Доярка. Щупай, пожалуйста. Не фальшивые, своим трудом нажитые на родное рабоче-крестьянское государство. Небось не на помещика.
Писатель (щупает). Хорошие цыцки. В поэму.
Доярка. Не в том сейчас дело. Скажите лучше, чего вызвали?
Рабочий-рационализатор (подходя). Зачем вызов? Ась? Надо сразу знать, как тебя рабоче-крестьянское государство вызывает. Небось государственный вопрос будут принимать.
Писатель (хитро подмигивает). Да уж будет вопросик такой, что любая другая капиталистическая держава шею себе на таком вопросике сломит.
Рабочий. Вот и у меня такая думка. Прихожу это я со смены, после выполнения и перевыполнения, а Манька еще у крыльца меня сторожит. "Слышь ты, - говорит, - отмывай харю скорей, да беги в партийный дом добавку к Сталинской премии получать". Я и прибыл, отмывши-то харю.
Корреспондент. За чем придешь, того никогда не найдешь, товарищ Многостаночников. Тут поглубже, брат, фрезеруй. Дела.
Тенор (хранивший глубокое молчание). Что касается меня, то я единственно абсолютно интересуюсь дилеммой [вариант: идеей фикс], до каких эпох будут давать разоблаченным в историческом постановлении от 10 февраля 1948 года об опере Вано Мура "Великая Дружба" всяким эстетам, формалистам и космополитам иметь от себя детей. И сегодня это дитятко абсолютно получит свой финита ля комедия!
(Повернувшись на каблуках, уходит)
Писатель. Факт!
(Уходит в другую сторону)
(Входит Ректор Московского университета)
Ректор. Никто не знает, зачем вызвали? С завтрашнего дня начинаем жидов бить во славу великого русского народа?
(Уходит)
(Входит Дипломат. Быстро и озабоченно подходит к группе)
Дипломат (тревожно). Зачем вызвали?
(Мгновенье стоит, тупо смотря на присутствующих, и проходит дальше)
(Входит Секретарь райкома. Подходит к группе)
Секретарь. Что такое? Вы понимаете, что значит в такое напряженное время такой срочный вызов?
(Проходит)
(Входит Прокурор)
Прокурор. Что случилось? Не иначе, как амнистия. Я бы им дал, сволочам, амнистию!
(Уходит)
(Входит Историк)
Историк. Что это? Что это? Прямо все поджилки трясутся. При такой напряженной международной обстановке, я уверяю вас, что это будет новое снижение цен на табак, вино-водочные изделия и капусту! Космополиты проклятые!
(Уходит)
(Влетает Генерал)
Генерал. Здравия желаю. Вы ничего не знаете? А я все знаю. Могу объяснить весь смысл. Будут испытывать атомную бомбу!
Все. Здесь?!
Генерал. На правом фланге.
(Вылетает)
(Входит Генрих. Он медленно движется среди присутствующих. Рассеянно
здоровается. Подходит к оторопевшей группе)
Корреспондент. Вы ничего не знаете?
Генрих. Знаю.
(Все присутствующие обступают его)
Редактор. Да что вы?
Обозреватель. Что? Что вы знаете?
Генрих. Основы марксизма-ленинизма. С первоисточниками.
(Общее почти не скрываемое разочарование)
Корреспондент (имитируя глубокое уважение к такого рода познаниям, но с внутренним разочарованием). Вот это прекрасно! Это, можно сказать, - все! Человек, вооруженный теорией марксизма-ленинизма с первоисточниками, может перевернуть мир. Что же это вам дает?
Генрих. Картину будущего.
(Отходит)
Корреспондент. Картину будущего! Скажите, пожалуйста! Я все знаю! Я знаю марксизм-ленинизм! Какой апломб! А где скромность, украшающая настоящего большевика? Я скажу вам: он такой же большевик, как я проститутка! Вот кто он!
Обозреватель. Можно подумать, что нам не ясна картина будущего! Разгромили Зощенко с Ахматовой? Разгромили. Репертуар драматических театров и меры по его улучшению разгромили? Факт. Кинофильм "Большая жизнь" разоблачили? Разоблачили. Ване Мурадели всыпали? Всыпали. Осталась еще кое-какая идейно-недобитая внутренняя сволочь, а там, глядишь, в Корее управимся, разобьем шакала Тито, разгромим американских фашистов, скрутим всех ихних и вокруг зашумят гениальные сталинские лесозащитные полосы и будет коммунизм. Вот что дает знание марксизма-ленинизма!
Писатель. Факт!
(Входит Начальник канцелярии Верховного Идеолога. Все устремляются к нему)
Редактор. Что случилось? Ах, вы все знаете! А мы ничего не знаем! Скажите нам все, что вы знаете!
Корреспондент. В наш век все дороги ведут к коммунизму. Когда будет коммунизм?
Историк. Цены снижать будут?
Генерал. Возьмемся за прославленное оружие?
Прокурор. Амнистию собакам будут выдавать?
Доярка. А про Сталинские премии ничего не слыхать?
Нач. канцелярии. Вы марксизм-ленинизм изучали?
Все. Еще бы. Конечно. А как же. Можете проверить. С первоисточниками.
Нач. канцелярии. Знаете, в какое напряженное время живете?
Все. А то как! На зубок знаем. Это мы лучше всех знаем.
Нач. канцелярии. Ну вот и вес. Тогда сами все понимать должны.
