И Робинзон нажал на курок. Из ствола вырвался пучок пламени. Раздался громовой выстрел. И один из дикарей, дернувшись на бегу, упал ничком в песок. Второй пригнулся и зажал уши руками. Его оглушил гром выстрела. А главное, он не понимал, кто и как убил его приятеля. Беглец тоже рухнул на землю и застыл без движения почти у ног Робинзона.
Дикари у костра вскочили и уставились в небо, не понимая, откуда гремел гром. Робинзон понял, что опешивший дикарь вот-вот придет в себя и пустится наутек. Стоит ему указать на увиденное им странное существо в меховой одежде, и вся кровожадная толпа кинется на него. Раздался еще один выстрел, и второй дикарь упал на песок, раскинув руки.
Робинзон лихорадочно перезаряжал ружье, когда увидел, как дикари кинулись спускать лодки на воду. Два грома подряд с чистого неба показались им ужасным предзнаменованием. Божество острова почему-то разгневалось. Еще мгновение, и длинные пироги уже резали спокойную воду залива. О своих пропавших товарищах дикари и не вспомнили.
Теперь Робинзон обратил внимание на беглеца. Тот так и лежал, не шелохнувшись и уткнувшись лицом в песок. Не умер ли он со страху?
Приблизившись, Робинзон чуть легко тронул его за плечо. Дикарь поднял голову. Глаза его были наполнены ужасом. Ведь он видел, как из длинной-длинной руки этого божества вылетал огонь, и этот огонь убил человека на расстоянии! Ужасно божество, которое плюется огнем из руки! Робинзон положил ружье на землю и знаками дал понять парню, что ему нечего бояться. Но того начала бить крупная дрожь. Он вдруг поцеловал землю, обхватил колени Робинзона и что-то залопотал. Из всего этого Робинзон понял только одно – спасенный дикарь теперь отдается ему в руки, считая себя пленником, с которым поступят так же, как и прежние его враги.
Робинзон широко улыбался, показывал повернутые вверх раскрытые ладони, стараясь убедить обезумевшего юношу в своем миролюбии.
– Друг, друг! – ласково говорил Робинзон, забыв, что дикарь не понимает его языка.
В ответ юноша быстро-быстро заговорил. Из его горла вырывались певучие звуки, совсем не похожие на те гортанные выкрики, что издавали дикари у костра. Для Робинзона звук человеческого голоса был слаще музыки. Поняв, что никакими силами дикаря невозможно будет заставить идти за ним, Робинзон повернулся к охваченному священным ужасом юноше спиной и, поманив его за собой, направился к своему убежищу. Не оглядываясь, он слышал позади робкие шаги. Дикарь тянулся следом, будто собачонка на поводке.
Кажется, вчера еще представлявшийся совершенно невозможным план начинал сбываться.
Глава восемнадцатаяПЯТНИЦА
Вдруг Робинзон остановился. Он вспомнил, что убитые дикари остались лежать на песке. Решительно повернувшись, он двинулся назад. Нехорошо оставлять тела не похороненными. Лопаты у него с собой не было. Робинзон подобрал какой-то сук и принялся ковырять сырой песок. Его новый слуга оказался смышленым. Он упал на колени и, быстро-быстро работая широкими ладонями, как лопатами, выкопал достаточно глубокую яму. Так же ловко он стащил туда тела убитых и забросал их песком.
Как ни странно, это его успокоило. Он поднял на Робинзона взгляд своих чуть выпуклых больших фисташковых глаз, в которых уже не было страха, и улыбнулся. Сверкнули необыкновенно белые крупные зубы. Робинзон дружески кивнул ему и, ткнув себя в грудь, громко и четко произнес:
– Робинзон!
Потом он коснулся пальцем груди юноши и вопросительно глянул на него. Тот смущенно улыбался, не понимая, чего от него хотят. Робинзон еще несколько раз потыкал пальцем то себя в грудь, то в крепкую грудь своего нового слугу или будущего товарища. Ничего.
«У него наверняка какое-нибудь замысловатое имя, которое не запомнишь и не выговоришь», – подумал Робинзон.
Надо было самому придумать имя. Год за годом, месяц за месяцем Робинзон на потемневшем от дождей столбе отмечал зарубками прожитые на острове дни. Он даже как настоящий, аккуратный англичанин запоминал и дни недели. Сегодня была пятница.
«Вот подходящее имя! – обрадовался Робинзон. – И к тому же я буду помнить этот счастливый день, когда кончилось мое одиночество!»
И он, в который уже раз, принялся втолковывать хлопавшему глазами юноше, продолжая твердить, как попугай:
– Робинзон! Пятница! Робинзон! Пятница! Робинзон! Пятница!..
И вдруг услышал в ответ:
– Ропин-сон! Пяти-ца!
Робинзон даже рассмеялся от радости. Его усилия не прошли даром. Уже через несколько минут парень откликался на придуманное ему имя. Почтительно указывая на Робинзона длинным пальцем с блестящим лиловым ногтем, он отчетливо выговаривал:
– Ропин-сон!
Придя домой, Робинзон первым делом налил в глиняный кувшин молока, обмакнул туда лепешку и отпил глоток. Потом протянул угощение Пятнице. Тот недоверчиво заглянул в кувшин и отпил немного. Робинзон тем временем с любопытством разглядывал его. Юноше на первый взгляд было лет двадцать. Стройный, высокий, он вовсе не производил впечатления злобного и свирепого дикаря. Длинные, прямые, а не курчавые, как овечья шерсть, волосы. Приятный овал мужественного и открытого лица. Кожа его была чуть смуглой, оливкового оттенка.
