Женя вспыхнула, как если бы Тоня нахлестала ее по щекам. Она невольно прикрыла лицо ладонями.
– Ты уж прости меня, подруга, что я вот так прямо тебе все это сказала, но должен же был кто-то сделать это. Я не понимаю, что такого тебе сделал Борис, за что ты так возненавидела его. Мало того что изменила, так теперь еще и требуешь от него, чтобы он купил тебе дом! С какой стати? Ты вроде бы не дурочка и должна понимать, что даже в случае, если он купит тебе дом, то он будет куплен как бы в браке, и ты не можешь считаться его единственной собственницей. И у тебя, да (!), в собственности есть только твоя квартира. И работы нет, и денег ты не зарабатываешь. Да ты должна быть благодарна своему мужу, что он создал для тебя такие комфортные условия! Огромный дом, полный прислуги, деньги, относительная свобода! Что с тобой не так? Какая тебе нужна свобода? Боюсь подумать, что ты становишься похожа на блудливую жену благороднейшего из людей, брата Бориса, Петра – Наташу… Это она, насколько я помню, жила то с Петром, то с Льдовым, постоянно перепрыгивая из одной постели в другую. И даже рождение маленькой Милы ее не остановило, она нашла себе следующего любовника и вообще забыла о том, что у нее есть семья, ребенок…
Женя слушала Антонину и чувствовала, как прилившая к голове кровь теперь пульсирует в ушах, покалывает щеки. Скажи ей нечто подобное кто-то другой, она фыркнула бы и ушла, хлопнув дверью. Но это была Тоня, ее близкая подруга, которую она после встречи с Наташей почти не видела, и даже звонила все реже и реже. Как если бы чувствовала, что вот именно она-то и не одобрит ее поведение, осудит ее за связь с Журавлевым.
Но ведь именно к Тоне она рванула из дома, когда почувствовала в этом необходимость. Знала, что она ее примет в любом случае. Как понимала, чувствовала, что и Борис, которого она бросила, узнав, где она и у кого, немного успокоится. Он всегда уважал Тоню, ценил ее как человека. Знал, что если Женя у Антонины, то ни с ней, ни с Мишей ничего плохого случиться не может.
Женя хотела ей возразить, рассказать уже более подробно о своих чувствах к Журавлеву, потому что, рассказывая ей чуть раньше о своей жизни, она лишь вскользь упомянула о Павле, надеясь, что подруга нормально воспримет известие об измене, по-женски поймет ее и оправдает. Ан нет, Тоню зацепила эта история, причем сильно. Тоня не Наташа, которая постоянно провоцировала Женю, подталкивая к Журавлеву, мол, ну и что, что ты замужем, бери от жизни все, оставайся с Борисом, но и Павла не отпускай. Наташа… Она, дьяволица, хотела расстроить ее брак с Борисом, это точно. Может, была влюблена в Бориса или просто завидовала Жене, ее браку. Но скорее всего, ни то ни другое, она просто развлекалась, играла людьми, сталкивая их друг с другом и наблюдая за тем, что из этого выйдет. Да, она такая, эта Наташа…
Женя вдруг вспомнила, как подставила ее Наташа во время расследования, как гадко повела себя, разрушив ее план, все испортила![1] И терпеливая Женя не выдержала, поссорилась с ней, оставив на дороге, и долгое время не могла прийти в себя, не могла понять, что побудило Наташу, ее подругу, ставшую к тому времени уже и родственницей, выйдя замуж за Петра, поступить с ней так подло. И вывод, который Женя сделала, удивил и ее саму: получалось, что Наташа просто развлекалась. Сделала это с легкостью, как с легкостью бросила и влюбленного в нее Петра, оставила малышку-дочку и даже не вспоминала о ней.
– Да она сумасшедшая… – Женя, оказывается, произнесла это вслух.
