Родник жемчужин: Персидско-таджикская классическая поэзия — страница 8 из 20

Об авторе

Сабир Термези (ум. в 1151 г.) – поэт, в пенегириках которого были сильны лирические мотивы.

СтихиПеревод А. Адалис

* * *

Что у тебя взамен лица, глаз и кудрей, красавица?

Раз – это роза, два – нарцисс, а в-третьих –

  амбра славится!

Три формы у твоих кудрей, – и знать обязан

  ученик:

Кривая линия, кольцо и полукруг, красавица!

Три родника в твоих устах сливаются в единый

  миг;

Один – Замзам, другой – Кавсар, а третий – бытия родник.

Весенний ветерок – должник дыханию кудрей твоих,

И мускус и кадильница – лишь должники, красавица!

Дай красный камень сердолик в улыбке алых губ твоих,

Фисташку дай и сахар дай в улыбке алых губ твоих!

Три состояния души познал искатель губ твоих:

Бесславие, безволие, безумие, красавица!

Есть подозрение, что ты, мой друг, ограбила троих;

Луну, и пери красоты, и гурию, – мне жалко их!

Взор – у одной, стан – у другой, у третьей – драгоценный лик:

Ты все их милые черты присвоила, красавица!

Три дома есть: молитвы дом, надежды дом и счастья дом.

Сперва – прийти, взглянуть затем и дать себя обнять потом…

Твои глаза, язык и слух я трижды заклинать привык:

О, посмотри! О, позови! Услышь мой крик, красавица!

Абулькасим Унсури

Об авторе

Абулькасим Унсури (961–1039) – придворный поэт султана Махмуда Газневида (999–1030), автор многочисленных касыд, восхвалявших походы этого грозного завоевателя.

Стихи

* * *

Ее уста, как лепестки росой омытых роз,

Вчера дарили мне ответ на каждый мой

  вопрос.

Сказал я: «Только по ночам очам доступна

  ты?»

Сказала: «Днем встречать лупу еще не

  довелось».

Сказал я: «Кто сокрыл тебя от солнечных лучей?»

Сказала: «Тот, кто сон ночной и у тебя унес».

Сказал я: «Ведь нельзя желать, чтоб ночь как день была!»

Сказала: «Щек не обжигай напрасно током слез».

Сказал я: «Сладок аромат волны густых кудрей».

Сказала: «Амброй напоен поток моих волос».

Сказал я: «Кто зажег огонь на коже нежных щек?»

Сказала: «Сердце и твое его огнем зажглось».

Сказал я: «Глаз не оторву от твоего лица».

Сказала: «На михраб взглянуть другим не удалось!»

Сказал я: «От любви к тебе сгораю в муке я!»

Сказала: «От любви страдать давно уж повелось».

Сказал я: «Где мне обрести моей душе покой?»

Сказала: «Юный лик царя всегда усладу нес».

Перевод И. Гуровой

* * *

Ворон соколу сказал: «Мы с тобой – друзья,

Оба – птицы, кровь одна, и одна нам честь!»

Сокол ворону в ответ: «Верно! Птицы – мы,

Но различье, знаешь сам, между нами есть.

То, чего я не доел, съест и царь земли,

Ты же, грязный трупоед, должен падаль есть».

Перевод П. Гуровой

* * *

Не дивись, что недостойный стал достоинством богат,

Если мужа всех достоинств он назвал своим отцом.

Помни, друг: твоя одежда запах амбры переймет,

Если ты положишь рядом с амбровым ларцом.

Сердцу, алчущему неги, строгих знаний не найти.

Если лбу мила подушка – не дружить ему с венцом.

Нет стране благополучья, царь не ведает побед

Там, где люди, разленившись, ходят с заспанным лицом.

Перевод А. Кочеткова

Убайд Закали

Об авторе

Убайд Закали (1270–1370) – поэт-сатирик, автор также и прозаических произведений. Сатира его была резко беспощадной. Особой популярностью пользуется сатирическая поэма «Кот и мыши».

Кот и мышиПеревод В. Звягинцевой

Имеющий рассудок, слух и знанье,

Сядь и прочти мое повествованье.

С умом следи за этой старой сказкой,

За смыслом, и теченьем, и развязкой.

Мудрец! Не только свету, что

  в окошке:

Прочти рассказ о мыши и о кошке.

А если взору блеск оправы нужен –

Любуйся красотой стихов-жемчужин.

Жил кот. О нем немало шума, звону,

Он был сродни кирманскому дракону:

Грудь – щит, как барабан – живот набитый,

Хвост львиный, нравом – леопард сердитый.

Он не мяукал, а рычал, бывало,

Так, что сам тигр бежал куда попало.

Порою, испугавшись с ним соседства,

И лев от страха обращался в бегство.

Однажды – страсть к мышам тому причиной –

Пошел он на охоту в погреб львиный.

Укрылся за кувшин с вином душистым,

Как вор в пустыне иль саду тенистом.

Вдруг мышка – прыг и, с легкостью мышиной,

Уселась тихо на краю кувшина.

Потом – к вину, – что ни глоток, то слаще!

