Михаил с трудом дождался двадцати одного года – вожделенной даты, давшей ему наконец право распоряжаться отцовским капиталом и собственной жизнью. Но вот все формальности по вступлению в наследство завершены, и он – миллионер.
Первое, что Михаил сделал (отчасти назло матери), – предложил руку и сердце бесприданнице Маргарите Мамонтовой. Да, это был мезальянс… Но Варвара Алексеевна лишь махнула рукой – она была слишком занята собственной жизнью, чтобы держать у своего подола взрослого сына и устраивать судьбу мальчика – пусть уж живет как хочет и в невесты себе берет кого вздумает… В конце концов, в роду Морозовых случались и более странные браки.
А Маргарита Оттовна Мамонтова была вне себя от радости, что ее доченьке улыбнулась такая удача – самый завидный московский жених руку просит… Тут уж не до капризов. О дурной наследственности Михаила Морозова, которая не была тайной ни для кого в Москве, и о психических заболеваниях в его роду мать невесты задумываться не стала. Что уж, все одно. Таким женихам не отказывают.
Швеи в модной мастерской Маргариты Оттовны засели за работу – несколько элегантных нарядов были тем жалким приданым, которое хозяйка только и смогла дать за дочерью, выходившей замуж за миллионщика…
О готовящемся браке судачила вся Москва. Почтенную родительницу и ее юную дочь-невесту подозревали в корыстном расчете, в желании продать свой товар – молодость и красоту юной девицы – подороже. Острословы говорили: «Это брак по любви. Маргарита влюблена в миллионы своего жениха, во все, что ему принадлежит, только не в него самого. Но это пустяки. Что бы ни любить, лишь бы любить сильно и искренне».
Жених и вправду не был красавцем – полноватый, коренастый, с ранними залысинами, с темными глазами-буравчиками… Разве в такого могла влюбиться первая красавица? Конечно же, дело в деньгах, и только в них…
Никто не понимал, что Михаилу удалось заворожить невесту речами, забавными рассказами, покорить интеллектом. Он учился в университете, он знал так много интересного, что молоденькая девочка, только-только выпорхнувшая из гимназии, слушала его, открыв рот.
Как ей всегда хотелось таких высоких, духовных разговоров и как не хватало их в собственном доме, где матушка занималась лишь приземленными, бытовыми вопросами, поглощавшими все ее время и силы, а младшая сестренка, во всем стараясь следовать старшей, лишь эхом повторяла суждения Маргариты по всем вопросам, не смея спорить и отстаивать собственную точку зрения…
И вот появляется человек, готовый раздвинуть для Марго неведомые горизонты, открыть ей иные миры. При чем тут внешняя красота, если Маргарита встретила в этом человеке родную душу?
Свадьбу праздновали с купеческим размахом и пышностью. Венчались молодые у Большого Вознесения на Никитской. В церкви собралась вся Москва. Поистине вся – более пестрое по составу общество трудно было вообразить. И именитое купечество, и представители старообрядческой общины, и университетские приятели Михаила, среди которых было немало дворян аристократического происхождения, и профессора, коллеги отчима жениха, и журналисты из проплаченных Морозовыми изданий, и доктора из обустроенных на морозовские деньги клиник, и представители рабочей верхушки с семейных мануфактур, явившиеся засвидетельствовать молодому хозяину почтение и глянуть, какую такую невесту-раскрасавицу он берет…
Марго немного угнетала излишняя помпезность церемонии, но она понимала, что Миша хотел прежде всего порадовать пышным празднеством ее, новобрачную. Разве за это можно сердиться? Ведь он так любит и ценит все красивое.
Роскошный свадебный обед был устроен в ресторане «Эрмитаж» (не последнее место среди московских рестораций). Не дождавшись даже окончания торжества, молодые отправились в долгое свадебное путешествие. Однако Михаил успел позаботиться, чтобы в крупных газетах в колонках светской хроники непременно появились отчеты о его бракосочетании, причем подробные – с именами почетных гостей, описанием нарядов и меню свадебного угощения.
Это тоже было немножко смешно и стыдно, но простительно – имеет же человек право на маленькие невинные слабости.
Месяц молодожены провели в Петербурге, месяц в Париже, потом переехали в Ниццу, где задержались еще на полтора месяца… Восемнадцатилетней Маргарите, не привыкшей в доме матери к особой роскоши, все было в диковинку – дорогие отели со специальными, богатыми номерами для новобрачных, утопавшими в цветах, лучшие европейские рестораны, сверкающие магазины, где можно было не стесняться в средствах, выбирая покупки.
Молодые частенько посещали оперу, которую Маргарита любила с самого детства, побывали в лучших музеях Петербурга и Парижа, выезжали на самые интересные экскурсионные маршруты.