(Уходит. Его провожают, пораженные тревогой и недоумением. Из глубины сцены раздается голос Генриха, о котором все забыли. Все испуганно оборачиваются к
нему)
Генрих. Вы забыли основы марксизма-ленинизма.
(Мертвая тишина. Входят Аркадий и Марианна и останавливаются в центре сцены)
Писатель (кричит). Нет, это вы забылись!
Корреспондент (кричит). Вы что же это, нас поучать вздумали?! Вы сами такой же марксист, как я - проститутка!
Член. А ну, проверим, как у него с партийными взносами?!
Редактор. Да что же это делается? Крути ему лапы, братцы!
Аркадий. Молчите. Пусть лучший из вас скажет, в чем смысл жизни [вариант: назначение] человека?
Доярка (входя). А ежели при коммунизме даровой хлеб будет, так это я могу по пуду в каждую руку взять?
Аркадий. Не будет вам коммунизма.
Редактор (озлясь до крайней степени). А тебе будет?
Аркадий. Мне не нужен ваш коммунизм.
(Мертвая тишина. Всех присутствующих коснулось крыло смерти)
Обозреватель. Ну и хрен с тобой. А нам все равно будет.
Марианна. Неправда!
(Распахивается центральная дверь. На пороге появляется Начальник канцелярии. Он внимательно осматривает всех присутствующих и останавливает взгляд на
Марианне)
Нач. канцелярии (властно). Ну!
Марианна (опустив голову, проходит к Верховному Идеологу).
(Смятение)
Корреспондент (потирая руки). Ха-ха! Фаворитка! Помпадур! Скажите, пожалуйста! Какой апломб. "Никогда!" (Подражает) Хи-хи. Сейчас ей покажут "никогда"!
Член. Сейчас покажут.
(Генрих отводит Аркадия в дальний угол сцены)
Генрих. Что же вы молчите?
Аркадий. А зачем же вы отвели меня в самый дальний угол? (Молчание) Может быть, нужно обличать? Я не знаю. Скажите, нужно обличать?
Генрих. Тише. Что вы кричите? Конечно, нужно обличать.
Аркадий. Как, шепотом? История русской интеллигенции. Мы шумно обличали в 1916 году и в 1918-м. В 1917-м мы тихонько сидели в нетопленных кабинетах и цитировали кукиш в кармане.
Генрих. Вы не хотите понять изменений, происшедших с русской интеллигенцией за эти десятилетия.
Аркадий. Отчего же? Именно это и вызывает во мне ощущение безнадежности. Дело в том, что до этих десятилетий русская интеллигенция творила мерзость тонко и так, как будто это вовсе не мерзость, а теперь она творит ее явно и так, точно лучше и правильней нет ничего на свете. Видите ли, мелкий вор ворует только потому, что у него пустой желудок и у него нет концепции. У крупного вора желудок туго набит, и главный тезис его концепции - борьба с пошлым человечеством. Что касается русской интеллигенции, то она пошла служить в полицию. У воров с концепцией это считается самым тяжелым преступлением и карается смертью. Я забыл, как называются такие воры.
Генрих. Я могу не согласиться с диагнозом, даже не признавать болезни, но, извините, если вы признаете болезнь, устанавливаете диагноз, чувствуете себя больным, то почему же вы не лечитесь? Когда мы увидели болезнь, то мы и нашли лекарство - марксизм-ленинизм.
Аркадий. Вы не нашли никакого лекарства. Вы нашли наиболее удобную форму взаимоотношений между пациентом и лекарем: вы делаете вид, что и лекарство вам прекрасно помогает, уже помогло, и что оно вам страшно нравится. Вы такие же больные, как и мы, только не признаетесь в этом. И поэтому вы опасней нас: вы обманываете и заражаете. Неужели вы верите Шостаковичу, Сельвинскому, Эйзенштейну, Шкловскому, что они здоровые и верующие? Я не верю даже девочкам из пионерской самодеятельности, хотя они заражены еще в материнском чреве, потому что можно заставить человека не признаваться в болезни, стесняться ее, но нельзя заставить больного искренне считать болезнь большим удовольствием.
Генрих. Неужели вы не видите искренности людей, верящих в марксизм-ленинизм?
Аркадий. Верю. Но все, кого я за таких знаю, делятся на три категории. Первые - циники, которые имеют от марксизма-ленинизма все блага жизни и которые без марксизма-ленинизма потеряют все, вплоть до метлы, с которой они не умеют обращаться. Вторые - трусы, которые мало верят в марксизм-ленинизм, не больше, чем в существование ада набожные иудеи, [но] верят в могучую силу органов государственной безопасности. И, наконец, третьи - те, которые искренне верят в марксизм-ленинизм, потому что считают, что до марксизма-ленинизма люди пухли с голоду, не знали грамоты, возили на своей спине фабрикантов, что в Америке магнаты Уолл-стрита бьют рабочих и не дают им хлеба и т. д. Эти верят искренне, но потому что они дураки и невежды.
Генрих. Слушая вас, я все время старался подобрать себе подходящую категорию. Вы знаете, что я не очень стеснителен и не побоялся бы прописаться в одной из трех комнат выстроенного вами дома. Я в них не стану прописываться. Они просто мне не подходят. Дело не в том, что дом окнами-то выходит на Запад, (я плюю на эти вещи даже в этом кабинете), а в том, что домик-то - мал. Пристраивайте четвертую комнату для жильцов, ненавидящих промысел марксизма-ленинизма с ловом жирных карасей; не пошедших зазывалами в марксизм-ленинизм из боязни органов государственной безоп