– Так вот смотри, чтобы и ты не уподобилась ей! Женя, я понимаю, Журавлев, может, и красивый мужчина, и он нравится тебе, но…
И Тоня не смогла найти подходящих слов. Не закончила предложение. Фраза повисла в воздухе, но Женя и без того все поняла. Конечно, все правильно. Тоня права. Да и много ли счастья принесли Жене встречи с Павлом? Она всегда была напряжена и каждый раз чувствовала, что поступает дурно. И лишь в редкие мгновенья низкого чувства мести в моменты, когда муж бывал груб с ней, ей помогало сознание измены. Вот только злость на мужа проходила, а злость на себя – нет. И все это замешивалось круче и круче, а ее примитивные фантазии на тему совместного проживания с Журавлевым становились все больше черно-белыми, блеклыми и безрадостными, и тогда ей хотелось вмиг разорвать с ним и даже попросить Реброва сделать все возможное, чтобы Павел перевелся в другое место, чтобы не маячил у нее перед глазами, когда ей в очередной раз предложат поучаствовать в расследовании. Но всякий раз возникающий перед ней Павел делал ее слабой, и ей хотелось быть рядом с ним, хотелось, чтобы он снова заговорил с ней о любви, чтобы обнял ее и поцеловал. И чтобы вся эта радость и наслаждение оставались как бы в одном измерении ее жизни, а жизнь с Борисом – в другом, и чтобы эти измерения не пересекались, чтобы шли параллельно, делая ее вдвойне счастливой. Ведь и с Борисом она провела немало счастливых часов…
– Ладно, Женечка, ты извини меня. Что-то я наехала на тебя. Прости. Но ты знаешь меня, я такой человек – всегда говорю все в лицо. Причем, заметь, я долго молчала на эту тему.
– Так и я тебе ничего не рассказывала, – снова залилась краской Женя.
– Рассказывала. Ты просто забыла. Вот когда у вас с Журавлевым все закрутилось, когда вы поцеловались в парке…
Женя этого не помнила. Получается, что она была в то время не в себе? Влюблена, растревожена? Позвонила подруге, выплеснула все свои чувства, рассказала о Журавлеве и тут же все забыла?
– Ладно. Это твоя жизнь, Женька. И ты сама должна все не только прочувствовать, но и призадуматься. Как тебе лучше? Что ты хочешь? Но мне со стороны тоже видно кое-что…
– И что же ты видишь со стороны? – надулась Женя. – Что?
– Что тебе повезло с Борисом. И будет жаль, если ты сама, своими руками все разрушишь. Сделаешь несчастными всех вокруг себя. Даже меня.
– Но ты-то тут при чем?
– При том, что когда ты расстанешься, не дай бог, с мужем, то сразу же и пожалеешь, и твои глаза сами расскажут мне всю твою тоску… Поняла? Ладно, еще раз прости за откровенность. Давай еще выпьем вина…
– Тоня, я, конечно, эгоистка. Все о себе да о себе. Ты-то как живешь?
Антонина улыбнулась.
– Хорошо. Дети растут. Дом вот купили, никак не нарадуемся. Мама стала чаще бывать, места-то у нас теперь много, у нее своя комната. Она так помогает мне, дети под присмотром. Понимаю, сейчас, может, и некстати так говорить, но я давно уже хотела позвонить тебе и предложить свою помощь в каком-нибудь интересном расследовании. Мама меня отпустит. Можешь не сомневаться. Но теперь, вижу, обстоятельства изменились, и неизвестно, когда ты вернешься к прежней жизни, к Реброву с его задачками.
– Говорю же – запуталась, – проговорила, тяжко вздыхая, Женя. – Может, именно сейчас, когда я оторвалась от Бориса, мне было бы полезно отвлечься на какое-нибудь расследование. Но где сейчас я, а где Ребров. Да и Миша со мной.
