Своим, может, и правдивым, но циничным и безжалостным дополнением к портрету подруги Пирогова уничтожила в череде Жениных представлений о Калининой последние теплые и романтические краски ее образа. Даже трагизм, связанный с ее смертью, куда-то улетучился, уступив место какой-то брезгливости. И это притом что Женя и соседа-то не видела, но вот как-то сразу приняла на веру, что он – человек чуть ли не низшего сорта. И все потому, что не в состоянии подарить красивой женщине бриллианты или квартиру, что способен только починить электропроводку да заменить кран.
Женя ужаснулась своим же чувствам. И потому решила во что бы то ни стало встретиться с Григорием, поговорить с ним об убитой Ларисе и попытаться найти ответы теперь уже на свои вопросы.
Но сегодня она туда не поедет. К встрече надо подготовиться. Позвонить Марине, второй соседке, и постараться выяснить, когда этот Григорий будет дома. Все-таки соседи – золотые свидетели. Зачастую знают о человеке куда больше, чем ближайшие родственники.
Позвонил Борис, сказал, что все его дела на сегодня закончились и они могут пообедать вместе. Добавил, что у него для Жени приготовлен сюрприз.
И вот снова она испытала напряжение. Что за сюрприз? Как-то быстро произошло их перемирие, слишком много нежности было в нем и любви, и Женя испугалась. Что будет теперь? И, задавая себе этот вопрос, она вдруг поняла, чего она точно боится: развода. Боится, что с нежной улыбкой Борис, испытавший много боли из-за ее бегства, мог не простить ее и все это время обдумывал развод и его последствия. И вот теперь с улыбкой положит перед ней какие-нибудь бумаги, вернее всего лишь одну бумагу – заявление о разводе. Это и будет «сюрпризом».
Но что теперь поделаешь?
Женя сказала, что подъедет.
Входила в полумрак ресторана, чувствуя, как у нее зажаты плечи. Никак не могла расслабиться. Вошла, остановилась, чтобы осмотреться. В глубине зала увидела сидящего к ней в профиль Бориса, он был не один, спиной к Жене сидел мужчина.
Она узнала его. И почувствовала, как в глазах ее потемнело. Журавлев.
Что задумал Борис? Решил устроить разборки? Или у нее уже мания преследования? Какая же сильная отрава эти стыд и чувство вины!
– Паша, а вот и Женечка! Привет, моя дорогая! – Борис привстал со своего места, чтобы поцеловать жену.
– Привет еще раз! – довольно спокойно поприветствовал ее Павел. В отличие от нее, он не нервничал, и Женя осторожно предположила, что никаких разборок или серьезных разговоров как бы не предвидится.
– У Паши для тебя припасена настоящая бомба!
Теперь она смотрела Павлу прямо в глаза, как бы спрашивая: что это вы здесь задумали?
– Да ты садись, милая! – Борис отодвинул стул, помогая ей сесть за стол.
– Женя, я встречался с Плоховой.
– Хорошо, – сказала она, не совсем еще осознавая, кто такая Плохова. Понадобилось несколько секунд, чтобы она поняла, что речь идет об уехавшей в командировку женщине-следователе Ларисе Плоховой, той самой красотке, вдохновившей фотографа Лернера, которая оказалась невероятным образом похожа на убитую Лару Калинину. – И как прошла встреча? Она уже вернулась из командировки, да?
– Женя, она никуда не уезжала, просто я хотел сам поговорить с ней, предупредить, что убить хотели, может, ее…
И Журавлев рассказал ей об убийстве какой-то там женщины на даче в Жаворонках, гражданке Погодкиной, ее племяннице с подругой, взятом под стражу пенсионере, которого подозревают в убийстве соседки…
Присутствие мужа мешало Жене сосредоточиться. Подошла официантка, Женя посмотрела на Бориса, чтобы он помог ей с выбором, и он, прекрасно зная вкус супруги, безошибочно заказал все самое ее любимое – цыпленка, салат и мороженое.
– Паша, но какое отношение это убийство имеет к Калининой?
– Женечка, что-то ты нюх потеряла! – воскликнул отчего-то довольный Борис. – Как же ты не понимаешь? Эти девчонки, убив тетку-благодетельницу, когда поняли, что их подозревают, несмотря на отлично подготовленное алиби, и что эта девушка-следователь Плохова не поведется на подставленного ими соседа-пенсионера, которому они подкинули кольцо, не говоря уже про нож с отпечатками его пальцев, решили убить и ее!
– Да нет, это-то я понимаю… Но даже если учесть, что эти две девушки и похожи, как можно было их спутать? Одна живет в районе Павелецкого вокзала, это я о жертве, а другая, Плохова, где, Паша?
– На «ВДНХ».
– Если эти девчонки решили убить следователя, то, наверное, они проследили бы за ней. Хотя…
Женя тряхнула головой и даже выпрямила спину, словно таким образом могла бы привести в порядок мысли и чувства.
– Паша, но если девушек Ларис на самом деле спутали, то нам надо как можно скорее получить фотографии других девушек, монстров-убийц, чтобы проверить, не заглядывали ли они в тот вечер в театр в доме Калининой. Потому что только через театр они могли бы беспрепятственно войти в подъезд, а потом и в квартиру Ларисы.
– Ну вот наконец-то! Узнаю Женю! – расплылся в улыбке Борис. В эту минуту он так сильно внешне и голосом напомнил Жене его брата Петра, добрейшего и великодушнейшего из всех, кого она знала, что по коже побежали мурашки. – Эх, жаль, что у меня много работы, иначе взялся бы защитить пенсионера, на которого повесили всех собак.
