Другой крупный деятель Государственной думы А.Ф. Керенский писал позднее об этих судьбоносных для России днях: «В тот момент я ясно понял, что в грядущую войну будет вовлечен весь русский народ и что он выполнит свой долг. […] Эта вторая война за национальное выживание (первая была в 1812 году) предоставила царю уникальную возможность протянуть руку дружбы народу, обеспечив тем самым победу и упрочение монархии на долгие годы»[2].
Эта война вызвала всенародный патриотический всплеск. 5 августа Санкт-Петербург переименовали в Петроград, символически открещиваясь от всего «немецкого» даже в названиях. Сама война называлась тогда не мировой (и не Первой мировой — этот термин, как известно, утвердился в исторической литературе значительно позже). В народе ее коротко назвали «германской», а официально Великой. А поскольку опасность нависла над самим Отечеством и война началась при общей народной поддержке, то привилось и другое официальное наименование — Вторая Великая Отечественная.
Следует особо подчеркнуть, что всплеск патриотизма выражался не только в манифестациях, шествиях и немецких погромах (для этого не обязательно быть патриотом), но, главное, в готовности к самопожертвованию. Достаточно напомнить, что первая из девятнадцати мобилизаций военного времени не просто прошла успешно, быстро и планомерно (явка призывников была почти стопроцентной), но и породила мощное добровольческое движение, охватившее часть молодежи, имевшей отсрочку от призыва в армию. Записывались в армию даже рабочие, имевшие бронь на оборонных заводах, студенты, интеллигенция. Добровольно ушли в армию писатели A.И. Куприн, В.В. Вересаев, поэты С.А. Есенин, Н.С. Гумилев и другие. Мальчишкой сбежал на фронт и B.В. Вишневский. Даже находившиеся в ссылке революционеры подавали прошение местным властям о желании вступить в ряды действующей армии. «Вся нация, жители больших и малых городов, — вспоминал А.Ф. Керенский, — как и в сельской местности, инстинктивно почувствовали, что война с Германией на многие годы вперед определит политическую судьбу России. Доказательством тому было отношение людей к мобилизации. Учитывая огромные просторы страны, ее результаты произвели внушительное впечатление: лишь 4 процента военнообязанных не прибыли в срок к месту приписки. Другим доказательством явилось неожиданное изменение в умонастроениях промышленного пролетариата. К удивлению и возмущению марксистов и других книжных социалистов, русский рабочий, так же как французский и германский, проявил себя в той же степени патриотом, как и его «классовый враг»»[3].
Тогда же началось и женское добровольческое движение. Молодые женщины из разных концов страны стремились оказаться на фронте. Яркий пример тому — история сибирской крестьянки М.Л. Бочкаревой. Она впоследствии вспоминала: «Мое сердце стремилось туда — в кипящий котел, принять крещение в огне, закалиться в лаве. Дух жертвоприношения вселился в меня. Моя страна звала меня»[4]. Прибыв на сборный пункт, Бочкарева обратилась с просьбой зачислить ее вольноопределяющейся, но получила отказ, так как женщин в армию не брали. Тогда она послала телеграмму (поскольку не умела писать) Николаю II и вскоре получила высочайшее разрешение. Как известно эта храбрая женщина прошла всю войну, была четыре раза ранена, стала полным Георгиевским кавалером и дослужилась до чина поручика. А в 1917 г. стала организатором женских ударных батальонов.
Вятская крестьянка А.Т. Палыпина повторила подвиг героини Отечественной войны 1812 г. Н.А. Дуровой: она с 1914 г. храбро воевала под видом мужчины, стала Георгиевским кавалером, дослужилась до чина младшего унтер-офицера. Только после очередного серьезного ранения А.Т. Палыпина покинула Действующую армию летом 1917 г.
Императрица Александра Федоровна и ее две старшие дочери работали медицинскими сестрами в Царскосельском госпитале. Великая княгиня Ольга Александровна также стала сестрой милосердия. Их патриотическому примеру последовали другие представительницы аристократии.
В первые дни войны был образован Всероссийский союз помощи раненым во главе с князем Г.Е. Львовым, затем Всероссийский городской союз во главе с московским городским головой М.В. Челноковым. Позже, в июле 1915 г., эти союзы слились в Союз земств и городов (Земгор), председателем которого стал Г.Е. Львов. Другой известный политический и общественный деятель — лидер партии октябристов А.И. Гучков — в качестве особо уполномоченного Российского общества Красного Креста (РОКК) занимался организацией в действующей армии полевых госпиталей. В короткий срок развернулась деятельность добровольного Общества помощи жертвам войны, Союза Георгиевских кавалеров и ряда других общественных организаций. Возникли также Комитет по оказанию помощи семьям лиц, призванных на войну, Комитет «Книга — солдату», Московский комитет по снабжению табаком воинов передовых позиций и другие. Благотворительные мероприятия проводили работники почты, телеграфа, пожарные, художники, артисты и другие.
