— Друг с другом?
— Да, но совсем не так, как танцуют обычные люди. И они были не совсем голыми. На них была какая-то одежда, только полностью прозрачная. У некоторых девушек были очень большие…
— С этого места поподробнее, — попросил Дрю. — Детали очень важны.
— …задницы, — закончила Мэллори. — Вот что я хотела сказать. И я ненавижу себя, когда начинаю рассказывать тебе что-то серьезное.
— Вот почему я предпочитаю поцелуи серьезным разговорам. Будь умницей, — просительно произнес Дрю.
Мэллори поцеловала его. И тут ее глаза снова закатились. Дрю ахнул. Второй раз подряд! Такого еще не было.
— Мэллори! Мэллори! Эй, Бринн, очнись. Что с тобой?
Прошло всего несколько секунд.
— Оуэн, — тихо произнесла Мэллори. — Что-то случилось с Оуэном.
— Что? Что с ним могло случиться? Он дома, с нянькой. Кажется, сегодня с ним сидит Карла?
— Карла? Я ей не доверяю. Она какая-то странная. Что, если она его ударит или оставит одного… или что-нибудь в этом роде?
Внезапно Дрю и Мэлли услышали вой пожарной машины. Дорога Пилигримов была одной из четырех улиц, подобно спицам колеса расходившихся от центральной площади. От центра города до конца каждой из этих улиц было около четырех миль, за исключением аллеи, которая вела к Дептфорду и торговому центру. Таким образом, дом Мэлли находился всего в четырех милях от пожарной части.
Вой приближался, пожарные были уже совсем близко.
И вот огромная красная машина пронеслась мимо. За ней мчалась карета «скорой помощи». Оба автомобиля, визжа тормозами, остановились перед домом Мэллори. Она бросилась бежать, даже не оглянувшись на Дрю.
— Только бы не стряслось ничего ужасного! Я забираю назад все, что сказала о своем доме! — на бегу шептала она.
Мэлли ворвалась в распахнутые двери сразу за парамедиками.
Большая Карла, сгорбившись, сидела в кресле-качалке, а один из врачей уже склонился над Оуэном, который лежал на одеяле, расстеленном на полу. Не успев вбежать в дом, Мэллори услышала плач Мередит и голос Карлы, с кем-то беседовавшей по сотовому телефону. Судя по всему, последняя рассказывала о случившемся матери близнецов, сегодня дежурившей в больнице.
— Кэмпбелл, — говорила Карла, — когда я пришла, у него не было температуры. Саша сказала, что все утро он чувствовал себя прекрасно.
Мэллори смотрела на крохотное личико Оуэна с ямочкой на подбородке. Ей показалось, что его бледная кожа посерела, а дыхание напоминало хрип. Глаза мальчика были слегка приоткрыты, и в щелочках под веками виднелись белки, похожие на треснувшие сваренные вкрутую яйца.
— Он не был горячим. Его кожа не показалась мне даже теплой. И вдруг его начало рвать, — продолжала Карла. — О, Господи Иисусе, помоги ему! О, милостивый Боже! Он сейчас выглядит так же, как Элли… Такой отрешенный, с посиневшим личиком! — К удивлению близнецов, по щекам Карлы заструились слезы, ее грубые черты страдальчески исказились, а плечи затряслись от рыданий. — Я не хотела…
— Чего ты не хотела? — резко переспросила Мэллори. — Что тут вообще произошло?
— Я хотела сказать, что не хотела, чтобы он заболел… Я не должна была этого допустить. Я не должна была допустить, чтобы Элли…
Казалось, еще немного, и с Карлой случится нервный припадок. Но, сделав над собой неимоверное усилие, женщина взяла себя в руки. Она вытерла слезы и уже спокойно заговорила с медиками.
— Он был болен целый день, — зашептала сестре Мерри и на только им двоим известном языке добавила: — Фоламиш дью, Мышка, — что означало «Она просто дура». — А какое-то время назад он потерял сознание. После этого я уже ничего не видела. Я запаниковала и убежала с тренировки. Саша привезла меня домой.
Одна из нянь Оуэна, Саша Авери, недавно переехала в Риджлайн, поступив в выпускной класс местной школы, что само по себе было нелегко. Она приехала из Техаса по программе «Работа и учеба». Мерри знала ее лучше, чем Мэллори, потому что Саша тоже занималась чирлидингом[2] и своим появлением произвела в команде небольшую сенсацию. Всего за неделю, без всякого испытательного срока, ее включили в основной состав. О Саше было мало что известно. Она не любила рассказывать о себе, но, судя по всему, у нее совсем недавно умерли родители. Ее старшая сестра уже училась в колледже. Девчонки рассказывали, что Саша жила то у тетки в Дептфорде, то в какой-то семье, на которую работала. Мерри было жаль Сашу. Девушка казалась такой милой, что Мередит, готовая зубами защищать свое место в команде, совсем не возражала против того, чтобы роль звезды на какое-то время досталась Саше.
Той так не повезло в жизни.
Кроме того, рассуждала Мерри, Саша все равно не задержится в команде надолго. Через несколько месяцев она окончит школу, и это станет концом ее спортивной карьеры.
Саша начала работать у Бриннов в августе, когда Кэмпбелл поступила в медицинскую школу. Два раза в неделю по утрам она смотрела за Оуэном, зарабатывая баллы по «детскому развитию», и еще два раза работала в больнице вместе с Кэмпбелл ради оценки по «профессиональному опыту».