Михаилу Морозову очень нравилось баловать молоденькую жену. Семейная жизнь обещала стать вечным праздником…
По возвращении в Москву Михаил преподнес жене еще один царский подарок – особняк-дворец на Смоленском бульваре. Благородный, но скромный уличный фасад этого особняка не дает представления о роскоши внутренних интерьеров, поражавших воображение современников – зимний сад, фонтаны, египетский, китайский, помпейский и мавританский залы…
К созданию этого дома приложили руку два очень известных архитектора. Проект разрабатывал Александр Резанов, учредитель Санкт-Петербургского общества архитекторов и почетный член Королевского института британских архитекторов. (Среди его проектов – дворец в Бородино и главный усадебный дом в Покровском-Стрешнево, а также Пассаж на Кузнецком Мосту.) Руководил постройкой ученик Резанова, профессор архитектуры Семен Дмитриев.
Казалось бы, такие мастера должны были создать настоящий шедевр. И «палаццо» на Смоленском бульваре именно так в купеческом обществе и воспринимали – дворец, как есть дворец. Михаил, еще не привыкший к свалившимся на него большим деньгам и с удовольствием игравший в «богатого барина», откупил особняк у прежних хозяев, купеческого семейства чаеторговцев Поповых, и с удовольствием занялся новым домом, обустраивая его на широкую ногу – шире, много шире, чем у Поповых, так, чтобы все чувствовали!
И главной задачей, как и у большинства купеческих семейств, было желание показать родовитым отпрыскам знатных дворянских фамилий, которых так много обитало здесь, в окрестностях Арбата, кто теперь новые хозяева жизни. Любил молодой наследник порассуждать, что нынче вокруг капитала все в мире вращается, и все оказалось в руках третьего сословия, которое еще себя выкажет. А дворяне обеднели и вообще-то вырождаются… Куда им с промышленниками тягаться.
Михаил полагал себя более опытным и сведущим в жизни человеком, чем юная супруга, которую он считал глупенькой наивной девочкой, в связи с чем распоряжение всеми практическими делами, в том числе домашними, взял на себя.
Можно представить, как угнетало это юную Маргариту Морозову. В состоятельных купеческих семьях всеми бытовыми проблемами – приобретением мебели и других предметов обстановки, сервизов, хрусталя, оформлением интерьеров, составлением меню обедов, повседневных и праздничных, пополнением домашних припасов – обычно по традиции руководили жены, хозяйки, они же контролировали труд горничных, кухарок, прачек… Да и сам дом, принадлежащий семье, чаще всего оформлялся на имя супруги хозяина.
Это неписаное правило основывалось не только на почтительном отношении к хозяйке дома. В купеческой среде, где удача в делах преходяща и никто не застрахован от возможного банкротства, считалось благоразумным, чтобы дом и вся обстановка были записаны на имя жены и не пошли бы с молотка в случае финансовых бед главы семейства.
Молодые жены состоятельных промышленников, обустраивая семейное гнездо, полагались на собственный вкус. Маргарита, став хозяйкой большого богатого дома, тоже мечтала о том, как, руководствуясь своими представлениями о красоте и уюте, с любовью «совьет гнездышко» для своей семьи и будущих детей.
Однако ее представлениями о красоте никто не счел нужным поинтересоваться. Напротив, Михаил Морозов сразу же постарался полностью оградить свою супругу от решения бытовых вопросов, может быть, из лучших побуждений, оберегая восемнадцатилетнюю девочку-жену от забот, а может быть, просто не доверяя…
Их дом, как Михаилу и мечталось, был поставлен на самую широкую ногу. Молодой хозяин устроил в подвале собственную электрическую станцию и нанял электротехников. Залитый огнями особняк Морозовых казался окружающим сказочным дворцом, и это было предметом особой гордости хозяина, о чем он часто не без тщеславия к месту и не к месту напоминал.
Окрестные дворяне такого не имели… Например, семейство тестя П.А. Столыпина, видного сановника Б.А. Нейгардта, проживавшего неподалеку от Морозовых, на Арбате в собственном доме, обходилось без электричества еще много-много лет. Только в 1903 году, уже после смерти главы семейства, Нейгардты смогли, наконец, обзавестись этим редким чудом – электрическим светом. Дочь Столыпина Мария вспоминала, как весной 1903 года гостила в доме бабушки, Марии Александровны Нейгардт (особы весьма родовитой, правнучки великого Суворова и внучки графа Зубова, участника заговора против императора Павла):
«Первое, что бабушка сделала, когда мы приехали, подвела меня к какой-то кнопке на стене и с таинственной улыбкой сказала: „Поверни-ка эту штучку“. Когда комнату залил яркий свет, столь непривычный в этих старых стенах, не знаю, кто веселее засмеялся, семнадцатилетняя внучка или семидесятилетняя бабушка».
А у потомка купцов Михаила Морозова электричество в доме было проведено аж за двенадцать лет до этого! Вот так-то.
Михаил завел два выезда с прекрасными лошадьми – один себе, другой жене, нанял кучеров и конюхов. Прислуги в доме вообще было множество – повара, горничные, садовники, прачки, работавшие в домашней прачечной, ключница, следившая за порядком в кладовых и своевременным пополнением запасов, буфетчик, швейцар, камердинер. При кухне держали на жаловании специального «кухонного мужика», основной обязанностью которого было ставить и подавать самовары… Весь цокольный этаж особняка был занят службами и людскими, где слуги проживали целыми семьями.