И пьяная, страшна, как лев рычащий,

Бормочет: «Ой, сверну коту я шею,

Намну бока я наглому злодею!

Кот предо мной, что перед львом собака,

Пусть в бой со мной выходит забияка».

Услышав это, кот схватил беднягу,

В когтях она утратила отвагу.

Как серну леопард, терзал он мышку,

Объял смертельный ужас хвастунишку.

Молила мышь: «Твоей рабой я буду.

Прости мой грех, забудь мою причуду!»

А кот: «Не ври, не напускай туману.

Не внемлю я ни правде, ни обману».

Кот обглодал бедняжку мышь до кости,

Потом пошел в мечеть, к аллаху в гости.

Чуть с лапок смыв следы кровавой битвы,

Стал, как седой мулла, читать молитвы:

«Прости, творец, отныне стану тише, –

Вовеки в зубы не возьму я мыши.

За эту ж кровь невинную, о небо! –

Раздам я беднякам две меры хлеба».

Тут мышка, что скрывалась в тайном месте,

Собратьям принесла благие вести.

«Друзья! Конец делам кошачьим скверным, –

Кот стал отшельником и правоверным.

Он молится, в мечети пребывая,

В раскаяньи слезами грех смывая».

Поверив доброй вести о затишье,

Расправили зверьки плечишки мышьи.

Избрали семерых послов мышиных, –

Старейшин знатных, родовитых, чинных.

Решили в знак любви и уваженья

Коту послать от сердца приношенья.

Одна несет бутыль с вином багряным,

Другая хочет кланяться бараном,

Несут коту огромные подносы –

И финики на них, и абрикосы.

Вот в лапках – сыра круглая головка,

Вот каравай подкатывают ловко.

На голове у мыши миска с пловом,

А у другой кувшин шербета, – словом,

Все, все спешат с подарками, сластями

Предстать перед кошачьими очами.

Пришли и, кланяясь коту учтиво,

Сказали: «О земного мира диво!

Мы принесли дарующему счастье

Достойные души сладчайшей сласти».

И произнес, узрев мышей, котище:

«Хвала аллаху, то не с неба ль пища?!

Я долго был голодным и бессильным,

И наконец-то стол мой стал обильным.

Доныне соблюдал посты я строго

Во имя милосерднейшего бога.

Прошу, поближе поднесите блюда,

Я что-то плохо вижу их отсюда».

Как ветви ивы, мыши задрожали

И, подойдя к коту, хвосты поджали.

Внезапно прыгнув, кот одним движеньем,

Как воин, опьянившийся сраженьем,

Схватил рывком посланников знатнейших,

Всех благородных и старшин старейших…

Когтями двух, двух – лапою другою,

Зубами – пятую… Спина – дугою…

Лишь два мышонка убежать успели,

Чтоб рассказать мышам о страшном деле:

«Что ж вы сидите? Страшная утрата!

Посыпьте пеплом головы, мышата!

Знатнейшие из нас котом убиты,

Кошачьи когти кровью их облиты».

И мыши, в скорби, потеряв надежды,

Все облачились в черные одежды.

И порешили все – бедней не быть им –

С владыкой поделиться сим событьем:

«Пойдем и припадем к престолу шаха,

Не стало мочи жить мышам от страха».

…Мышиный царь сидел в тот миг на троне,

О новом призадумавшись законе.

Вскричали мыши с трепетом сердечным:

«Владычество твое да будет вечным,

О царь царей! Конца нет угнетенью,

Кошачья власть наш день затмила тенью.

Кот с мыши брал по зернышку, бывало,

Теперь и по пяти ему все мало.

С тех пор как стал котище правоверным –

Нас обложил налогом непомерным.

Ну, просто невозможно жить на свете!»

И царь промолвил: «Погодите, дети!

Тирана ждет такое воздаянье,

О коем в мире прогремит сказанье».

И сбор он трубит. Триста тридцать тысяч!..

Из камня бы такое войско высечь!

Сверкают копья. Всюду луки, стрелы, –

Все мыши и воинственны и смелы.

Размахивает копьями пехота, –

Скорее в бой ей ринуться охота.

Войска тянулись, плыли неустанно

Из Решта, из Гиляна, Хорасана.

И мышь одну избрали полководцем,

Чтоб управляла сереньким народцем.

Она сказала:»Мы должны отправить

Гонца к коту, чтоб дело так представить:

«Явись к подножью трона со слезами,

Не то готовься воевать с мышами!»

Посланец-мышь, спеша унять раздоры,

Бежит в Кирман вести переговоры.

Перед котом учтиво мышь склонилась:

«От шаха я, кошачья ваша милость!

Я принесла вам важное известье –

Мышиный царь вам объявляет честью:

«Пади пред нашим троном со слезами,

Не то готовься воевать с мышами!»

Кот отвечал лукаво и туманно:

«Ошибся шах, не двинусь из Кирмана».

Однако сам собрал он втихомолку

Кошачье войско. Глазки щуря в щелку,

Шли, словно вал самума, урагана,

Коты Кирмана, Йезда, Исфагана.

Исход ужасный предрешен судьбою, –