В этот день, когда во время тренировки Мерри вдруг заявила, что Оуэн заболел, Саша так встревожилась, что привезла девочку домой в своем маленьком, видавшем виды автомобильчике, не так давно преодолевшем путь от Техаса до Нью-Йорка. Саше необходимо было спешить на вечернюю работу, поэтому она взяла с Мередит обещание позвонить ей, как только та узнает, что случилось с малышом, которого она привыкла называть «маленьким мужичком».
Нескольких месяцев Оуэну хватило, чтобы покорить Сашино сердце. Саша не стала спрашивать, откуда Мерри знает о болезни брата, что, по мнению последней, было большой удачей. Близнецы тщательно скрывали свой дар от окружающих.
Мерри, все еще одетая в спортивный костюм, стояла на коленях. Опустив ладони на пол, она подползла к братишке, из ручонки которого уже торчала игла капельницы. Сестры знали, что пока парамедики вводят ему в кровь обычный раствор глюкозы. Это делалось на тот случай, если ребенку срочно понадобится какое-то лекарство. Ручка Оуэна была маленькой, будто кукольной, а кожа — нежной и прозрачной, и столпившиеся в кухне близнецы и Дрю радовались тому, что он, по всей видимости, не ощутил грубого вторжения иглы в тонкую, как паутинка, вену.
— Сегодня в школе я целый день видела, как его рвет, — повторила Мередит.
Ей не надо было объяснять сестре, каким образом, находясь в школе, она увидела, как тошнит маленького братишку. Но она не могла знать, что будет после этого. Будущее могла видеть только Мэлли. Одним из противоречивых осложнений, сопровождавших дар, было то, что, когда речь шла об очень близком человеке, Мэлли лишь в самый последний момент осознавала катастрофичность ситуации. А иногда ей и вовсе ничего не «показывали». Впрочем, видения ничем не напоминали домашнее кино с его четкой последовательностью событий. Они скорее были похожи на мутные слайд-шоу, бич студентов-биологов.
Внезапно стоящая рядом с сестрой Мэлли обмякла.
Дрю, вслед за всеми протиснувшийся в кухню, бросился к ней, распознав моментальный транс, обычно сопровождавший дневные грезы. Но Мэллори уже приходила в себя. Кроме Дрю, никто ничего не заметил.
— Сиоу, — сообщила Мэллори, обращаясь к Мерри на их языке.
Это означало «боль» или «тревога». Она увидела руку, вытиравшую подбородок Оуэна, которого рвало так обильно, что он в конце концов потерял сознание. По какой-то загадочной причине в этом ласковом жесте ощущалось нечто зловещее.
Ко всему прочему, приступ рвоты был отображен как уже происшедший!
Видение Мэллори сообщило ей, что это был не последний раз. Это еще повторится.
Она хотела поподробнее рассказать об этом Мерри, но тут подала голос женщина-парамедик.
— Он приходит в себя, — тихо произнесла она. — Мы забираем его в больницу.
Мерри и Мэлли переглянулись.
Каждая из них слышала отголоски мыслей сестры. Обеих волновал вопрос, не является ли обморок Оуэна признаком того, что и он наделен теми же ужасающими способностями, что и они. Хуже того — а вдруг у этого малыша, родившегося так поздно, что они чувствовали себя скорее его тетушками, чем сестрами, начинается грипп? А вдруг у него обнаружится какая-то жуткая болезнь, которая навеки разлучит их с братом? Ни близнецы, ни Адам не ожидали, что полюбят Оуэна так безоглядно, на грани помешательства. Но Оуэн покорил их всех, и они соперничали за право быть его любимцем, наперебой стараясь завоевать сердечко малыша.
— Я тоже поеду, — заявила Карла, натягивая свою оранжевую куртку. Она понюхала рукав. — Вот черт! Воняет дымом. Жаль, что девчонки с работы, после того как выходят покурить, не вешают свою одежду куда-нибудь в другое место.
Услышав это, Мэлли с облегчением вздохнула. По крайней мере, Карла не курит у них в доме, если только она не пытается замести следы. Сестры и раньше замечали, что от Карлы пахнет табаком. Но больше всего они опасались того, что она оставляет Оуэна без присмотра, чтобы выскочить на заднее крыльцо и перекурить.
— Подожди! — воскликнула Мерри, когда Карла нашла сумку и собралась покинуть дом вместе с парамедиками. — Он мой брат.
— Но чем ты можешь помочь? — с высоты своего профессионализма поинтересовалась Карла. — Тебя здесь не было, когда его стошнило. Ты не сможешь описать его состояние ни маме, ни врачам. Кроме того, ты что, собираешься оставить Адама одного?
— Вряд ли, — отозвалась Мэллори. — Пожалуй, ты права.
— Просто я считала, что поехать должна одна из нас, — упорствовала Мерри.
— Мы можем взять только одного человека, — сообщила им врач.
Медики уже укрыли Оуэна и бережно переложили его на синие пластиковые носилки с ремнями, застегнув их поперек груди и бедер малыша.
— Сесся! — заплакал он, окончательно проснувшись и заметив девочек.
Так он называл обеих сестричек. Оуэн всхлипывал, но его щеки оставались сухими. Он попытался сесть.