Нас ругали за аполитичность. Припомнили заодно сбор макулатуры в прошлом месяце, когда наш класс по документам сдал бумаги больше, чем вся школа, вместе взятая, включая наш класс. Генка предложил брать потихоньку из общей кучи связки с макулатурой и сдавать их ещё раз и ещё раз. Их честно взвешивали. И записывали. Но когда перемеряли всю кучу, то долго не могли понять, как такое произошло. Вычислили наш класс, просуммировав сданное по фамилиям каждого класса. И вычислили самого Генку, который «сдал» самое нереальное количество макулатуры. Щука требовала, чтоб его исключили из комсомола. Комсорг школы не стала ей напоминать, что он единственный не комсомолец в школе. Он не вступал «принципиально». Но отдуваться приходилось за это всему классу: мы говорили комсоргу школы, что Генка не готов, он недостоин, мы его не рекомендуем. И она на время закрывала глаза на подобное безобразие.
В смотре строя и песни нам дали последнее место. «Зарница» закончилась. От Родионова не было никаких известий. Я сама не знала, почему я так упорствовала. Но я его упрямо ждала.
Русик смастерил биокруг. Очень простое устройство: кольцо из полоски бумаги с бумажной перемычкой по диаметру. Оно осторожно надевается на стоящую вертикально иглу так, чтобы находилось в равновесии. Как только к этой конструкции подносишь ладони, кольцо начинает вращаться. У меня оно крутилось в одну сторону, у Русика в другую. У его жены вообще начинало в одну, замедлялось и меняло направление на противоположное, что объяснялось, согласно статьям, которые перевёл Русик, нашими разными биополями.
Мы наигрались, пришло время задуматься. «Гм,— Русик то приближал руки к биокругу, то удалял до полной его остановки.— Ну и почему это не может вызываться тепловыми эффектами? Как будем их исключать?» К моей гордости, мысль о вакуумном колоколе пришла к нам в головы одновременно.
На следующий день в школе я просто сгорала от нетерпения. Как же долго иногда тянутся уроки. Наконец мы встретились в школьной лаборантской кабинета физики и провели долгожданный эксперимент. Первый, контрольный,— без колокола. Круг вертелся, и по-разному. Под колоколом, сколько я ни прижимала ладони к стеклянной поверхности, биокруг не шелохнулся. У Русика тоже. Без колокола он завертелся опять.
«Какой вывод?» — усмехнулся Русик.
«Биополя в стекле или вакууме не распространяются!» — мне не хотелось смириться с мыслью, что биополей вообще не существует. Ну что ж он смеётся, неужели он сам не расстроился?
Наш класс, наверное, простили за попытку срыва важного политического мероприятия «Зарница». А может, дали шанс исправиться. Поскольку именно нам поручили выделить из своих рядов двух комсомольцев для проведения новогодних утренников в школе. С кандидатурой Деда Мороза решилось всё быстро. Кто, как не Пашка — самый красивый, самый высокий, самый обаятельный блондин нашей школы? Снегурочка? Класс обернулся, прозвучала моя фамилия. У меня сердце чуть не выпрыгнуло из груди. С Пашкой! Вдвоём! Столько времени вместе! Да это же просто мечта любой девушки нашей школы. Ох уж эта моя манера за грубостью скрывать смущение. «С Пашкой? Да ни за что!» — выпалила я. Тут же вызвалась претендентка на роль Снегурочки. Она сама попросилась. Увы, никто не стал меня уговаривать. Перед физкультурой в раздевалке девчонки посмеивались надо мной: «Как же ты такую возможность упустила?» «Снегурочка» смотрела гордо. «Очень мне надо!» — я гордо вздёрнула нос, тщательно маскируя досаду.
На зимних каникулах от Родионова известий всё ещё не было. В первый день школьных занятий ко мне подошёл Вошик. Мы с ним в последнее время незаметно для себя подружились. Началось всё с обсуждения олимпиадных задач. Потом стали делиться книгами, которые читали. Я ему вручала «Чайку» Ричарда Баха или «Степного волка» Гессе со словами: «Обязательно прочти!» — а он мне Жоржа Амаду и тоже требовал обязательного прочтения и обсуждения. Я его сводила в городской музей. А он мне подарил набор открыток с репродукциями Рериха. Так и не признался, где достал.
Вошик потоптался и сообщил, что занимается математикой с Лисовским. Я знала, кто это такой. Бывала в прошлом году у него в школе в его математическом кружке. Хороший математик, но не Родионов. Считался одним из лучших в городе. Вошик довольно решительно заявил мне, что я сегодня иду с ним к Лисовскому. Никаких возражений слушать не стал. Он, мол, ему про меня всё рассказал, Лисовский предлагает позаниматься со мной, всего лишь пока Родионов отсутствует. Вошик сыпал доводами. «Тебе понравится, мне ж нравится. А если нет, то никто не заставляет». Потом перешёл на умоляющий тон. «Попробуй». И я согласилась. Попробовать.
