ший,
Отпрыск местного дворянина,
Кавалер Фабиан из Эрреры.
Все со мною водил беседы
Этот сын господина Эрреры,
И любил он мои ответы
На свои вопросы и речи!
Но не зря говорит поговорка:
“Сладость горечью обернется” —
Потеряла я скоро душу,
Убежала она к Фабиану –
Приманил он ее любовью.
И оставшись с пустынным сердцем,
Вопросила я кавалера:
Не имеет ли он желанья
Взять меня в законные жены.
Вот, что я в ответ получила:
Не гожусь, мол, ему я в жены –
Недостаточно я богата,
Да и род не такой высокий,
И к тому же ему повстречалась
Очень славная дама недавно…
Это выслушав, я удалилась,
И, подобно раненой львице,
В тихой ярости, в страшном гневе
В свое логово воротилась –
Подождать наступленья ночи,
А потом отомстить за обиду.
Поменяла я одеянье,
Облачилась в камзол красивый,
Опоясалась острой шпагой,
Карабин тугой зарядила
И, еще подождав немного,
Вышла в ночь искать кавалера.
Но недолго пришлось бродить мне,
Увидала его я скоро –
Он стоял под резным балконом,
С новой дамой воркуя нежно.
Подойдя к нему, я сказала:
“Что, предатель и хлыщ отвратный,
Надо мною ты надругался
И над родом моим глумился.
Видно, думал, что мне подобных
Предстоит тебе встретить много…
Вот пришла я к тебе, давай же,
Поскорее лиши меня жизни,
А не то смотри, час не ровен,
Я другое найду утешенье.
Что уставился ты, бояка?”
Встав в позицию, он защищался.
Бился он вообще-то отважно,
Но ему ли со мной тягаться? –
Нанесла я четыре укола,
А от пятого он повалился.
Разразилась криками дама,
Увидав, что ее ненаглядный
На земле лежит неподвижно.
Я курок спустила, и пава,
Как овечка, на бок упала.
Тут уж кликнули люди стражей,
Но схватить меня не успели,
Я заранее все рассчитала
И к утру оказалась в Уэске[15].
Навсегда мне пришлось покинуть
Нашу славную милую землю,
Мой родной и любимый город.
Из Уэски ушла я в Памплону[16]:
В плодородной земле Амальфеи[17]
Я до самой весны просидела.
Там же я поменяла имя –
Стала зваться я доном Раймундо,
Уважать меня быстро стали
За отвагу мою и ярость.
Дальше, в Сеуту[18] перебравшись,
Я четырнадцать месяцев кряду
Ремеслу обучалась солдата,
А потом в гарнизоне служила.
Там по осени, в день четвертый
Октября завязалась драка
(По какой причине – не помню),
И в пылу потасовки этой
Я лишила жизни сержанта,
Что на ругань был больно щедрый.
Надо было бежать из Сеуты –
Я тогда на скорлупку села
И отчалила быстро в Марвелью[19].
С корабля я сошла на берег
И в порту, когда потемнело,
Стала в карты с портовыми дуться –
В дурака и в другие игры.
Как там, что там, уже не помню –
Не успела моргнуть я глазом,
Вижу – шестеро наседают.
Я одна. При таком раскладе,
Обойтись нельзя без свистульки –
Я скорее ее достала…
Трое мигом легли на землю,
Остальные же дали деру,
Чтоб судьбы избежать собратьев.
Дальше в Малаге[20] я оказалась.
Как-то раз стою на бульваре
И с торговцем веду беседу.
Вдруг подходит (подослан чертом!)
Важный член городского совета.
Говорил он со мною грубо –
Кто я, что, зачем и откуда?
Я ему – на вопрос вопросом:
Мол, твое-то какое дело?
Он же в ярости стал божиться,
Что засадит меня в колодки…
И тогда я воздела руку,
Преисполнена правого гнева,
И влепила ему по макушке –
Поплясав, он на землю рухнул.
Подоспели порядка стражи,
Говорят: “По своей ли воле
Или против – поедешь с нами!”
Я сдаваться не собиралась
И об этом им сообщила.
Достаю я скорей свистульку –
Начинается танец жаркий:
Альгвасил[21], меня попытавшись
Повалить, был в упор застрелен,
Секретарь получил не меньше –
Головою бодал он землю.
Если уж говорить по правде,
Уцелеть в заварившейся свалке
Я, конечно, не ожидала –
Там бы голову и сложила,
Если б некий храбрец-валенсиец
Не пришел бы ко мне на помощь
И меня не прикрыл бы с тыла.
Я же в ярости порубала
Наседавших – налево-направо,
Ослепленная болью и злостью
И пораненная немного.