– Да уж… – Тоня на этот раз не поддержала Женю. Оно и понятно, Миша еще совсем маленький, ему нет и двух лет. Не вызывать же няню сюда. Хотя…
– Знаешь что? Ты позвони Реброву, поговори с ним. Объясни ситуацию, так и скажи прямо, что у тебя сейчас сложный период и что тебе полезно было бы отвлечься. Может, у него есть для тебя поручения. А Миша… Во-первых, есть моя мама, которая прекрасно справится с ним. А во-вторых, ты можешь попросить свою няню приехать к нам и побыть с ним. Так будет даже лучше, он уже привык к ней. Но судя по тому, в каком ты сейчас находишься состоянии, тебе на самом деле надо что-то делать, а не сидеть на одном месте и киснуть.
Огонь в камине согревал не только застекленную беседку, но и саму Женю, даже не физически, а душевно. Словно слова, произнесенные Тоней и прогретые огнем, успокаивали, убаюкивали.
«Как же хорошо, что ты, Тонечка, у меня есть», – подумала она.
Они выпили еще вина и отправились спать. Жене была отведена комната, где на широкой кровати, в гнездышке, заботливо сотворенном Тоней из одеял, уже крепко спал Мишенька. Женя переоделась в пижаму и прилегла. Будь она в другой ситуации, если бы просто приехала в гости к Тоне, все было бы иначе. И она чувствовала бы себя спокойнее. Но сейчас, даже в этом безопасном месте, в гостеприимном доме, она знала, что не заснет, что будет маяться до утра, думая, как ей жить дальше. Борис прислал еще несколько ссылок на дома в районе Подольска, но она не спешила их открывать, боялась даже представить себе свою жизнь отдельно от него. А ведь еще не так давно она настаивала на этом.
Она лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к дыханию маленького сына, и перед ней проносились сцены совсем недавних событий, как фрагменты богатого на события цветного фильма.
Она не сразу поняла, что стучат в дверь. Открыла глаза и прошептала:
– Да, войдите.
Кто бы это мог быть? Что, если это приехал Борис, Тоня впустила его, сказала, что Женя спит, но он все равно настоял на том, чтобы увидеть ее, подошел неслышно к двери, постучал… Обрадовалась бы она или, наоборот, испугалась? Может, он, разозлившись на нее по-настоящему, приехал и привез документы на развод?
Женя моментально поднялась и села на кровати. Дверь отворилась, и вошла Тоня.
– Это я, не бойся. Слушай, есть разговор.
– Что-нибудь случилось?
– Да, но только не у нас. Я включу лампу?
– Да, конечно!
Тоня, в ночной рубашке, включила лампу и присела на краешек кровати.
– Слушай, мне только что позвонила моя подруга Вика. Вы с ней не знакомы, хотя, может, я и рассказывала тебе о ней. Знаешь, она хорошая, милая… Короче, у нее большие неприятности. Муж выгнал ее из дома с детьми на улицу, представляешь?! Дети маленькие совсем…
– Пьет, бьет? – Женя нахмурилась.
– Да, прямо в точку.
– Что она хочет от тебя?
– Просит забрать ее. Она сейчас у соседки, позвонила с ее телефона. Это просто чудо какое-то, что я взяла трубку. Обычно я не реагирую на незнакомые звонки. Но кто-то мне рассказал недавно историю, как один человек вот тоже не брал трубку, думал, что реклама, банки или мошенники, сама знаешь… А звонила, оказывается, его дочка с чужого телефона, с ней что-то там приключилось. Короче, нельзя постоянно игнорировать незнакомые номера. Словом, я взяла трубку и услышала голос Вики, ее всхлипывания… Муж напился, избил ее, отобрал телефон, ей удалось сбежать к соседке, так этот идиот стал ломиться к ней… Вызвали полицию, а что там дальше было, я не знаю. Но Вика сказала мне, что домой не вернется. Что она боится за жизнь детей. Да и денег нет, детей кормить нечем. Ее муж в свое время вложил деньги в одно предприятие, прогорел, потом его крепко избили на улице, он долгое время лежал в больнице, ну и сломался мужик. Стал пить. Я и раньше говорила ей, чтобы она уходила от него. У нее родители есть, правда живут далеко, в Уфе. Но Вика, как я понимаю, находится в эмоциональной зависимости от мужа, понимаешь? Не может никак от него о