Надо сказать, что российская творческая интеллигенция всегда почитала за честь участие в деле благотворительности. В годы Первой мировой войны ее представители стремились не только внести свою лепту в помощь ближнему, но и убедить его в исторической неизбежности происходящего, вселить уверенность в победу над врагом. Не случайно крупнейшие живописцы и графики (в их числе были братья A.M. и В.М. Васнецовы, К.А. Коровин, Л.О. Пастернак, Н.С. Самокиш, С.А. Виноградов, Г.П. Пашков, И.А. Владимиров, Б.М. Кустодиев, И.И. Нивинский) обратились к массовым видам искусства — журнальной графике, карикатуре, лубку, плакату, художественной почтовой открытке.
По некоторым версиям, даже песня «Священная война», звавшая народ на борьбу: «Вставай, страна огромная. Вставай на смертный бой», была написана еще в годы Первой мировой войны учителем из г. Рыбинска А.А. Боде, только слова были чуть-чуть другие: «С германской силой темною, с тевтонскою ордой…». А в 1937 г., будучи «русским немцем» и поэтому не имея шансов донести ее до слушателей, Боде подарил свою песню (слова и мотив) известному советскому поэту В.И. Лебедеву-Кумачу[5].
В.А. Гиляровский (знаменитый «дядя Гиляй») в самом начале войны написал текст песни «Марш Сибирского полка», начинавшийся словами: «Из тайги, тайги дремучей от Амура от реки…». Вскоре она стала полюбившимся маршем всех солдат-фронтовиков. В годы Гражданской войны текст Гиляровского «переработал» С. Алымов[6] (несколько лет тому назад авторство стали приписывать П.С. Парфенову). В советское время марш стал известен как марш дальневосточных партизан «По долинам и по взгорьям», а подлинный текст был забыт на многие десятилетия.
Таким образом, все слои российского общества с должным пониманием и с готовностью к самопожертвованию отнеслись к начавшейся войне.
Итак, агрессор напал на Россию (это касается и Германии, и Австро-Венгрии, и Турции; причем Турция в октябре 1914 г. — напала вероломно, без объявления войны, нанеся удар по российским черноморским портам) — и это было юридическим фактом.
Механизм Антанты приводился в действие только при условии — враждебной инициативы Германии. Поэтому война России на австро-германском фронте носила оборонительный характер. Да и создание Антанты было реакцией на сколачивание Тройственного союза, на усиление Германии и попыткой не допустить германской гегемонии на европейском континенте. Отторжение каких-либо территорий от Австро-Венгрии и Германии с включением их в состав России до войны не планировалось.
Таким образом, крупные военно-политические союзы повязали своих участников как бы круговой порукой — и по цепочке все начали вступать в войну. Включилась логика коалиционной войны.
Российское правительство уже во время войны сформулировало основные цели войны, стержнем которых являлась борьба с германской агрессией[7].
Советский историк Ф.И. Нотович подробно охарактеризовала сущность германской агрессии в эпоху Первой мировой войны[8]. Филипп Иванович стал одним из первых профессоров МГИМО, а в 1921–1930 гг. являлся сотрудником Наркомата иностранных дел и имел доступ к оригинальным документам, используемым им на страницах своего труда. Он обстоятельно доказал тот факт, что Германская империя начала Первую мировую войну с определенными целями, имея заранее разработанную программу покорения народов Европы в качестве основы для последующего завоевания мирового господства.
Как известно, задолго до войны политиками и учеными Второго Рейха была разработана концепция полноценности германской расы и покорения ею большей части мира. Утверждалось, что немцы являются народом № 1. Именно германский народ — создатель и носитель истинной культуры и государственных начал. Пангерманисты ввели деление народов на «полноценные» и «неполноценные». Декларировалось, что последние (как и подобает низшим животным) размножаются гораздо быстрее «полноценных» — и немцам, как «полноценному» народу, чтобы не быть задавленным (ведь тогда погибнет вся 1000-летняя культура человечества) остается покорять «неполноценные», подчиняя Европу, завоевывая мировое господство чтобы, в итоге, установить «новый порядок» на Земле.
Уже в первой половине XIX в. появилась политическая «теория» о «государственных» и «негосударственных» нациях, а также о «творческих» нациях и нациях, призванных служить навозом для «творческих». К первой категории относились немцы, а ко второй — романские и славянские народы. В 50-х гг. этого века баварский генерал Гайльбраннер обосновывал необходимость немецкого владычества над Италией: ведь Италия просто не в состоянии оставаться независимой. А Австрия порабощает итальянские территории «от имени всей Германии». Именно в эти годы появилась программа создания немецкой «Срединной Европы», и в нее должны были войти многие славянские и романские земли.