– И все-таки я не хотел делать это исправление. Если бы леди Глэдис хотела забыть, все было бы просто и без риска. Но она с силой и злобой желала знать о этом деле. Ей досадно, что она не сыграла в нем большой роли. Поэтому я вынужден был рвать связки солидной интенсивности.
– Это было необходимо, друг Жискар.
– Однако возможность причинения вреда в этом случае все-таки была. Если представить связующие силы в виде тонкого эластичного шнура – неудачная аналогия, но другой не придумаешь – тогда обычные торможения, с которыми я имею дело, так тонки, что исчезают при моем прикосновении. Но мощная связующая сила щелкает и отскакивает, когда рвется, и отскочивший конец может ударить по другим, совершенно не относящимся сюда связующим силам, ударить и захлестнуть, безмерно усилив их. В этом случае человеческие эмоции и отношения могут неожиданно измениться, и это почти наверняка приведет к вреду.
– У тебя впечатление, что ты повредил леди, друг Жискар?
– Думаю, что нет. Я был исключительно осторожен, я работал все то время, пока мы разговаривали. Спасибо, что ты позаботился принять на себя главный удар в разговоре и сумел не попасться между полуправдой и неправдой. Но, несмотря на всю свою осторожность, я пошел на риск, и меня удручало, что я сознательно рисковал. Это было так близко к нарушению Первого Закона, что требовало от меня исключительных усилий. Я уверен, что не был бы способен сделать это, если бы…
– Да, друг Жискар?
– Если бы ты не разъяснил мне свой взгляд на Нулевой Закон.
– Значит, ты принимаешь его?
– Нет, не могу. А ты можешь? Встав лицом к лицу с возможностью нанести вред индивидуальному человеческому существу или допустив, чтобы ему был причинен вред, можешь ли ты допустить этот вред во имя абстрактного человечества? Подумай!
– Не уверен, – сказал Дэниел дрожащим голосом, сделал паузу и продолжил с усилием: – Мог бы. Только лишь концепция подталкивает меня… и тебя. Она помогла тебе рискнуть внести исправления в мозг леди Глэдис.
– Да, это верно, – согласился Жискар, – и чем больше мы думаем о Нулевом Законе, тем больше он подталкивает нас. Интересно, может ли он сделать это в крайнем случае? Может ли он помочь нам пойти на риск, более широкий, чем мы обычно рискуем?
– И все-таки, я убежден в ценности Нулевого Закона, друг Жискар.
– Наверное, и я был бы убежден, если бы мог определить, что мы понимаем под «человечеством»?
Помолчав, Дэниел сказал:
– Разве ты не принял Нулевой Закон недавно, когда остановил роботов мадам Василии и стер из ее мозга знание о твоих умственных способностях?
– Нет, друг Дэниел, не совсем так. Я пытался принять его, но не по-настоящему.
– Однако твои действия…
– …были продиктованы комбинацией мотивов. Ты говорил мне о своей концепции Нулевого Закона, и она показалась мне имеющей некоторую ценность, но не достаточную, чтобы зачеркнуть Первый Закон или даже зачеркнуть сильное использование Второго Закона в приказах мадам Василии. Затем, когда ты обратил мое внимание на приложение Нулевого Закона к психоистории, я почувствовал, что сила позитронной мотивации становится выше, но все-таки не настолько высокой, чтобы перешагнуть через Первый Закон или даже сильный Второй.
– Но ты свалил мадам Василию, – прошептал Дэниел.
– Когда она приказала роботам демонтировать тебя, друг Дэниел, и показала явные эмоции удовольствия, беспокойство о тебе, добавленное к тому, что уже сделала концепция Нулевого Закона, вытеснило Второй Закон и стало соперничать с Первым. Комбинации Нулевого Закона, психоистории, моей преданности леди Глэдис и твоей беды продиктовало мне действия.
– Моя беда вряд ли могла воздействовать на тебя, друг Жискар. Я всего лишь робот. Она могла бы повлиять на мои собственные действия по Третьему Закону, но не на твои. Ты без колебаний уничтожил надзирательницу на Солярии и мог бы наблюдать за моим уничтожением без каких-либо действий с твоей стороны.
– Да, друг Дэниел, и обычно так бы и было. Однако твое упоминание о Нулевом Законе уменьшило интенсивность Первого Закона до ненормально низкой цены. Необходимость спасти тебя была достаточной, чтобы отринуть все остатки Первого Закона, и я… действовал соответственно.
– Нет, друг Жискар. Перспектива вреда для робота вовсе не могла волновать тебя. Она ни в коем случае не могла бы способствовать нарушению Первого Закона, разве что ослабить его действие.
– Как ни странно, друг Дэниел, но я не знаю, как это получилось. Может, потому, что, как я заметил, твоя манера мыслить все больше и больше напоминает человеческую, но… в тот момент, когда роботы направились к тебе, а леди Василия излучала дикую радость, мои позитронные связи реформировались аномальным образом. В этот момент я думал о тебе как о человеке и действовал соответственно.
– Это было неправильно.
– Я знаю. И все-таки… и все-таки если бы это случилось снова, я уверен, что появилось бы снова то же аномальное изменение.
– Очень странно, – сказал Дэниел, – но слушая тебя, я чувствую, что ты поступил правильно. Случись обратная ситуация, я почти уверен, убежден, что тоже… тоже думал бы о тебе как о человеке.