Кроме Вошика, у Лисовского сидели ещё два ученика. Уж не знаю, что им наплёл про меня Вошик, но парни уставились на меня с нескрываемым интересом. Симпатичные кареглазые брюнеты. Я растерялась. А тут ещё и Лисовский начал меня обихаживать, объяснял, как он ценит Учителя. Именно так он называл Родионова. Как рад помочь, поработав с его ученицей во время болезни Учителя. Я знала, что я умею краснеть. Но уши горели огнём так сильно у меня первый раз в жизни. Я плюхнулась на стул и закрылась тетрадкой. Не помню, показала ли я чудеса математической смекалки, боюсь, что нет — задачки мы решали не просто сложные, а изощрённые, из вступительных мехмата МГУ. Вошик кивал мне ободряюще, кивал. И вдруг улыбнулся... с нежностью. Какие уж тут задачки!
Вошик увязался меня провожать. Я думала, что он что-нибудь скажет, а он молчал. Так молча и ехали на задней площадке полупустого троллейбуса. Вошик отказался зайти в гости и убежал. А я проворочалась полночи. Мне не понравился Лисовский. Он, конечно, умный. Но он сначала посадит в лужу, покажет своё превосходство. А зачем? Что он сам умеет решать задачи, и так понятно: у него гораздо больше опыта, чем у нас. Потому мы и пришли к нему учиться. И теории он практически не даёт. Только натаскивает на решения. Я не хочу с ним заниматься! Но как же... Вошик? Ходить к Лисовскому значит, что Вошик будет провожать каждый раз, я в этом уверена.
Когда мама увидела Вошика первый раз, она сказала мне: «Смотри не влюбись». Я тогда страшно удивилась. Во-первых, как можно влюбиться в парня с такой смешной наружностью, что не взглянешь без улыбки? Во-вторых, как она может такое предполагать, когда он только что довёл её до белого каления своими рассуждениями? Она вздумала что-то говорить о том, что мы молоды, у нас всё впереди, все дороги открыты, и мы должны приложить усилия для достижения своего счастья. Стандартные такие, взрослые слова. А Вошик передёрнул плечами: мол, познать Вселенную — это счастье. Но сделать это можно без всяких усилий и даже без желания. Вот села ему на городском ставкé божья коровка на руку и долго не улетала. Он получил в маленькой букашке всю Вселенную и насладился счастьем даром. Даром! Мама тогда просто захлебнулась в безуспешных возражениях.
Вошик быстро стал любимцем всего класса. Если он отсутствовал, то уроки казались невыносимо скучными. А учителя, даже если он им и не нравился, признавали в нём «яркую индивидуальность». Хотя один раз чуть не выгнали из школы. За игру на скрипке на крыше жилого дома и последующий привод в милицию, которую вызвали соседи. Почему-то именно моя мама из всего родительского комитета отправилась на педсовет его защищать. И отстояла его право продолжать учёбу в нашей школе, несмотря на то, что на педсовете он даже прощения толком не попросил, не пообещал исправиться.
Может, я действительно влюбилась? Мне с ним интересно. Впервые мне всё равно, как парень выглядит внешне. Только к Лисовскому я больше не пошла.
Наверное, наши Снегурочка с Дедом Морозом имели грандиозный успех. Иначе непонятно, почему очередное мероприятие опять поручили нашему классу. Организацию ежегодного вечера встречи выпускников.
Мы сами с нетерпением ждали выпуска, уже предвкушая настоящую жизнь. А тут надо развлечь тех, кто давно самостоятелен. Напомнить о школе и любимых учителях. Но при этом не надоесть, дать пообщаться. Мы неожиданно загорелись этим проектом — идеи сыпались как из ведра. Их было столько, что с лихвой хватило ещё на несколько вечеринок, театральных постановок и викторин уже после очень удачного вечера встречи выпускников. Нас сплотила возможность вслух со сцены шутить, как нам тогда казалось, на грани дозволенного в том обществе.
Одноклассники открывались с неожиданных сторон. Антошка, до вечера встречи ничем вроде бы не выдающийся парень, оказался поэтом и музыкантом. Стихи, как и полагается юному дарованию, он писал тоскливые, глубокомысленные до полной потери смысла. Но каким потрясающим актёром он был! Мы наглядно увидели, что значит перевоплощение. Считалось, что после блистательных Юрского и Миронова других Остапов Бендеров быть не может. Но мы задохнулись от восторга, увидев Антохиного Остапа. С жуликоватыми, а не игривыми движениями и жестоким тяжёлым взглядом настоящего преступника.
В конце зимы позвонил Родионов и вырвал меня из кипящих театральных страстей нашего класса. «Следующее занятие, как всегда, в понедельник»,— будничным тоном сообщил он.
Дверь открыла жена Родионова, радостно улыбаясь всеми своими морщинками. Заботливо помогла мне снять пальто, найти тапочки и потопала на кухню. Оттуда вкусно пахло.
Родионов возвышался на своём обычном месте. Нисколько не изменился. Может, чуть бледнее обычного. Ну и одна штанина была заколота, а рядом стояли костыли. Он ими не воспользовался, ни разу не встал. Учеников больше не было. Ни одного.
«Так, на чём мы остановились?» Родионов пожевал губами и продолжил ровно с того места, где закончил почти полгода назад. Через пять минут я чуть не взвыла. Зануда! Динозаврище непрошибаемый! И это его я ждала, чтоб сидеть сейчас и давиться совершенно простыми и до безобразия скучными графическими решениями систем неравенств? Впрочем, он поймал меня на неаккуратной записи и покачал головой. Посмотрел те задачки из Сканави, которые вызвали у меня трудности, подчеркнул ошибки и оставил решение за мной. Не знаю, бросил ли он курить. Время от времени он грыз пустой мундштук.