обер-лейтенанта В. Бурхардта-Мюллера). Среди германских военнослужащих были замечены двое русских, свободно говоривших по-немецки. На них была форма офицеров РККА, только вместо петлиц были погоны, а вместо пятиконечных звезд на головных уборах — бело-сине-красные кокарды[113]. Оккупантами была проведена акция по принудительному переселению жителей 7-го поселка. В течение дня все помещения (в основном бараки, и немногочисленные дома) были освобождены от гражданских лиц[114].



Одно из типовых зданий в центральном поселке Осинторфа. В годы войны — казармы РННА. Фото И. Сирикова


К. Г. Кромиади описывает появление эмигрантов в Осинторфе так: «К моменту нашего прибытия… занят был только один центральный поселок… Познакомившись на месте с квартирными ресурсами, мы решили здание управления отвести под штаб и склады, больницу — под лазарет, а поселки — под казармы»[115]. Известно, что в центральном поселке (находился в 300 м от 7-го поселка) располагались военные и гражданские оккупационные структуры. Здесь немцы и выделили помещения под штаб и склады для русской группы. В 7-м поселке после выселения местных жителей стал дислоцироваться гарнизон, получивший наименование «Москва».

Вербовка советских военнопленных

Перед штабом РННА сразу возник вопрос о привлечении в свои ряды как можно большего количества бывших солдат и офицеров РККА. Кромиади почему-то объясняет дальнейший рост русской группы (развертывание взвода в роту, а роты — в батальон) тем, что потребовались люди, чтобы провести ремонт в ужасно запущенных бараках и домах, выделенных под казармы[116]. Проблема размещения личного состава, конечно, имела место быть, но преувеличивать ее значение не следует, поскольку в 7-й поселок завербованных пленных доставляли далеко не