Наконец, удалось нам отбиться
И бежали мы с поля брани,
Я на память взяла три раны,
Но они неглубокими были.
Мы в пещере передохнули,
А потом, дождавшись рассвета,
Поспешили на берег, и скоро
Нас рыбак перевез в Салобренью[22].
Дальше двинулись мы в Альпухарру[23],
А когда вошли в Альколею[24],
Вышло так, что у нас не осталось
Ни грошей, ни вещичек ценных.
И пришли мы тогда с визитом
В дом роскошный одной ростовщицы,
И, явив упорство и ловкость,
Унесли оттуда дукатов
Сорок сотен, ни больше ни меньше –
Вот уж, право, улов полновесный.
Загуляли мы, закутили…
Сколько дней пировали, не помню,
Только скоро все деньги вышли –
Как известно, легкой наживе
Задержаться в кармане трудно.
И тогда мы отправились в горы,
Валенсийские горы Юкар[25],
На высоком одном перевале
Мы засели вдвоем в засаде.
Скоро нам купец повстречался,
Ехал он один на кобыле –
Мы на землю его повалили
И обшарили хорошенько.
Он, цепляясь за скалы и ветки,
Умолял нас: “Не убивайте!
Пожалейте, друзья! Позвольте
Поднести вам подарок скромный –
Кошелек, там тыща дукатов,
Уж простите, что небогат я…”
Кошелек мы его забрали,
Как иначе? Хороший выкуп!
Но оставили мы купчишку,
Повязав ему ноги и руки,
Прозябать на холодном склоне
И скорее прочь унеслись мы,
И по землям разным скитались:
То в горах мы сеяли ужас,
То леса наполняли страхом…
Как-то раз в порту Архидоны[26]
Повстречался нам бравый французик –
Он довольный сидел в тарантасе,
Обжимая свою мадаму.
Подхожу я к нему с вопросом:
Из какой земли незнакомец?
“Я – фламандец”, – под нос он буркнул,
Я же слышу, что врет паршивец –
Кто ж не знает французский говор!
Залепила ему, не целясь,
Так, что он завопил дичайше
И воззвал, умирая, к небу.
В шарабане немного пошарив,
Обнаружили мы монеты:
Золотых дублонов две тыщи
И серебряных тоже столько.
А потом, подойдя к мадаме,
Небольшой сундучок увидали –
Драгоценные украшенья,
Жемчуга в золотых оправах
Там лежали. На много реалов!
Я сказала ей: “Ну-ка, сука,
Дай сюда! Этот клад чудесный –
Достоянье земли испанской,
И во Францию не поедет!”
А дуреха – сопротивляться.
Мне пришлось ей разок заехать
Между рог со всего размаху,
И она повалилась наземь.
Мы в мешок богатства сложили
И сейчас же в бега пустились.
Но недолго пришлось нам бегать –
В Риогордо[27] нас повязали:
На подворье, где мы ночевали,
Нас кольцом окружили стражи…
Попытался мой добрый товарищ
Защищаться, да только скоро
Он упал с простреленной грудью.
Я одна отбивалась долго,
Не жалея ни сил, ни крови –
Заплатили хорошую цену
Неприятели: трое убитых,
А израненных – втрое больше.
Но отбиться не удалось мне…
И со связанными руками
Повезли меня стражи в Севилью,
В город славный, красивый город.
Там в суде заседают судьи,
Приговоры они выносят
Со всей строгостью, по закону.
На судилище я оказалась
И, увидев такое скопленье
Благородных степенных судий,
Вдруг размякнув, и в сильном волненьи,
Я вину за собой признала,
Все как есть мои преступленья.
Господам я сказала судьям:
“Вот я – женщина – перед вами,
Дама я, а не дон Раймундо.
Лучше б было мне не рождаться,
Ведь тогда бы не оскорбила
Я Того, кто царит над нами”.
Обыскали меня, осмотрели,
И слова мои подтвердились,
И на этом суд завершился.
Ожидать приговора долго
Не пришлось – был готов он тут же:
Искупить я должна злодейства,
На веревке повиснув скользкой.
Заковали меня в оковы
И по улицам потащили,
Всю дорогу кричал глашатай,
И зеваки на нас смотрели.
Привели на центральную площадь:
На колени я опустилась
И молилась Деве Марии,
Говоря ей: “Благая Дева,
Пресвятейшая Неба Царица,
Ты – заступница всех беззащитных,
Попроси, о Благая Матерь,
Чтобы Сын твой явил мне милость
И простил мне мой грех великий!”
Так сказала[28], и тотчас Парка
Жизни нить Эспинелы порвала,
Только труп бездушный остался.
Схоронили тело под вечер,
И по милости Бога благого
Воспарила душа Колючки,