Борис был таким милым в эту минуту, пребывая в отличном настроении, что Женю отпустило. И голова ее заработала, она оживилась, глаза заблестели.
– Как же я люблю такие загадки! Уф, Паша, прямо жить хочется!
Она вздрогнула, когда почувствовала, как ладонь мужа легла на ее руку и легонько сжала ее. Он словно приободрял ее, напоминая о том, что они снова вместе. Или же (от этой мысли она обмерла) легонько так упрекнул, что в ее радостном восклицании она упомянула Павла, а не его?
И тогда она ответила на его пожатие.
16. Август 2024 г.
Вера
А я вообще ни при чем. Это не я сделала. У меня железное алиби. И никогда и никто не сможет доказать, что я была как бы заказчица убийства. Звучит, конечно, жутко, ничего не скажешь.
Конечно, смерть Елены Ивановны – трагедия, кто ж спорит. Но, с другой стороны, это моя свобода. Свобода и богатство.
Понимала ли я, какие могут быть последствия? Да, конечно. Правда, как-то пока однобоко: райская жизнь, что же еще?! Но не могла не понимать и того, что теперь мы с Олей будем повязаны на всю жизнь. Что какую-то часть своего наследства я должна буду отстегнуть ей. Одну из теткиных квартир точно должна буду отдать. Но мне и не жалко будет. Ведь это она должна была сделать самую грязную и опасную работу.
Я много раз во время наших обсуждений спрашивала ее, способна ли она будет это сделать. Мы перебрали множество разных способов убийства, но потом пришли к выводу, что даже не это важно. Важным по нашему плану было подставить этого Шарова, явно планировавшего прибрать к рукам богатство тетки. Он спаивал ее, так и соседи говорили. Каждый вечер они с Еленой выпивали, причем у нее дома. Он приносил выпивку, она накрывала на стол, готовила разные закуски, включала музыку, и они вдвоем, как влюбленные, довольно весело и беспечно проводили время. И хотя моя тетка была как кремень, когда речь заходила о мужчинах, но алкоголь мог сыграть с ней злую шутку. Кто знает, а вдруг бы она согласилась спьяну выйти за него замуж, и тогда наша прекрасная жизнь с Олей полетела бы к чертям собачьим! Нет-нет, за такое надо наказывать. Потому что уж если мы с Олей приговорили тетку к смерти, решив, что она и без того долго и сладко прожила, то неужели у этого Шарова, наблюдавшего сытую и роскошную жизнь своей соседки, ни разу не возникла мысль жениться на ней, чтобы потом убить и завладеть ее деньгами и квартирами? Вот почему мы решили подставить именно его.
Сначала Оля предложила задушить Елену ремнем Шарова, на котором есть следы его пальцев, но потом решила, что не сможет это сделать чисто физически. Душить ремнем – долго и опасно. Можно и не задушить до смерти. Опыта-то никакого нет. Хотя Оля пыталась потренироваться на мне, накидывала мне на шею кожаный поясок от юбки. Причем несколько раз.
– Знаешь, я могу промахнуться, и ремень ляжет криво, не попадет на горло, тетка твоя закричит, захрипит, а вдруг еще схватит меня руками, и руки ее окажутся сильными? Нет-нет. Нужен такой способ, чтобы она быстро умерла.
Думали мы и об отравлении. Но для этого надо где-то найти яд. А это не так-то просто. Вдруг отследят, где Оля покупала крысиный яд или какое-нибудь другое смертельное лекарство, лошадиная доза которого может отправить ее на тот свет? К тому же здоровье у тетки отменное, она может и выжить. Нет-нет, отравление – не для нас.
Оставался нож. Обыкновенный нож, желательно из кухни Шарова. Попасть к нему в дом было проще простого. Он так часто захаживал к Елене, что даже дверь свою не запирал. Знал, что чужие здесь не ходят, к тому же когда лет двадцать живешь в одном и том же месте, то привыкаешь и не думаешь об опасности, о том, что в дом может войти посторонний.
Мы так и сделали. Приехали в гости к тетке на дачу, привезли напеченных Олей пирогов, конфет (как будто бы у Елены такого добра не водилось), посидели, почаевничали, потом, конечно же, прибежал Шаров. Глазками своими зырк-зырк, внимательно так осмотрел нас, начал задавать какие-то дурацкие вопросы про наши профессии, спросил про личную жизнь, знаете, как по-стариковски пожилые люди спрашивают, не собираемся ли мы, мол, замуж. Хотел узнать, наверное, как долго мы еще будем сидеть на теткиной шее.
Мы, не сговариваясь, почти хором ответили, что замуж пока не собираемся, что надо сначала освоить профессию, научиться зарабатывать, а уж потом можно будет подумать и о личной жизни. Кстати говоря, на тот момент это было чистой правдой. Да, после скандала с Германом и его выдворением мы с Олей вообще замерли, перепугались и со страхом стали ждать так называемых санкций. Наказания, одним словом. Мне-то было легче, все-таки Елена была моей теткой, и уж на улицу она бы меня точно не выставила. И с голоду не дала бы помереть. К тому же у меня была хорошая защитница на все времена – Эмма Карловна. Женщина, кстати говоря, совершенно других принципов, нежели моя тетка. Она-то как раз любила мужчин, понимала влюбленных женщин и много прекрасных вещей сшила именно к любовным свиданиям своих клиенток. Даже