Время на острове, как давно уже было ясно, делилось не на часы и дни, а измерялось чередой годов. Любое дело, всякая затея для Робинзона могли исполниться и сегодня, и через год. И это для него уже было привычным. Поэтому обучение Пятницы, требовавшее неимоверного терпения, не тяготило Робинзона. Старательный юноша разучивал слова и навсегда, казалось, затверживал не только как они произносятся, но и к чему относятся тоже.
Обучение Пятницы превратилось для Робинзона в настоящее развлечение. Он подумал, что, пожалуй, неправильно будет, если Пятница станет называть его по имени. И первое слово, какое выучил юный слуга, стало «господин». И у них вскоре завязались, можно сказать, почти дружеские отношения преданного слуги и доброго хозяина. Пятница старательно исполнял все работы по дому. Он научился доить коз, вскапывал ячменное поле, молол зерно тяжелым каменным пестиком. И все ему давалось легко, играючи. Робинзон не мог нарадоваться на своего молодого товарища.
Наконец он смог узнать и о том, что произошло у костра.
– Была война. Большая война, – с трудом объяснял Пятница. – Я плен. Враги едят врага. Так всегда.
Он удивился, когда Робинзон, с отвращением поморщившись, растолковал ему, что это очень плохо. Люди не должны есть людей.
– Пятница не ест господина! – заверил он Робинзона, ударяя себя в грудь в подтверждение искренности своих слов.
Робинзону оставалось только рассмеяться в ответ. Многому он научил Пятницу. Но, как ни старался, не мог объяснить, что такое ружье. Для Пятницы эта штука оставалась настоящим, грозным божеством. И когда Робинзон брал его с собой на охоту, при каждом выстреле Пятница словно забывал все, чему его учили, и превращался в прежнего дикаря. Он падал ниц и дрожащим голосом шептал:
– Бог Ружо гневается Пятницу!
Робинзон отчаялся переубедить его, а потом решил, что страх юного дикаря перед ружьем в случае чего спасет и его самого.
Глава девятнадцатаяПОСТРОЙКА ЛОДКИ
С первого же дня появления Пятницы в голове Робинзона снова забрезжила надежда на избавление. Впрочем, он никогда и не забывал свою неудачу с лодкой. Теперь, когда появилась еще одна пара молодых, крепких рук, он воспрянул духом. К тому же Пятница наверняка видел и знает, как мастерятся дикарями их отличные пироги.
Робинзон растолковал своему верному слуге… Или товарищу? Он так и не решил, как относиться к Пятнице. Тот был, конечно, дикарем со своими представлениями о том, что можно и чего нельзя, и похож скорее на ребенка, чем на взрослого парня. Но Робинзон так к нему привязался, что в глубине души считал его другом, равным себе.
Итак, он посвятил Пятницу в свой план построения лодки. Тот был в восторге.
– Господин увидит мой дом, отец, всех! – танцевал он, прихлопывая в ладоши.
Наивный Пятница вообразил, что они поплывут на его родной остров. Он и представить себе не мог, что где-то за большой водой существует целый мир, неведомый ему. Робинзон до поры до времени решил не разочаровывать Пятницу, да и объяснить ему все вряд ли было бы возможно. Зато этот крепкий парень так горячо взялся за дело, что все кипело в его руках.
На этот раз Робинзон уже не допустил своего давнего промаха. Он искал дерево, которое росло бы так близко к берегу, что столкнуть готовую лодку в воду не составило бы труда. Выбор дерева он предоставил Пятнице, который понимал в этом толк. И тот вскоре отыскал то, что нужно. Правда, Робинзон так и не узнал, как называется это дерево. Название, которое произнес Пятница, он даже и выговорить не смог бы, а тем более запомнить. Разобрать он сумел только пару гортанных звуков. Впрочем, все это было не важно.
Пятница хотел выжечь внутренность колоды, как это делали дикари. Но Робинзон показал ему, как можно орудовать топором и стамеской. Смышленый Пятница быстро освоил эти плотницкие инструменты и вскоре так ловко вытесывал топором борта лодки, что Робинзон только диву давался.
Отличная лодка была готова очень быстро. Робинзон заранее поставил ее на бревнышки, служившие катками. Вдвоем они легко подкатили, а потом и спустили лодку на воду. Теперь Робинзон затеял ладить неведомые Пятнице снасти, необходимые для дальнего путешествия. Он поручил юноше вытесывать из молодого ствола мачту, а сам принялся за паруса. У него оставались еще обрывки старых парусов. Не все же пошло на навес и палатку! Но повозиться пришлось изрядно. Сшивал Робинзон лоскуты козьими жилами вместо ниток. Зато шитье получалось необыкновенно прочным, способным противостоять будущим бурям и шквальным ветрам.
Наконец все было готово – и тройной парус, и руль, прилаженный на корме судна. Надо было готовиться к отъезду. И Робинзон стал составлять список вещей, необходимых в долгом и трудном пути. Он, конечно, не собирался на этом утлом суденышке доплыть до самой Англии. Но твердо рассчитывал на встречу с большим морским кораблем.