Дэниел медленно и нерешительно протянул руку. Жискар неуверенно посмотрел на нее и так же медленно протянул свою. Их пальцы встретились… и мало-помалу роботы пожали друг другу руки, как настоящие друзья, какими они и называли один другого.
Глэдис огляделась, скрывая любопытство. Она впервые была в каюте Диджи Каюта была заметно роскошнее, чем новая, предназначенная для нее. Экран был более тщательной отделки, была тут сложная система ламп и контактов, которая, как подумала Глэдис, служила Диджи для связи со всем кораблем.
– Я почти не видела вас после отъезда с Авроры, Диджи, – сказала она.
– Польщен, что вы заметили это, – ухмыльнулся Диджи. – Сказать по-правде, Глэдис, я это тоже заметил. Вы выпадаете из целиком мужской команды.
– Не слишком лестная причина, чтобы скучать по мне. Дэниел и Жискар тоже выпадают. Вы и по ним соскучились?
Диджи оглянулся.
– Я так мало скучаю по ним, что только сейчас заметил их отсутствие. Где они?
– В моей каюте. По-моему, глупо таскать их с собой в ограниченном пространстве корабля. Они, похоже, даже рады были предоставить меня самой себе, и это удивило меня. Впрочем, нет, если подумать. Ведь я довольно резко приказала им остаться.
– Не странно ли? Аврорцы никогда не ходят без своих роботов. Я уже это усвоил.
– Ну и что же? Когда я впервые приехала на Аврору, я училась переносить реальное присутствие людей, поскольку солярианское воспитание не подготовило меня к этому. Научиться быть временами без своих роботов, когда я среди поселенцев, будет, вероятно, менее трудно.
– Прекрасно. Признаться, я предпочитаю быть с вами без устремленных на меня блестящих глаз Жискара и еще больше – без вечной улыбки Дэниела.
– Он вовсе не улыбается.
– А мне кажется, что у него чуть заметная, весьма неопределенно-распутная улыбка.
– Вы спятили. Это совершенно чуждо Дэниелу.
– Вы не приглядывались к нему, как я. Его присутствие сдерживает и заставляет меня вести себя как полагается.
– Что ж, надеюсь, что это так.
– Вам нет необходимости надеяться так подчеркнуто. Но это пустяки. Извините меня, что я мало виделся с вами после отъезда с Авроры.
– Вряд ли стоит извиняться.
– Думаю, что стоит, раз вы заговорили об этом. Но позвольте мне объяснить. Мы были настороже. Были уверены, что нас станут преследовать аврорские корабли.
– Я бы подумала, что они рады избавиться от поселенцев.
– Конечно, но вы-то не поселенка, и они могли не хотеть выпустить вас. Они так старались вытащить вас с Бейли-мира.
– Они и вытащили. Я доложила им обо всем.
– И ничего больше они от вас не хотели?
– Нет, – она нахмурилась, пытаясь вспомнить что-то, вдруг кольнувшее ее память, но так и не вспомнила: – Нет.
– Не очень понятно, что они не делали попыток задержать вас ни на Авроре, ни когда мы готовились оставить орбиту. Мне как-то не верилось, но скоро мы сделаем Прыжок, и после него никаких неприятностей не должно быть.
– А почему у вас чисто мужской экипаж? На аврорских кораблях смешанные команды.
– На поселенческих тоже. На обычных. А это торговое судно.
– Какая разница?
– Торговля связана с опасностью. Жизнь грубая, готовая ко всему. Женщины на борту создавали бы проблемы.
– Вздор! Какие проблемы создаю я?
– Не будем спорить. Такова традиция. Мужчины не возражают.
– Откуда вы знаете? Вы пробовали иметь смешанный экипаж?
– Нет. Но с другой стороны, нет вереницы женщин, умоляющих принять их на мой корабль.
– Но я здесь. И рада этому.
– К вам отношение особое. И кабы не ваши заслуги на Солярии, здесь было бы много неприятностей. Фактически они и были. Ну, ладно, это неважно. Ровно через две минуты мы делаем Прыжок. Вы никогда не были на Земле, Глэдис?
– Нет, конечно.
– И не видели Солнца – не солнца вообще, а Солнца?
– Нет. Впрочем, видела в исторических фильмах, но, думаю, в них показывали не настоящее Солнце.
– Уверен, что не настоящее. Если вы не против, приглушим свет в каюте.
Освещение погасло, и Глэдис увидела на обзорном экране звезды, более яркие и чаще разбросанные, чем в небе Авроры.
– Мы по ту сторону планетарного плана, – сказал Диджи. – Хорошо. Чуточку рисковали: мы должны были быть дальше от аврорской звезды перед Прыжком, но слегка поспешили. Вот Солнце.
– Вы имеете в виду ту яркую звезду?
– Да. Что вы о ней думаете?
Глэдис хотелось сказать: «Ну, звезда, как звезда», но она сказала:
– Очень впечатляющая.
– Не просто впечатляющая, – сказал Диджи. – В Галактике нет ни одного поселенца, который бы не считал ее своей. Излучение звезд, освещающих наши родные планеты, как бы взято взаймы, арендовано для пользования, но только. А здесь – настоящее излучение, давшее нам жизнь. Эта звезда и планета Земля, вращающаяся вокруг нее, объединяет нас всех. А вы, космониты, забыли Солнце, поэтому вы далеки друг от друга и долго не просуществуете.