— Не продажный.
— Не хочешь продать — подари, — весело сказал отец Тук.
Две золотые монетки заблестели у пахаря в руке; оправившись от удивления, он принялся отбивать поклоны щедрому монаху.
Отец Тук взял лошадь за холку и взгромоздился ей на спину.
— Господи боже! — закряхтел он. — У этой клячи хребет острее меча: чего доброго, разрежет тебя на две половинки! Но! Но! Но! — подгонял своего скакуна отец Тук, корчась и морщась при каждом толчке. — Мне, конечно, простятся все грехи за эту муку. Крестоносцы вот хвалятся, что сарацины в святой земле сажают их на кол. Посидели б они на такой скотине! То-то крестьянин сидел на ней боком.
Он попытался сесть боком и сам. По хребет скакуна становился острее с каждым шагом, и как ни садился святой отец, он не мог избавиться от мучений. Тогда отец Тук скинул с себя лохмотья и покрыл ими спину лошадёнки, точно седлом. Нахлёстывая прутиком злополучную клячу, он доехал до перекрёстка, где дорога сворачивала на Сайлс.
Холодный ветер обдувал голую грудь монаха. У него была теперь только одна забота — подтягивать то и дело сползавшее седло. К ночи он подъехал к сторожке Чёрного Билля. Звонкий лай собак встретил его. А яркая луна осветила весёлую картину: на лужайке перед лесной сторожкой, окружённые тесным кольцом собак, лежали два человека: лесничий Чёрный Билль и гонец сэра Стефена. Они не смели пошевельнуться, потому что при малейшем их движении сорок зубастых пастей поднимали грозный храп. Конь гонца, волоча по земле недоуздок, пощипывал травку в придорожной канаве. Отец Тук не спеша натянул плащ на плечи, потом потрепал вожака по шее.
— Дай тебе бог здоровья, Волк! Смирно, собаки! Лежать!.. Тебе, Чёрный Билль, отдохнуть невредно — небось притомился на королевской службе. А тебя как зовут, старина? Как?.. Эдвард из Дэйрволда? Дай сюда мне письмо шерифа… Нету? Что ж, я даром страдал от самого Ноттингема?
Но письмо, конечно, нашлось, как только все сорок псов по слову монаха вскочили со своих мест и застыли, ожидая дальнейших приказаний. Этой минутой воспользовался Чёрный Билль: в два прыжка он очутился на пороге своей сторожки и захлопнул тяжёлую дубовую дверь, прежде чем псы успели ухватить его за пятки.
— Вот уж неприветливый хозяин! — проворчал отец Тук, пряча в карман трубку пергамента. — Ну да не беда, мы скоро будем в Дэйрволде. Помнится, есть там харчевня «Золотой бык». Там и прочтём шерифову грамоту за кружкой доброго эля… Волк, домой! Домой, щенята!.. Ты, старик, шагай куда хочешь, да смотри не путайся под ногами: попадёшься снова — не пощажу!
Он вскочил на лошадь гонца и погнал её к Дэйрволду.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
О том, как отец Тук попадает из огня да в полымя
Богатым все — земля, и лес,
И солнце, и вода.
Но, видит бог, настанет срок -
И сгинут господа.
С четырёх сторон вокруг замка сэра Стефена горели костры. Огненные мошки улетали в ночную темь. Робин Гуд и Билль Белоручка переходили от костра к костру. Вилланы спали у огня на вязанках хвороста, на сене, на сорванных с петель дверях. Но спали не все. Часовые расхаживали между кострами, не спуская глаз с подъёмного моста и стен манора; бодрствовали многие и у костров: кто следил за огнём, кто подковыривал обувь, кто оттачивал на камне железный прут.
— Как же ты раздобыл столько луков и мечей, Белоручка? — окликнул Билля один из парней.
Билль обернулся, и широкая улыбка осветила его лицо. Он узнал в говорившем своего племянника Эльфера. Юноша, голубоглазый и рыжий, был только на пять лет моложе дяди.
— Как ты назвал меня, мальчик? — с напускной строгостью спросил Билль.
— Так, как все мы зовём вожака из Сайлса! — не задумываясь, ответил юноша; он горд был, что, как взрослый, принимает участие в борьбе.
Билль рассмеялся.
— Ну ладно. Зови и ты, как все. О чём ты спросил меня, Эльфер?
— Говорят, ты добыл где-то пропасть луков и мечей. Где ты взял их, дядя?
— Рыцарь один подарил.
— Какой же это рыцарь поможет виллану оружием? Господа всегда стоят друг за дружку. Если бы мы так же дружно держались, от господ давно не осталось бы и на племя. Со всеми бы сладили: головы прочь, а землю себе. Ни тебе барщины, ни податей, ни оброка! Нет, правда, скажи, где ты взял оружие, Билль?
— Любопытен ты, Эльфер, однако. Слыхал про такого рыцаря — сэра Ричарда Ли?
Юноша подался вперёд, отставив в стороны острые локти.
— У сэра Ричарда Ли, что в Вирисдэле?
— Это его совет, — кивнул Белоручка на Робин Гуда, присаживаясь на колоду рядом с племянником. — Знаешь, наш Робин каков: в мишень не промажет, и песню скажет, и с бубном спляшет, и на всякую выдумку остёр. Сэр Стефен кто? Норманн из франкской земли, не так ли? А Ричард Ли?
— Этот — шотландец, — протянул Эльфер. Он с недоверием взглянул на дядю, потом на Робин Гуда, который беседовал с вилланами у соседнего поста. — Ну и что ж из того? Что норманн, что шотландец — оба живут нашим горбом. У норманнов рабы и вилланы — и у наших рабы и вилланы. Правильно я говорю, Скарлет?
Скарлет встал, протирая глаза. Маленький, востроносый, он одет был в лохмотья; на шее блестело широкое медное кольцо, на котором выбито было имя сэра Стефена, потому что Скарлет был рабом.
— Чего тебе, Эльфер?
— Ты скажи мне, кого лучше иметь господином: норманна или шотландца?
Скарлет запустил палец между кольцом и шеей и усмехнулся.
— Хочешь дать мне другого хозяина? Так, по мне, уж лучше совсем без ошейника.
— Вот и я говорю, — сказал Эльфер, — что проказа, что чёрная оспа — всё равно от чего помирать. Сэр ли Стефен или сэр Ричард Ли…
— Постой, мальчик, это всякому ясно, — перебил его Билль. — Речь идёт не о том. Шотландский рыцарь норманнскому враг. Почему? Потому что норманны пришли из-за моря и отняли у наших господ всю землю, какая получше, и нашего брата в придачу. Робин и говорит: если мы дерёмся с норманном, нам шотландец поможет. Ну, думаю, была не была! И отправился к сэру Ричарду Ли. А тот, как услышал, что мы обложили зАмок, повёл меня в оружейную и сам отобрал для нас тридцать луков с колчанами и двенадцать мечей!
Так сказал Билль, и, едва он вымолвил это, Эльфер схватил его за руку.
— Дай же мне меч, дядя! У меня только тупая коса!
— Мечи — часовым. Пойди скажи, чтобы дали тебе лук: я знаю, стрелять ты мастер. А меч добывай-ка сам.
Билль Белоручка с Робин Гудом двинулись дальше. Издалека ещё они услыхали громкие голоса. Тут никто не спал, все сгрудились вокруг косоглазого, чёрного, как жук, человека. Он говорил, размахивая факелом, и густая копоть кувыркалась над его головой.
— Сорную траву надо вырвать с корнем! Мы разбили змеиные яйца, но змеи остались. Они положат новые, нам на погибель!
— Правильно! Правильно говорит косоглазый! Пусть не останется тут ни одного писаки, который умеет вписывать в жёлтый пергамент нашу судьбу!
— Ты не знаешь, кто этот парень? — спросил Робин Гуд Белоручку. — Я не видел его ни в Сайлсе, ни в Вордене.
— Идёмте в харчевню «Золотой бык»! — кричал косоглазый. — Там сидит монах, который немало на своём веку перепортил телячьей кожи. Клянусь святым Дунстаном, это пёс сэра Стефена!
Вилланы бросили костёр и кинулись в темноту. Робин Гуд и Билль Белоручка задержались, чтобы остановить часовых, которые, выхватив из ножен мечи, побежали следом за толпой. Вдали, прыгая из стороны в сторону, уходил в темноту факел косоглазого; он и вовсе пропал в ночи, и только далёкий гул голосов доносился из мрака, когда Робин Гуд с Белоручкой бросились догонять толпу.
Запыхавшись от быстрого бега, они остановились у входа в харчевню. Дверь распахнута была настежь, но вилланы запрудили проход: не всем удалось протиснуться вперёд, и каждый старался через головы других увидать, что происходит в харчевне. В темноте и давке никто не заметил, что пришли вожаки.
— Вот монах, вот лютый волк, который прикинулся овцой! Бейте его! — долетел до Робина чей-то голос.
Робин пробрался вперёд и увидел за широким столом бродягу-монаха, толстого и широкого в плечах. Десяток дюжих рук схватили его, но монах и плечом не повёл, чтобы освободиться. Рядом с ним стоял косоглазый, которого удерживал Скателок.
— Бейте его! Выпустим кишки из толстого брюха! — кричали вилланы со всех сторон, и только теснота мешала им пустить в ход оружие.
Скателок что-то кричал, но его голоса не было слышно. Чернобородому удалось отшвырнуть его от себя, и в ту же минуту он выхватил у монаха из-за пазухи пергаментный свиток.
— Глядите, глядите! Он везёт сэру Стефену письмо от шерифа!
Острая жердь упёрлась в рёбра монаху, чьи-то пальцы сдавили ему шею. Робин Гуд рванулся вперёд, но тут монах вскочил с моста. Нападавшие скатились с него, как гончие псы с затравленного кабана.
— Берегись, Чёрный Билль! — крикнул он, и тяжёлый дубовый стол опрокинулся, на мгновение загородив тучное тело монаха.
Бочка с вином закачалась над головой толстяка.
— Не жалко вам, христиане, божьего дара? Этой бочкой я прихлопну десяток из вас, и нам нечем будет опохмелиться на ваших поминках!
Круг раздался при этих словах: монах играл в воздухе бочкой, как лёгким поленцем. Все притихли. И тут раздался громкий окрик Робин Гуда:
— Не трогать монаха, ребята! Поглядите прежде, что за грамоту он везёт!
Бережно опустил монах на пол бочку. Между тем Скателок вырвал пергамент из рук косоглазого и вскочил на скамью.
— Бараны! Чтоб вас разорвало на части! Чтоб дьявол дубил вашу шкуру! Горелые пни! Огородные пугала! Разве же можно так? Ах, чтоб вас громом убило! Понимаете вы, безмозглые твари, покарай вас святой Вульфстан и Вольфхэд…
Он размахивал над головой пергаментным свитком, но ничего толкового не мог произнести, потому что ругательства и проклятья сыпались у него с языка, как горох.
Монах был, пожалуй, спокойнее всех. Он слушал, слушал, как бранился виллан, и вдруг звонко расхохотался.